– Ты что – боишься быстрой езды?
– Боюсь – это слишком сильно сказано, – пробормотал Эдвин, вцепившись, однако в сиденье так, что костяшки его пальцев побелели. – Просто предпочитаю сам управлять каретой…
– Мистер Маккриди уверял меня, что он лучший кучер кареты скорой помощи в городе.
– О, не сомневаюсь, что он именно это и сказал…
– Нравится тебе это или нет, но мы с мистером Маккриди просто друзья. Мы посещаем одну и ту же церковь. И он пару раз провожал меня после церкви домой. Вот и все…
– Какой-то он… Ну, не доверяю я ему…
Уна заправила выбившуюся прядь волос и поправила Эдвину шляпу.
– Ну и не надо. Главное, чтобы ты доверял мне!
Сказав это, Уна тут же почувствовала укол совести. И как она смеет требовать доверия, если с самого начала лжет ему? Но прежде, чем она успела взять свои слова обратно, его губы уже встретились с ее губами. Этот поцелуй был намного жарче, чем тот, на озере. Настойчивее, глубже, полный страсти. Все остальное было совсем не важно сейчас – шум улицы, зимний холод, звон копыт, дребезжание склянок с медикаментами под сиденьем – вся ее прошлая жизнь, к которой рано или поздно, конечно, все же придется вернуться.
Когда они, наконец, разомкнули объятия, Уна вся горела.
– Пообещай, что больше никогда не станешь прыгать из кареты на ходу!
Уна улыбнулась и вместо очередной лжи просто поцеловала Эдвина в ответ.
Глава 31
Уна была так охвачена чувствами – сначала гневом, а потом страстью, – что совсем не думала о том, что станет делать, когда карета скорой помощи доберется до места назначения. Но вот карета стала замедлять ход – и мысли Уны стали тоже более размеренными. Вообще медицинские сестры не сопровождают докторов на выездах. Но Конор вряд ли станет судачить. Пациенту тоже будет явно не до этого. Но что ей теперь делать, если какие-то пересуды таки дойдут до ушей мисс Перкинс?
Они остановились на какой-то грязной улочке у старой деревянной трущобной хибары. Уна не сразу сориентировалась, но, когда ей в нос ударил запах крови и внутренностей, она сразу поняла, что они в «Адской кухне».
Эдвин скривился.
– Что за запах?
– Бойни! – выпалила Уна, не задумываясь, но потом, спохватившись, добавила: – У нас в Огасте они тоже есть.
Уна не так часто работала в «Адской кухне». Множество пивных, казино и борделей всегда привлекают простачков, но здесь орудуют ирландские банды, и они всегда держат ухо востро, и от них не уйти без дележки добытого. А львиную долю оставшегося, как ни крути, заберет Марм Блэй. Так что еще и в убытке останешься. Поэтому Уна предпочитала не соваться в этот район. Правило номер двадцать один: не плати дважды.
Конор постучал по передней стенке кареты и крикнул:
– Приехали, док! Буду ждать вас здесь. Зовите, если что!
Эдвин схватил свою сумку.
– Похоже, нам придется просто привыкнуть к этому запаху.
Он открыл заднюю дверь, выпрыгнул и протянул руку Уне.
Та замешкалась.
– Ты же пойдешь со мной?
Уна оперлась на его руку и тоже выпрыгнула. Уж лучше пойти с ним. Если она останется сидеть в карете скорой помощи, это будет еще подозрительнее, ведь прохожие будут норовить заглянуть внутрь в надежде увидеть окровавленное тело, чтобы удовлетворить свое нездоровое любопытство. Небольшая толпа зевак уже стояла чуть поодаль.
Эдвин прошел мимо них ко входу в дом. Уна семенила прямо за ним. Она не сразу обратила внимание на патрульного, который ждал их у входа. А когда увидела его, то бежать было уже поздно.
– Что случилось? – спросил Эдвин.
– Третий этаж, номер триста два. Мужчина поскользнулся на лестнице и сильно вывихнул ногу.
Патрульный говорил с сильным ирландским акцентом, который – в отличие от Конора – даже и не пытался скрывать. Лицо его было бледным, а усы не стрижены. На латунном значке красовалось «двадцатый участок».
Уна немного выдохнула: лицо копа не было ей знакомо, а двадцатый участок входил в число тех немногих на этой стороне Пятьдесят седьмой, где она умудрилась ни разу не появиться в наручниках. И все же Уна спряталась за спину Эдвина и потупилась, изображая скромность.
– Нога сломана? – уточнил Эдвин.
– Не знаю. Я не рассматривал.
– Ничего. Проводите нас, пожалуйста!
– Вас и… э-э… эту даму?
– Да, сестра Келли – моя ассистентка.
Полицейский стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Уна опять забеспокоилась. Он что, узнал ее? Пора уносить ноги?
Уна шумно выдохнула и медленно подняла глаза на полицейского. Бежать сейчас было бы просто катастрофой. Эту часть города она знает не так хорошо, и ее, скорее всего, тут же поймают. И даже если нет, поднимется шумиха, и ей не будет обратной дороги в школу Бельвью. Нет, надо сохранять спокойствие и надеяться, что в форме медицинской сестры ее не узнают.
Полицейский тем временем рассеянно переводил взгляд от Эдвина на Уну и снова на Эдвина.
– Просто… Понимаете… Эти люди… Эти трущобы, док, то еще зрелище. Леди в обморок не упадет?
Уна выдохнула. Нет, он не узнал ее. Он думал, что она слишком благородная и тонкая натура, чтобы ее прелестная ножка ступала в этих грязных трущобах.
– Не волнуйтесь, – заверила копа Уна, – какими бы ни были условия жизни этих людей, я готова оказать медицинскую помощь в любых условиях!
– Ну, воля ваша, – ответил полицейский и повел их в здание.
Как только за ними закрылась входная дверь, они оказались в кромешной темноте. Полицейский отстегнул от пояса фонарь и зажег.
– А в этих домах что, нет освещения? – удивился Эдвин.
– В старых нет, сэр, – ответил коп.
– И как же жильцы обходятся? Они ведь не носят на поясе фонари?
– Нет, конечно, – усмехнулся полицейский. – Думаю, обходятся спичками или свечами.
– Неудивительно, что он упал, – пробормотал Эдвин.
Похоже, Эдвин никогда раньше не бывал в трущобах. Да… Какие бы чувства он ни питал к ней, они все же из абсолютно разных миров…
Полицейский поднял фонарь над головой и повел их вверх по лестнице.
– Смотрите под ноги!
Уна сначала растоптала огарок спички, которой полицейский зажигал фонарь. В таких старых деревянных трущобах нет и пожарных лестниц. Уна старалась не думать об этом, но у нее застучало в висках.
Узкие ступени скрипели под ногами. Повсюду валялись отбросы, крысиный помет и битое стекло. Запахи бойни смешивались здесь с запахами гнили и мочи. Посередине второго пролета Эдвин остановился и стал рассматривать подошву своего дорогого ботинка. Она была вся в черной, липкой, вонючей грязи. Тем не менее он просто обтер ее о ступеньку и пошел дальше.
Дойдя до третьего этажа, они услышали приглушенные стенания. Патрульный сначала постучал в дверь и только потом осторожно открыл ее. Они вошли в полутемную комнатушку площадью не более двенадцати футов. На печке вовсю кипел ржавый чайник. В комнате не было никакой мебели – ее заменяли старые ящики и бочки. Свет едва проникал через два небольших окошечка, выходящих на задний двор.
Уне доводилось жить и в еще более стесненных условиях, но она успела отвыкнуть от такого за эти недели в чистоте и уюте спального корпуса школы Бельвью. Она слышала, что Эдвин глубоко вдохнул, пытаясь подавить приступ тошноты, ее тоже мутило. Почти маниакальное стремление миссис Бьюкенен к идеальной чистоте и порядку, которое поначалу так раздражало Уну, сейчас показалось ей чем-то божественным.
Из дальнего угла комнаты на них удивленно и встревоженно смотрели три пары детских глаз. Рядом с ними на перевернутом деревянном ящике лежала беззубая старуха. Две женщины средних лет сидели у окошечек, склонившись над шитьем. Пальцы их рук были тонкие и костлявые, а вокруг стояли корзины, доверху заполненные рубашками и прочей нехитрой одеждой. Одна из этих женщин указала им на смежную комнату, откуда доносились стоны.
Они направились туда, лавируя между кучами тряпья и ржавыми ведрами. Пострадавший лежал на тощем матрасе; его жена сидела подле него и тихо плакала. Окон в комнатке не было, ее освещала всего лишь одна маленькая свеча. Но даже в ее тусклом свете Уна тут же увидела, что нога мужчины была вывернута ниже колена, а грязные брюки залиты кровью.
Полицейский замялся в дверях, но Эдвин выхватил у него фонарь и вошел в комнатку. Уна последовала за ним. Эдвин быстро бросил на пол свою сумку и снял пиджак, также бросив его на пол. Он не думал в эту минуту о том, что его одежда испачкается. Закатывая рукава своей рубашки, он скомандовал Уне:
– Откройте сумку и достаньте ножницы, чтобы обрезать брючину!
Пару мгновений Уна стояла в оцепенении, глядя на бедного мужчину, его жену и Эдвина. И дело было не в том, в каком ужасном состоянии была нога этого бедняги. Она видала и похуже, и не только в больнице. Но ее ошарашило осознание того, что сейчас нужна была действительно сестра милосердия, а не воровка, прикинувшаяся ею в своих корыстных целях.
Уна покачала головой, пытаясь стряхнуть с себя эти мысли, и присела рядом с Эдвином. Сейчас совсем не важно, кто она на самом деле. Главное, она может помочь. Замок сумки поддался только с третьего раза. Ножницы она нашла почти на ощупь – ведь ощущение холодного металла было ей знакомо. Она подала их Эдвину и стала смотреть, как он аккуратно обрезает штанину. Нога мужчины уже сильно отекла и стала багрово-красной. Сломанная большая берцовая кость прорвала кожу и торчала наружу.
Увидев все это, жена пострадавшего всплеснула руками и зарыдала еще громче. Бедняга приказал ей замолчать по-гэльски, а потом повернулся к Эдвину и заговорил уже по-английски:
– Доставай пилу, док, я готов!
– Я не думаю, что понадобится ампутация. А уж если да, то не здесь. Сейчас я зафиксирую ногу, а потом мы отвезем вас в больницу Бельвью для дальнейшего лечения.
Эдвин взял было ножницы с намерением разрезать ботинок на ноге пострадавшего, но тот резко сел и закричал:
– Только не это, док! Это мои единственные ботинки!