Сокурсницы подчеркнуто отстранялись от Дрю так же, как и от самой Уны. Что не удивительно – ведь Дрю молчит только во сне, болтая громко и беспрестанно, словно представитель Таммани[35] в день выборов. А еще она собирает горошины на вилку при помощи кусочка хлеба, а не ножом – типичная деревенская привычка. Хотя сама Уна помогала бы себе руками, если бы не надо было строить из себя благовоспитанную леди. И хохотала Дрю значительно громче, чем позволяли себе их чванливые сокурсницы. Но Уна подозревала, что в глубине души они просто завидуют Дрю. Вот и весь секрет. Она видела их зеленые от зависти лица, когда Дрю в очередной раз правильно отвечала на вопрос или сдавала экзамен на отлично.
Дурочки они, недальновидные задаваки. Ну и хорошо. Зато Уне не надо ни с кем делить расположение Дрю, что очень удобно – ведь у Дрю поистине энциклопедические знания!
Но сегодня Дрю какая-то сама не своя: улыбка натянутая, глаза бегают. «Анатомия» Грэя[36] – которая обычно уже была открыта на нужной странице, утыканная закладками в нужных местах, – лежала в стороне, даже не открытая. Дрю смотрела куда-то вдаль и в задумчивости помешивала ложкой в своей чашке с молоком. От звяканья ложки все присутствовавшие в библиотеке недовольно заерзали и засопели. Мед уже давно растворился в молоке, а Дрю все размешивала и размешивала… Когда она, наконец, отложила ложку, то даже не отхлебнула молока, а просто отодвинула чашку в сторону.
Уна схватила учебник и открыла содержание. Кровеносная система. Введение. Страница семьдесят пять. На первых страницах, посвященных этой теме, были размещены иллюстрации с какими-то трубками. Одни были толстые и изогнутые. Другие – тонкие и очень разветвленные, словно корни дерева. Дрю лишь мельком взглянула на них – и сразу отвернулась.
– Так, ладно, что стряслось?
– М-м?
– Ты какая-то как не в своей тарелке.
Дрю села чуть прямее и попыталась улыбнуться.
– Ты о чем? Все в порядке. Я немного задумалась, прости. Так на чем мы остановились?
– Мы, вообще-то, еще и не начинали…
Дрю потянулась за учебником, но Уна прижала его ладонью и подалась вперед.
– Дрю, выкладывай, что происходит?
– Ой, осторожно, ты книгу помнешь!
Уна стала тянуть на себя титульную страницу учебника так, словно собирается оторвать ее. Дрю переменилась в лице и остановила ее руку.
– Ладно, ладно, не надо! Это все из-за… этой самой кровеносной системы.
– А что ты имеешь против этой системы?
– Ну… не всей системы, а именно… самой крови.
Уна хотела было рассмеяться, но увидев, что Дрю почти плачет, притворилась, что закашлялась.
– Крови?
Дрю зашикала на Уну, оглянулась на сокурсниц, сидевших в другом конце библиотеки, и прошептала Уне на ухо:
– Мне становится плохо при виде крови. Однажды я даже упала в обморок!
– Но ты же выросла в деревне! Там же скот, а значит, и кровь. Свиньи, куры, гуси…
Дрю снова зашикала на Уну, но на ее лице впервые за этот вечер отразилась тень искренней улыбки.
– Мне становится плохо только при виде крови человека, не животных.
– Так вот почему ты так побелела тогда, в первый день, при виде крови у пациента! А как же ты справляешься с этим? Разве в твоем отделении у пациентов не бывает кровотечений?
– Мне пока не приходилось видеть кровотечение у пациента. По крайней мере, не стоя прямо рядом с ним. А тебе?
Уна вспомнила операционную: окровавленные губки, руки хирурга все в крови, капли крови, мерно стекающие в поддон с опилками под операционным столом. И бесконечные окровавленные простыни, которые Уна меняла, пока сестра Кадди нависала над своим ведром. Получается, в эти три недели в отделениях ее сокурсницы в основном протирали пыль – и не более того.
– Ну… Иногда на простынях были пятна крови, но это все.
– Пятна на белье или одежде – это ерунда! Мне становится плохо, когда я вижу, как кровь вытекает из тела человека. Вот тогда я…
Дрю судорожно сглотнула.
– Ах, Уна, что же мне делать? Если мне станет плохо при виде крови в отделении, или я упаду в обморок… Меня тут же исключат!
«Не факт!» – чуть не вырвалось у Уны. Но потом она подумала, что у мисс Кадди это временное явление, а вот у Дрю…
– А когда ты подавала заявку на обучение здесь, ты об этом не думала?
– Думала, конечно, но я так хотела быть медицинской сестрой! Всегда мечтала. И я надеялась, что, попав сюда, излечусь от этого.
На этот раз Уна не сдержалась и расхохоталась.
– То есть ты думала, что, когда увидишь больше крови, тебе станет лучше?
– В принципе… да! Это как с брюссельской капустой. Чем чаще ее ешь, тем менее отвратительный вкус.
Уна никогда и не слышала ни о какой брюссельской капусте, не говоря о том, чтобы пробовать ее. Если ей что-то не нравилось на вкус, она просто выплевывала и больше не притрагивалась к этой еде. Но может быть, Дрю и права. Вспомнить хотя бы то короткое время, что Уна провела на острове Блэквелла. После первой ночи на кишащем вшами сыром матрасе она чесалась так сильно, что готова была снять с себя скальп, если бы у нее под рукой оказалась хотя бы бритва. Но к концу своего пребывания там она уже почти не замечала укусов.
– Может, мне самой написать заявление на отчисление и положить на стол мисс Перкинс, чтобы не позориться?
Дрю закрыла лицо руками и заплакала.
Уна выудила из кармана платок и протянула его Дрю.
– Не глупи!
Но Дрю так убивалась, что Уна поняла: дело серьезное. И что же ей делать, если Дрю уедет? У кого она будет списывать? Кто будет по сто раз объяснять ей все эти медицинские заумности? И кого ей подселят в комнату вместо Дрю?
Нет, нельзя этого допустить. Она повернулась к Дрю и протянула к ней руку. Но как ей утешить Дрю? Что ей сказать? Промышляющие кражами не плачут. Только напоказ, если надо кого-то отвлечь. В воровской среде не плакали ни мужчины, ни женщины, ни даже дети. Уна слегка похлопала Дрю по плечу. Она видела, что так кучера успокаивают своих лошадей. Это единственный жест утешения, который она видела в своей жизни.
В ответ Дрю бросилась Уне на шею, заливая слезами ее воротничок. Остальные косились на них и перешептывались. Уна спокойно смотрела на них с каменным лицом до тех пор, пока они не потупились в смущении. Уна вспомнила, как мама медленно, круговыми движениями гладила ее по спине, когда она болела или плакала, и стала так же гладить Дрю. Сначала та разрыдалась еще громче. Уна даже испугалась, что нечаянно сделала ей больно. Однако через пару минут рыдания начали, наконец, стихать.
Девушка откинулась в кресле и отерла щеки.
– Не знаю, чем буду жить, если не смогу стать медицинской сестрой. Я так долго мечтала об этом. С того самого дня, как в первый раз…
– Да-да, я помню, с того самого дня, как ты первый раз прочла книгу этой Хайтиндейлз.
– Найтингейл, Уна.
– О, да, конечно, я разве не так сказала? А ты никогда не думала о том, что в тот момент, когда эта самая Найтингейл в первый раз подошла к пациенту, у нее тоже не было опыта и она умела далеко не все? Там, в…
– В Крыму.
– Да-да, именно, в Крыму. Так вот я уверена, что тогда она вряд ли могла отличить верхнюю простыню от нижней. И уж будь спокойна: мисс Хэтфилд точно нашла бы, к чему придраться в ее застилании коек.
Дрю хихикнула, еще раз вытерла лицо платочком и вернула его Уне.
– Спасибо! Ты настоящая подруга, мне с тобой очень повезло!
Уна снова вжала голову в плечи.
– Я… Да не за что!
– И все же я так и не понимаю, как мне теперь быть…
– А сколько раз ты уже падала в обморок при виде крови у человека?
– Два.
– Всего-то два?
– Ну… после первого раза, когда в тринадцать лет упала, я всегда сразу отворачиваюсь или закрываю глаза при виде крови.
– В тринадцать лет? То есть ты тут проливаешь слезы, боясь повторения того, что случилось почти десять лет назад?
Уна смущенно кивнула.
– Чер… э-э… Господи! Да это уже могло пройти пятнадцать раз!
– Думаешь? Я всегда полагала, что такое не проходит.
– Есть только один способ проверить!
Уна схватила Дрю за руку и потащила ее на кухню. Там никого не было, но было слышно, как кухарка копошится в погребе. Времени мало. Уна усадила Дрю на низкую табуреточку – с нее не так опасно упасть, если что, – и стала рыться в ящиках и шкафах.
– Что ты задумала? – с тревогой в голосе спросила Дрю.
Уна взяла нож, убедилась, что он достаточно острый, и сделала надрез на мизинце. Ей было больно, но терпимо. Разрез был не очень глубокий, но из него потекла кровь. Она подставила окровавленную ладонь под нос Дрю.
– Уна, ты порезала…
Дрю привстала с табуретки, но тут же пошатнулась и осела на нее снова. Лицо ее приобрело пепельно-серый цвет, и она попыталась отвернуться.
– Нет, не отворачивайся, смотри!
Дрю скривилась, но перевела взгляд на палец Уны. Она выдержала ровно шесть секунд – Уна считала про себя, – а потом отвернулась и схватилась за живот.
– Бесполезно, видишь? – простонала она, часто дыша.
– Ерунда! – отозвалась Уна, сунув палец под струю холодной воды. От этого палец снова заболел. Шесть секунд. Маловато, конечно. Но для начала и это сойдет.
Пока Уна искала нож, она заприметила бутылочку шерри на одной из полок в шкафчике. Уна налила немного в чашку и протянула Дрю. Сделав несколько глотков, та смогла уверенно встать с табуретки. Они побежали в лекционный зал, и Уна взяла из кладовки немного пакли и бинт. Она молча протянула все это Дрю.
– Перевяжи мне палец!
– Ты с ума сошла? Я не могу!
– Да кровь уже почти остановилась! И кто там говорил, что мечтает стать медицинской сестрой?
Нехотя Дрю взяла паклю в одну руку и окровавленный мизинец Уны в другую. Руки ее были липкими от пота и сильно дрожали. Она неуклюже сделала перевязку.