– Заткнись! – процедила она сквозь зубы. – Не то пожалеешь!
Дейдре злорадно засмеялась.
– Ну ты даешь! Они что, правда верят, что ты сестра милосердия? А я-то думала, что врачи все умные.
– Я и есть сестра милосердия!
Дейдре расхохоталась во весь голос.
– Точнее, я учусь на сестру милосердия. Я прошла конкурс наравне со всеми, и меня приняли. Но все это не твое дело!
Дейдре села на койке, все еще крепко сжимая руку Уны.
– А то, что тебя ищут по обвинению в убийстве, они тоже знают? Это ты в своем заявлении указала?
Уна огляделась. Нескольких мужчин уже унесли в отделения, одного в морг, но в приемном покое было по-прежнему суетно и шумно. Дежурная сестра пробиралась с охапкой бинтов и лоханкой чистой воды к мужчине с окровавленной головой. Врач давал указания своим интернам. Эдвин осматривал изуродованную руку одного из пострадавших. Санитары подняли носилки с еще одним трупом. Уна вернулась к Дейдре.
– Я никого не убивала, и ты это прекрасно знаешь!
– Может, и нет. Но копы сбились с ног в поисках тебя. Даже награду объявили. Да и Марм Блэй дала бы пару звонких монет, чтобы узнать, где ты.
Сердце Уны почти не билось. От страха ее бросало то в жар, то в холод.
– Дейдре, ты же не станешь… Дейдре, мы же подруги!
– Ха! Думаешь, я не знаю, что ты хотела навесить убийство старого Бродяги Майка на меня? Я поняла это сразу, как только увидела тебя там, в камере. – Дейдре рыгнула, самодовольно ухмыльнулась и добавила: – Но я тебя опередила.
Уну охватила паника; она словно одеревенела. Но мысли ее неслись ураганом. За спиной, сквозь стоны и прочие звуки, она услышала, как Эдвин говорит пациенту, что прооперирует его сегодня же, чтобы спасти ему руку. Звук его голоса – само спокойствие и рассудительность – слегка успокоил и ее.
– Слушай… Я… Я буду платить тебе, чтобы ты молчала.
Дейдре моментально отпустила руку Уны.
– Да? И сколько же?
– Пять долларов в месяц.
– Пять? Всего-то? Да один день моей воровской работы дает мне в два раза больше!
– Да иди ты! И когда в последний раз…
Уна осеклась. Нет смысла спорить о воровских талантах Дейдре.
– Семь! – отрезала Уна.
– В месяц?
– В месяц! – согласилась Уна, хотя и не представляла, как будет жить на оставшиеся от своей стипендии три доллара целый месяц.
Дейдре стала покусывать нижнюю губу, как она делала всегда, когда задумывалась.
– Это получится сто десять долларов в год…
– Вроде того…
– Копы предлагают не больше пятидесяти.
– Вот и подумай, сколько всего ты сможешь купить на эту разницу!
Уна снова оглянулась. Еще нескольких пациентов отправили наверх. Остальные почти все уже были перевязаны и сидели, ожидая своей участи. Дежурная медсестра собирала окровавленные куски бинтов и ваты и прочие медицинские отходы по всей комнате. Доктора совещались о чем-то в противоположном углу комнаты. Вот-вот кто-то из них подойдет к ней и потребует отчета о состоянии пациентки или начнет осматривать ее сам.
– Договорились?
– Сверху еще четвертинку виски и бутылочку опийной настойки – и я, пожалуй, согласна.
– Что?
– Да у вас тут этого добра навалом. И ты хочешь сказать мне, что не прикладываешься сама тайком?
– Нет! Меня сразу выставят, если поймают!
– Ну… Интересно, а что они с тобой сделают, если узнают, что тебя ищут копы?
– Хорошо, я принесу тебе опий. Но только один раз.
– Каждый раз! Семь долларов, виски и опий!
– Я…
Уна аж подпрыгнула, услышав приближающиеся шаги. Это был Эдвин. Он посмотрел на Дейдре, слегка нахмурился и спросил Уну:
– Что скажете?
– Жизненно важные функции в норме, сэр. Никаких травм и заболеваний, только алкогольное опьянение.
Эдвин склонился над Дейдре и попытался оттянуть веко, чтобы оценить состояние белка глаза, но та отбросила его руку.
– Не трогайте меня, вы, никчемный…
– Я не обнаружила никаких признаков цирроза, – поспешила заверить Уна.
– Отлично! Тогда попросите санитаров перевести ее в вытрезвитель.
– Да, доктор!
Эдвин мимоходом улыбнулся Уне и собрался уже пойти дальше.
– О, доктор! – промурлыкала Дейдре. – Я вам хотела рассказать кое-что об этой медсестре…
Уна бросила на Дейдре умоляющий взгляд.
– Она… она такая внимательная, сделала все, что было нужно.
Дейдре переводила взгляд с Эдвина на Уну.
– Ведь если попаду сюда снова, меня снова ждет такое же обращение, правда?
Уна могла только кивнуть в ответ.
Глава 34
В ту ночь Уна не сомкнула глаз и с первыми лучами рассвета вскочила и стала быстро одеваться, ежась от холода. Еще пара минут – и миссис Бьюкенен включит свет и затопит печь на первом этаже. В предрассветных сумерках Уна наскоро причесалась и оделась почти на ощупь, чтобы не разбудить Дрю.
Ее нервы были на пределе. Она отсчитала семь долларов из тоненькой пачки денег, что хранила в своем чемоданчике, и положила в карман. Дейдре ждет еще и виски, и новую порцию опийной настойки взамен опустевшей бутылочки, что Уна вложила ей в ладонь перед тем, как ее увезли в вытрезвительное отделение санитары. Уна надеялась, что Дейдре согласится пока взять только деньги и дождаться, когда у Уны появится возможность попасть в хранилище и стянуть остальное.
С каждой минутой тьма рассеивалась, и Уна поспешила из спального корпуса в больницу. Но вместо того, чтобы пойти вверх по ступенькам в двенадцатое отделение, она стала спускаться вниз, в подвал. Здесь было теплее, чем на улице, но ненамного. Стены были сырыми, зеленоватыми от плесени, а по полу разбегались тараканы. Она прошла через длинный открытый зал, где бедняки могли найти ночлег. И хоть большинство из них уже ушли добывать себе на пропитание, попрошайничая и роясь в помойках, в воздухе стоял стойкий запах немытых тел и грязной одежды. Уна сама несколько раз ночевала в подобных приютах и с ужасом вспоминала о витающем в них духе безмерного отчаяния. Хуже этих ночлежек только камеры на острове Блэквелла.
Чего бы ей это ни стоило, она больше никогда не опустится до такого. Но как долго она сможет красть виски и опийную настойку и не попадаться? И как быстро будут расти аппетиты Дейдре? Как скоро она потребует не одну бутылочку опийной настойки, а две? А потом три? Четыре? Может, проще перепутать один раз опийную настойку с мышьяком? Это сразу решило бы все проблемы…
Уна на миг остановилась и покачала головой. И что только не придет в голову со страха! Она готова на многое, но убийство – это уж слишком! Придется найти возможность выполнять требования Дейдре. Унция виски там, капелька настойки здесь… Так, глядишь, к концу месяца и наберется. Главное, делать это как можно незаметнее… Конечно, всегда есть ключ Эдвина… Хотя сама мысль о том, что ей придется залезть в карман Эдвину, претила Уне. Она будет оставлять все это в условленном месте подальше от больницы Бельвью – там, где даже сестра Хэтфилд никогда ее не увидит.
И все же… Уна понимала, что Дейдре веры нет и она может все равно выдать ее. Даже платя Дейдре вовремя за ее молчание, Уна отныне не сможет быть спокойна. Может, сжечь за собой все мосты и сбежать, пока не поздно? В спальном корпусе все равно нечем поживиться, ведь все эти перья, сумочки и кружева строго запрещены в больнице. Поэтому большинство учениц оставили свои роскошные предметы туалета дома. Но все же за то, что она могла бы прихватить с собой сейчас, она выручила бы достаточно, чтобы купить билет в один конец на поезд, который увезет ее из Нью-Йорка. При одной этой мысли Уна содрогнулась, и ее едва не стошнило. Хорошо, что она пропустила завтрак!
Вытрезвитель находился за ночлежкой. Здесь пахло уже не столько по́том, сколько рвотой. Палаты-комнатушки по обе стороны от коридора, как и в отделении для душевнобольных, и толстые деревянные двери с глазком. Уна начала заглядывать в глазки. В большинстве палат было по одной женщине, хотя при сильном наплыве в них ютились по три, четыре, а то и пять женщин. Некоторые спали на соломенных тюфяках, другие ходили взад-вперед или сидели, обняв колени.
Уна снова вспомнила вчерашнюю тираду Конора в приемном покое. Многие презирают бродяг и пьяниц, но Уна была удивлена услышать такое от Конора – человека вовсе не богатого, явно хлебнувшего в жизни горя. Глядя на женщин в вытрезвителе, Уна снова и снова вспоминала отца, сломленного войной. Она вспоминала и себя, промерзшую до костей, голодную, мечтающую о глотке виски, который бы согрел ее хоть немного изнутри. Она вспоминала бесчисленных женщин – соседок по трущобам, что заливали дешевым пойлом душевные и физические раны от побоев, которые вынуждены были терпеть от своих мужей.
И она даже немного жалела Дейдре, которая попала сюда, разумеется, не от хорошей жизни. Но Уна ни за что не позволит ей испортить себе жизнь. Не для того Уна с таким трудом пробивалась туда, где она сейчас, чтобы так просто сдаться. Она подняла голову и расправила плечи, подходя к дальней палате. Вчера правила диктовала Дейдре, но сегодня очередь Уны сказать свое веское слово. Правило номер восемь: пока деньги не перешли из рук в руки, торг не окончен.
Дойдя до самой дальней палаты, Уна с удивлением обнаружила, что дверь в нее открыта. Заглянув внутрь, Уна увидела там только уборщицу, которая, стоя на коленях, протирала пол. Больше там не было никого. Не могла же Уна проглядеть Дейдре! Уна во второй раз осмотрела все палаты. И снова не нашла ее.
Ее что – уже отпустили? Вряд ли, в такой ранний час… Хотя, конечно, язык у нее подвешен хорошо. Раз уж она смогла уболтать полицейских снять с нее арест, то и туповатого ночного сторожа убедит, что уже достаточно протрезвела, чтобы идти домой.
К Уне вернулось вчерашнее ощущение леденящего страха. Она попробовала сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Она просто не имеет права раскиснуть сейчас. Но душный смрадный воздух вытрезвителя не ободрял.
Куда могла пойти Дейдре – по отделениям? Искать Уну? Или в спальный корпус персонала? Или сразу в полицию? Куда бы Дейдре ни держала путь, Уне нужно найти ее, и как можно скорее!