Сейчас Уна была точно уверена, что этот поцелуй был ошибкой. А если каким-то чудом ее все-таки оставят – что тогда? Она не сможет крутить с ним тайный роман. Ведь она попала сюда, чтобы залечь на дно и пересидеть. А исключить ее могут даже за то, что она смеет разговаривать с доктором.
И хуже всего, что ей действительно было очень хорошо в тот день. Так, как не было хорошо ни с кем и никогда раньше. Свежий воздух. Припорошенное снегом огромное орлиное гнездо. Приятный и откровенный разговор. Поцелуй. На эти несколько часов она напрочь забыла о том, что она воровка со стажем, да еще и в бегах. О том, что ее выгнали из банды Марм Блэй. О том, что она всего лишь нищая ирландка. О том, о чем ей никак нельзя забывать.
Если подобные мысли и мучили Эдвина, то он своим видом никак этого не показывал. Он даже почти никогда не смотрел на нее во время обходов. Естественно, сама Уна тоже дала себе слово не заглядываться на него. Но когда их взгляды все-таки встречались, его глаза улыбались ей. Темно-карие, обезоруживающие и опасные. Вот и сегодня Уна, как всегда, постаралась побыстрее отвести взгляд. И она была почти рада, когда доктора перешли в другое отделение, оставив ее волноваться о предстоящем собеседовании с директрисой Перкинс.
Когда часы пробили три, Уна поспешила на третий этаж. Поднимаясь по лестнице, она столкнулась с одной из своих сокурсниц. Уна не знала, как ее зовут, но помнила, что, пытаясь списать у нее на лекции по анатомии, обнаружила, что на ее доске еще меньше, чем на ее собственной. Теперь эта девушка бежала вниз по лестнице, заливаясь горючими слезами. Значит, ее исключили. Уна остановилась и хотела крикнуть ей вслед что-то утешающее, но так и не нашла подходящих слов.
Когда Уна добралась, наконец, до третьего этажа, в ушах у нее звенело так, как если бы она работала звонарем на колокольне собора Святого Стефана. Ее ждет та же участь? Последние шаги к двери в кабинет директрисы дались Уне с большим трудом. Она стояла перед дверью минуты две, не решаясь постучаться.
– Войдите! – услышала она из-за двери голос мисс Перкинс.
Уна вошла в кабинет и прикрыла за собой дверь тихо и осторожно, как закрывают крышку гроба. Может, ей сказать директрисе, что вся ее семья в штате Мэн умерла от инфлюэнцы? Или что их загрызла стая бешеных волков? Или что они попали в ужасную метель, их занесло снегом и им пришлось съесть друг друга? Столь жалкая участь уж, конечно, дает ей право на второй шанс…
Уна присела на жесткий стул перед столом директрисы и достала из кармана носовой платок. Для большей убедительности надо будет всхлипывать и заливаться слезами.
Но не успела она и рта раскрыть, настроившись рассказывать сквозь рыдания трагическую историю о вынужденном каннибализме, директриса протянула ей лист бумаги.
– Поздравляю, мисс Келли, вы прошли испытательный срок. Вот, это контракт на обучение. Там подробно описаны все детали и условия. Если пожелаете покинуть наше учебное заведение до окончания двухгодичного курса обучения…
– Я… прошла?
Тень улыбки пробежала по невозмутимому лицу директрисы Перкинс.
– Ну, да… А вы сомневались?
Уна сначала кивнула, а потом рассеянно замотала головой.
– Да, начало у вас было не самое удачное. Но экзамены вы сдали удовлетворительно, даже неплохо, да и сестра Кадди уверяет, что вы отлично справляетесь с вашими обязанностями в отделении. Больше того, о вас хорошо отзываются пациенты.
– Правда?
– Как вы наверняка уже успели заметить, пациенты наши люди… совсем не богатые. И многим кажется, что сестры относятся к ним высокомерно, из-за отсутствия гигиены и происхождения. Но на вас мне не поступило ни одной подобной жалобы. Наоборот, многие говорят, что в вашем присутствии им спокойнее.
Уна еле удержалась, чтобы не пробормотать «неужели?»
– Дальше программа будет еще сложнее. И от вас по-прежнему требуется прилежание и безоговорочное послушание. Быть выпускницей Бельвью и носить соответствующий значок – это очень почетно. Наши выпускницы успешно устраиваются на работу по всей стране. Но сначала нужно пройти два года серьезного обучения и хорошо сдать итоговый экзамен.
Директриса протянула Уне перо и чернильницу. Контракт был написан довольно простым и понятным языком. В нем была указана длительность обучения, был приведен почти бесконечный список требований к обучающимся, а также прописано, что ученицам предоставляется безвозмездное проживание, питание и ежемесячная стипендия в размере десяти долларов. В самом верху договора красовался герб школы – журавль в венке из маков. Голубые значки с таким же гербом Уна видела на воротничках выпускниц школы. По краю значка шла надпись: «Школа медицинских сестер Бельвью».
Уна провела пальцем по тисненому гербу. Выпускники носили его с огромной гордостью, а ученицы – особенно такие, как Дрю, – смотрели на него с вожделением. Уна представила на миг, как этот значок будет сверкать на ее форме. Блестящий, но строгий и скромный. Как луч надежды для тех, кто обратился к ней за помощью. И люди будут смотреть на нее и думать: вот та женщина, что поможет и излечит. Добрая, мудрая, заслуживающая доверия.
Мисс Перкинс поерзала на стуле, и Уна быстро расписалась в низу страницы, подождала, пока чернила высохнут, и протянула лист директрисе. Два года – вполне приемлемый срок для того, чтобы копы о ней забыли. Она ведь именно для этого и пришла сюда. На это время ей теперь гарантирована крыша над головой, сытная горячая еда и даже ватерклозет. Черт, она сможет жить припеваючи два года, а потом получит диплом! И этот голубой значок станет для нее не лучиком надежды, а пропуском в богатые дома где бы то ни было! Она не станет больше обчищать карманы прохожих на вокзалах и улицах. Уна вольется с этим дипломом и значком в воровскую элиту. В конце концов, недосчитавшись серебряной ложечки или жемчужной нити, кто станет подозревать опрятную и дарящую исцеление сестру милосердия? Да еще и выпускницу самой престижной школы медсестер в стране.
Директриса встала и проводила Уну до двери. Она сказала ей, что в служебном помещении на первом этаже накрыт стол для тех, кто прошел испытательный срок, и пригласила Уну принять участие в празднике.
Уна обернулась в дверях.
– Спасибо за доверие, мисс Перкинс!
Та снова улыбнулась.
– Надеюсь, вы оправдаете его.
В служебном помещении на первом этаже огромный дубовый стол отодвинули к стене и накрыли кружевной муслиновой скатертью. В центре стола стоял чайный сервиз из тончайшего фарфора, а вокруг – подносы с печеньем и пирожными. Прошедшие испытание девушки оживленно болтали, разбившись на маленькие группки. Также здесь были все шесть старших медсестер, и в том числе мисс Хэтфилд. Увидев Уну, она поджала губы и бросила на нее очередной испепеляющий взгляд. Пришли и несколько врачей. К счастью, среди них не было ни доктора Пингри, ни доктора Вестревельта. Женщины из правления тоже пришли, и в своих шелковых платьях и модных шляпках смотрелись по меньшей мере странно на фоне девушек в форме. Появился даже мистер О’Рурк – смотритель больницы.
Дрю сразу подскочила к Уне и схватила ее за руку.
– Подумать только! Даже не верится! Насчет тебя я, конечно, нисколько не сомневалась, а вот меня, думала, непременно исключат за мою… э-э… слабость. Но благодаря тебе…
Она потащила Уну к столу и тут же налила ей чаю, не переставая болтать ни на секунду. Они набрали на тарелочки сладостей и присоединились к группе девушек, что стояли у большого окна, выходящего на лужайку перед входом. Солнце выскользнуло из-под лоскутного одеяла облаков, и его яркие лучи весело прыгали по ряби на Ист-Ривер.
Уна заметила здесь и миссис Хобсон – одну из тех женщин, что присутствовала на ее вступительном собеседовании. На воротничке у нее была прикреплена блестящая брошь, усыпанная жемчугом. Уна не смогла удержаться от оценивающего взгляда. Интересно, сколько Марм Блэй дала бы за нее? Двадцать пять долларов? Тридцать, если застежка тоже серебряная?
– Вас, девушки, сейчас, наверное, переполняет радость по поводу того, что вы прошли испытательный срок, – сказала миссис Хобсон.
Девушки закивали, некоторые из них пробормотали: «Да, спасибо!»
Уна же, не отрывая глаз от броши, выпалила:
– Как грабитель, вскрывший сейф в банке!
Все вмиг умолкли и уставились на Уну в смущении и смятении.
– Э-э… Так говорил мой старый приятель, – поспешила оправдаться Уна. – Я хотела сказать, что мы очень счастливы. Спасибо!
И это было действительно так. Вся напряженность от суеты последних пары месяцев вдруг разом покинула ее. Словно проклятье убийства Бродяги Майка перестало, наконец, властвовать над нею. Уна пила маленькими глоточками свой чай и ела печенье. Интересно, что сказала бы Марм Блэй, увидь она ее сейчас в образе благовоспитанной ученицы школы медицинских сестер, среди врачей и дам из общества? А что подумал бы этот пройдоха-следователь, который считал ее просто грязной уличной воровкой? Как бы ей хотелось увидеть выражение его лица, если бы он узнал, что все это время она была прямо у него под носом. Сейчас она, конечно, не рискнет дать ему знать о себе. Может, потом, через много лет, когда будет кататься как сыр в масле, пошлет им обоим по анонимному письму. Просто чтобы они осознали, как сильно недооценивали ее.
Миссис Хобсон пошла поздравлять остальных, а Дрю и Уна стали болтать с девушками у окна о том, в какое отделение каждая из них хотела бы попасть на ближайшее время. Те, что на первом этаже, надо будет драить до блеска, чтобы в них не заводились крысы, а в тех, что выше, летом будет очень жарко и душно. И уж точно никто не хотел работать в подвале, отведенном под вытрезвитель, где лежали пропойцы в комнатушках, больше похожих на тюремные камеры. Уне было все равно, куда ее пошлют – лишь бы не в хирургическое отделение под надзор сестры Хэтфилд. Уна еще раз поздравила своих собеседниц и пошла к столику налить себе еще чая. Размешивая сахар, она заметила в дверях встревоженного санитара. Он явно искал кого-то взглядом, а потом быстро направился к смотрителю О’Рурку и что-то прошептал ему на ухо. Тот переменился в лице, быстро отставил чай и последовал за санитаром к выходу из комнаты.