Уна прыснула со смеху, глядя на результат ее трудов. И как это может быть: девушка, знающая название каждой кости в теле человека, знающая с точностью до градуса необходимую температуру в зависимости от диагноза пациента, умеющая на глаз точно отмерять нужное количество сухого вещества для правильной пропорции раствора – и не умеет наложить повязку на простейший порез.
– Бесполезно… – повторила Дрю.
Уна опустила руку, и повязка тут же упала на пол.
– Нет-нет, наоборот! – сказала она, подняв повязку. – Это же произведение искусства!
Дрю так и застыла. Уна испугалась, что та снова расплачется. Но та принялась хохотать. Уна тоже. И так они смеялись до колик.
– Чтоб я больше не слышала о том, что ты сдаешься, поняла? – сказала Уна, когда смеяться уже не было сил. – Так или иначе, мы приучим тебя к виду крови.
– Боюсь, ты так без пальцев останешься!
Уна опасалась, что так оно и будет.
Глава 23
Следующие три дня они каждый вечер прокрадывались на кухню и проделывали нехитрый тест снова. Шесть секунд – восемь – пятнадцать… Дрю каждый раз пыталась отговорить Уну резать свои пальцы ради нее, а потом благодарила и говорила, что у нее никогда не было такой преданной подруги.
Уне же совсем не нравилось играть роль такой вот преданной подруги. Уж такая прям преданность… аж противно! Для нее это была не дружба и не преданность, а холодный расчет: она хочет остаться в этой школе – значит, Дрю тоже должна остаться здесь!
Но одно дело пятнадцать секунд смотреть на еле кровящий пальчик – и совсем другое принимать пациента с отрезанной ногой или ассистировать хирургу при операции. Так что Уна скоро действительно останется без пальцев, а делать себе порезы еще где-то она не собиралась. Нужно придумать что-то более радикальное, чтобы Дрю раз и навсегда перестала бояться крови.
Уна думала об этом весь следующий день, помогая сестре Кадди – утренняя тошнота которой начала, наконец, потихоньку проходить – готовить пациента к клизме. Может, ей затащить Дрю с собой в операционную? Но две новенькие медсестры – хоть в толпе студентов, хоть в уголке рядом с операционным столом – незамеченными не останутся. Можно прыгнуть в карету скорой помощи к Конору. Но где гарантия, что у пациента, к которому они поедут, будет сильное кровотечение? Можно завалиться ночью в одно из злачных мест. Там точно завяжется кровавая потасовка, когда все изрядно выпьют. Но это огромный риск – если кто-нибудь тут узнает, они вылетят с позором без промедления. Да и сама Дрю скорее бросит школу, чем пойдет в подобное заведение.
– Придержи его! – скомандовала сестра Кадди, прервав ход авантюрных мыслей Уны. Они вместе перевернули пациента на бок с поджатыми ногами. Уна удерживала пациента в таком положении, пока сестра Кадди делала ему клизму: смесь молока, яиц и крахмала для дополнения того немногого, что этот человек мог проглотить.
Вскоре после окончания процедуры в палате появился доктор Пингри в сопровождении интернов. Пока они расспрашивали сестру Кадди о том, когда у того пациента участился пульс, а у другого начала гноиться рана, Уна занялась своими прямыми обязанностями – вытиранием пыли, перестиланием коек и подготовкой бинтов и компрессов. Но она то и дело поглядывала на врачей. Точнее, на одного из них – доктора Вестервельта. Она была уверена, что он узнал ее в операционной. Почему он не сказал ничего ни доктору Пингри, ни сестре Хэтфилд? Всегда настораживает, когда человек знает, что за другим водится какой-то грешок, но не использует это в своих интересах. Хотя… С другой стороны, что конкретно ему до того, исключат ее или нет? Скорее всего, он ничего никому не сказал, потому что считает ее – всего лишь первокурсницу на испытательном сроке – не стоящей внимания.
В задумчивости Уна полоскала тряпку в тазике с дезинфицирующим раствором так рьяно, что раствор брызнул на фартук. Она услышала за спиной тихий смех и, обернувшись, увидела, что доктор Вестервельт беззвучно посмеивается, прикрывая рот ладонью.
Больше никто этого, похоже, не заметил. Они все стояли у койки с еле дышащим пациентом, который еще вчера был вполне здоров.
– Ранние признаки сепсиса, – уверенно сказал доктор Пингри. – Вы согласны, доктор Вестервельт? Э-э… доктор Вестервельт?
Тот вздрогнул и прокашлялся.
– Я… э-э… склонен согласиться с вами.
– И какое лечение вы бы порекомендовали? – резко спросил доктор Пингри.
– Ну… Очистить рану и обработать ее пятипроцентным раствором карболовой кислоты.
– И что, ни банок, ни кровопускания?
Уна подошла поближе и стала нарочито медленно протирать стол, вслушиваясь в их разговор. Если они решат сделать кровопускание – вот он шанс излечить Дрю от приступов тошноты при виде крови. Ей просто надо будет притащить Дрю сюда, чтобы она присутствовала. Но доктор Вестервельт сделал глубокий вдох как человек, решившийся, наконец, высказать свое мнение.
– Нет! Таких рекомендаций я бы не дал.
Доктор Пингри надулся, как жаба. Он явно не привык к тому, чтобы ему перечили.
– Вы с вашими новыми веяниями! Ваш дед вылечил сотни людей от сепсиса, и он не слушал шарлатанов вроде этого вашего Листера[37]. С другой стороны, ваш отец…
Не договорив, он обернулся к сестре Кадди:
– Поставьте ему банки на полчаса – и это поднимет его на ноги. Приступайте!
Доктор Вестервельт густо покраснел при упоминании имени его отца. Если бы эти двое были сейчас на одном из грязных задних дворов, где играют на деньги в кегли, то они тут же сцепились бы друг с другом, подумала Уна. Хотя совсем не похожи на людей, посещающих подобные места.
Доктор Пингри похлопал себя по карманам и с раздражением сказал:
– Я так и не могу найти мои часы, ну куда же они могли подеваться?
– Сейчас половина двенадцатого, сэр! – тут же сказал доктор Вестервельт, указывая на большие настенные часы в палате.
– Я еще не разучился смотреть на часы! – рявкнул доктор Пингри. – Пойдемте перекусим! А после обеда вы, как я понимаю, пойдете смотреть на эти никчемушные переливания, да?
– Да, сэр! Если вы сочтете это возможным, сэр!
Доктор Пингри сузившимися глазами посмотрел на своего второго ассистента – доктора Аллена, который не решился ничего сказать и лишь кивнул.
– Как вам угодно. Но помните мои слова: больному нужно меньше крови, а не больше!
Уна, протиравшая один и тот же стол уже десятый раз, стала снова напряженно прислушиваться, как только они вновь заговорили о крови. Никчемушные или нет, но надо привести Дрю посмотреть на это переливание.
Доктор Пингри удалился из палаты в сопровождении доктора Аллена. Доктор Вестервельт задержался, чтобы еще раз осмотреть рану пациента.
– Дайте ему немного мясного бульона, если он сможет проглотить хоть что-то, конечно, – сказал он в сторону мисс Кадди, – и поставьте ему на рану угольную припарку. Все это после банок, конечно!
Мисс Кадди кивнула и ушла в кладовую. Доктор Вестервельт направился к выходу из палаты.
– Доктор! – окликнула его Уна, вспомнив о приличествующем сестре шепоте только после того, как вокруг зашевелились пациенты. Она виновато улыбнулась и поспешила за доктором Вестервельтом. Тот остановился у двери, и лицо его просветлело.
– Мисс Келли, чем могу вам помочь?
Черт! Он запомнил ее фамилию! В этот момент она предпочла бы, чтобы он совсем не выделял ее из моря медицинских сестер, снующих вокруг. Но ее резкий ответ доктору Пингри, тайное присутствие на операции и разбрызгивание раствора карболовой кислоты – все это никак не помогало затеряться в толпе.
– Вы только что говорили с доктором Пингри о переливании. Что это такое?
– Если по-простому, мы берем кровь у одного пациента и переливаем ее другому.
– Что, неужто прямо всю кровь?
Доктор Вестервельт улыбнулся, обнажив белые, как сахар, ровные зубы.
– Нет, конечно, совсем немного.
– А как вы это делаете?
– Мы вставляем канюлю в вену каждого из пациентов. И соединяем эти канюли тонкой длинной трубочкой. И кровь поступает из тела одного пациента в тело другого больного.
Уна скривилась. Судя по описанию, процедура в духе Франкенштейна.
– А сами пациенты при этом что – уже мертвы?
Доктор Вестервельт снова засмеялся.
– Нет, уверяю вас, оба пациента при этом живы и в сознании.
Как бы ужасно это ни звучало, эту возможность надо использовать, чтобы помочь Дрю.
– И эти переливания вы будете проводить сегодня?
– А зачем вам? Хотите пробраться тайком и посмотреть, как тогда в операционной?
Несмотря на строгий тон, на его губах играла улыбка. Интересно, он действительно проникся к ней симпатией или просто считает ее какой-то странной? В любом случае этим стоит воспользоваться. Уна потупилась, а потом снова робко взглянула ему прямо в глаза.
– По правде сказать… я надеялась, что вы разрешите мне присутствовать. Мне и… моей сокурснице Друзилле. Иначе сестра Хэтфилд никогда не позволит. А мы с подругой интересуемся кровеносной системой.
Доктор Вестервельт смотрел на Уну с явным недоверием.
– Неужели?
Уна отвела глаза и кокетливо поводила носком ботинка по полу, а потом снова взглянула в глаза доктору Вестервельту.
– Для нас было бы чрезвычайно полезно поприсутствовать на этой процедуре под руководством такого знаменитого и опытного специалиста, как вы!
– Знаменитого?
Доктор Вестервельт переменился в лице.
– Вы, похоже, что-то перепутали. Знаменитым был мой дед.
С этими словами доктор Вестервельт повернулся, чтобы уйти.
Уна, поняв, что сделала ошибку, бросилась спасать ситуацию.
– Плевала я на вашу родословную, доктор Вестервельт, с высокой колокольни! – выпалила Уна, вздрогнув от собственной грубости, но не остановилась. – Я… Я просто очень хотела своими глазами увидеть переливание крови, а из всех здешних докторов вы наименее противный.
Доктор Вестервельт остановился, но не обернулся. Уна выругалась про себя. И как у нее только хватило смелости разговаривать с ним в таком тоне! Употребить слово «противный» в отношении доктора – пусть даже и начинающего – никак не позволительно для медицинской сестры… по крайней мере, по мнению мисс Перкинс. Он медленно покачал головой. Уна снова беззвучно выругалась. Но вместо того чтобы сделать внушение или бежать жаловаться директрисе, он только тихо засмеялся.