Уна развернулась… и почти упала в объятия Эдвина.
– Эд… э-э… доктор Вестервельт? – защебетала она, отпрянув от него. – А вы что здесь делаете?
Эдвин протянул руку, чтобы поддержать Уну. Тепло его прикосновения, которого она всегда так ждала, сейчас только усилило ее страх, и она отпрянула.
– Пришел проведать пациентку, которую мы с вами приняли вчера, – невозмутимо ответил Эдвин.
– В такой ранний час?
– Мне что-то плохо спалось сегодня, – сказал Эдвин, понизив голос. – Знай я, что встречу здесь вас, я бы…
– Но ее здесь нет! Той пациентки. Похоже, проспалась, и ее отпустили. – Уна сделала шаг назад, бросив взгляд в сторону выхода. Надо поскорее найти Дейдре – вдруг она шастает по территории? – Я… э-э… Всего доброго, доктор!
Но Эдвин крепко схватил Уну за руку, не дав ей уйти.
– Встретимся в лифте сегодня? В два?
– Не могу! Сегодня нет. Может… на следующей неделе!
Уна попыталась вырваться, но Эдвин не отпускал.
– На следующей неделе?
В палате, около которой они стояли, послышалось какое-то шуршание. Эдвин понизил голос.
– Уна, что случилось? Ты сама не своя сегодня!
Уна не знала, что ответить. Она могла врать кому угодно, но только не Эдвину. И у нее не было времени на пространные объяснения. Надо найти Дейдре!
– Э-э… Ничего не случилось. Я просто очень устала!
– Это из-за того, что все время приходится таиться, да? Мне тоже это не нравится. Словно я ничем не лучше отца. Я уже почти решился: пойду к мисс Перкинс, скажу ей, что люблю тебя – и дело с концом.
Бешеный бег мыслей Уны мгновенно остановился.
– Что ты сказал?
Эдвин опустил голову и залился краской. Когда их взгляды снова встретились, Уна всмотрелась в его глаза, но не нашла и тени притворства. Слова произнести легко, но глаза выдают ложь. А глаза Эдвина повторяли его признание.
Ошарашенная услышанным, Уна не сразу отдернула руку. Ей уже доводилось слышать эти слова – но их произносили в пьяном угаре, по глупости. Один чудак даже пропел их ей. Но в глазах тех мужчин, остекленевших от алкоголя, не было и капли искренности. Это было нечто новое и пугающее.
Приближающиеся быстрые шаги спасли Уну от необходимости отвечать. Почти одновременно Уна и Эдвин сделали шаг назад. К ним приближалась женщина в простеньком хлопковом платье и фартуке, видимо, местная надзирательница.
– Ой, простите, я не слышала, как вы вошли! – Она потерла заспанные глаза и кивнула в сторону самой дальней палаты, из которой как раз показалась уборщица с ведром в руках. – Салли вообще-то обязана сообщать нам, если кто-то приходит. Наверное, она вас тоже не услышала.
– Ну, мы старались… э-э… не шуметь, – выдавила из себя Уна, – еще ведь рано, ваши пациенты наверняка спят…
Старшая медсестра хмыкнула.
– Эти? Да они так дрыхнут, хоть из пушек пали! Пока не начнут трезветь. Вот тут они просыпаются от любого шороха и начинают ворчать…
Уна увидела, как уборщица перекрестилась и пошла дальше по коридору. Оказавшись вдвоем с Эдвином, она на миг забыла, в каком ужасном месте находится. Теперь удушливая вонь снова била ей в нос.
– Вчера к вам поступила новая женщина, – начал Эдвин.
Поза его стала более официальной, а взгляд холодным.
– Рыжие волосы. Невысокого роста. В состоянии сильного алкогольного опьянения, но в сознании. Я пришел проведать ее, но мне сказали, что ее уже нет в отделении. Ее отпустили домой или перевели в другое отделение?
Медсестра прижала руки к груди.
– Не то и не другое, сэр! А что, дежурный врач не сообщил вам?
– Я еще не дошел до него.
– Она умерла, сэр!
Услышав это, Уна вздрогнула, словно ее стегнули хлыстом.
– От чего же? – удивленно спросил Эдвин. – У нее ведь не было признаков никаких заболеваний – только алкогольная интоксикация!
С этими словами Эдвин повернулся к Уне.
– Вы вчера осматривали ее в приемном покое, сестра Келли. Вы не заметили ничего такого?
Уна лишь покачала головой и прошептала:
– Умерла? Вы уверены?
– Да, мисс! Из-за опийной настойки.
– Но я не прописывал ей опийной настойки! – возмутился Эдвин.
Медсестра отошла к столу, что стоял в самом конце коридора, и вскоре вернулась с маленькой бутылочкой.
– Я нашла ее мертвой почти сразу после полуночи. В ее кармане было вот это. Высосала до последней капли.
Уна выхватила бутылочку из рук медсестры. На этикетке красными буквами было написано: Опийная настойка, спирт 47 %, опий 60 грамм на унцию. А ниже было написано «Медицинская лаборатория Бельвью». Но в бутылочке, что Уна вложила Дейдре в ладонь вчера, было буквально несколько капель на дне. С такого количества передозировки быть точно не могло…
Осознав, что старшая медсестра вытрезвителя и Эдвин вопросительно смотрят на нее, Уна начала оправдываться.
– Наверное, стянула, пока я помогала перевязывать другого пациента. Вчера в приемном покое царил такой хаос… Я даже не запомнила время, когда эта женщина поступила…
– Это определенно не ваша вина, – сказал Эдвин и повернулся к надзирательнице. – Разве вы не обыскиваете пациентов и их вещи при поступлении в отделение?
– Конечно проверяем, сэр! Но мы ничего у нее не нашли.
– Ну, такую маленькую бутылочку можно легко спрятать… – задумчиво произнесла Уна, возвращая бутылочку медсестре. – Но я никак не пойму… Как вы поняли, что она мертва, а не просто крепко спит?
– Нет, мисс. Ее глаза… Широко открытые и красные как у кролика. Я чуть не умерла от страха, жуть! Я вбежала в палату и убедилась, что она не дышит! А уж потом нашла эту бутылочку у нее в кармане.
– Вы уверены? Опийная настойка замедляет пульс и дыхание. – Голос Уны срывался. – Может, она спала, а вы решили…
– Я вызвала дежурного врача, он осмотрел ее и сказал, что она мертва.
Он мог тоже ошибиться! Ведь его выдернули из кровати среди ночи и притащили в это вонючее адское отделение. Может, он щупал ее пульс не в той точке! Или не слишком сильно прижимал к ее груди свой стетоскоп… Уна должна убедиться сама.
– Где она сейчас?
– В морге!
Глава 35
Утренний туман начал потихоньку уползать обратно к реке, когда Уна поднялась из вытрезвителя. Но морг – низкое одноэтажное здание в дальнем углу больничного двора – был все еще окутан белесой пеленой. Она слышала позади себя шаги Эдвина, но даже и не подумала остановиться и подождать его. Он не пошел за ней дальше, и она была только рада этому. Она просто не могла сейчас думать о нем, о том, что он сказал и что она не ответила ему… Сейчас Уна могла думать только о Дейдре.
Уна прошла мимо длинного деревянного сарая, часть которого стояла на сваях над гладью реки. Говорят, в этом сарае хранят пустые гробы. Морг примыкал к нему. Здесь была калитка, через которую можно было попасть на Двадцать шестую улицу. В дальнем углу маленького внутреннего дворика громоздилось десятка полтора гробов. Одни – большие и длинные, другие – совсем маленькие, явно предназначенные для детей.
Мужчина с бородой и в клетчатой кепке поливал из шланга заиндевевшую дорожку. На нем не было куртки, несмотря на промозглый холод. Он был одет только в легкую рубашку и шерстяные брюки на широких красных подтяжках. Увидев Уну, он отключил насос и отложил шланг.
– Могу вам чем-то помочь, мисс?
– Вы дежурный врач?
Мужчина покачал головой.
– Нет, просто сторож.
– Ну… да, наверное, вы сможете мне помочь. Я тут ищу пациентку… то есть мертвую пациентку.
Мужчина скрестил руки на груди и прислонился к штабелю гробов.
– А вы одна из учениц нашей школы, да?
Уна кивнула.
– По форме видно. Какая-то она слишком невзрачная, позвольте отметить. – Сторож поспешил добавить: – Но на вас смотрится довольно неплохо…
– Мы, медицинские сестры, одеваемся не для красоты, а для работы. Так как насчет пациентки?
– Мертвой?
Уна вздохнула.
– Где я могла бы найти ее… э-э… тело?
– Ну… Это зависит от того, заявил ли кто о намерении забрать его для захоронения, – он стукнул по крышке одного из гробов. – Если этого не происходит в течение трех суток с момента смерти, тело человека передается патологоанатомам.
– Она умерла только этой ночью.
– Ну, тогда ее тело, скорее всего, еще тут, в морге.
Сторож указал на дверь угрюмого здания.
– Только после вас, юная леди!
Открыв дверь, Уна увидела длинный коридор и, постояв в нерешительности пару секунд, вошла внутрь. Сторож вошел следом за ней. Здесь как-то странно пахло: сначала Уне ударил в нос резкий запах дезинфицирующих средств. Да так сильно, что у нее даже начали слезиться глаза. Но к этому запаху примешивался еще и сладковатый запах гниения и разложения. Уна вздрогнула, подумав о том, как нестерпимо, должно быть, здесь пахнет летом!
Первая комната, в которую они зашли, была забита гробами. Крышки их еще не были заколочены. Сторож начал поднимать одну за другой, чтобы Уна могла заглянуть в них. Красивый темнокожий мужчина с только начинающей пробиваться сединой. Еще мужчина, судя по виду, немец, с зияющей дырой в виске. Старушка со сморщенной кожей и почти без зубов. Молодая девушка, наверное, итальянка, с застывшей на лице умиротворенной улыбкой. Почти умиротворенной. Как и у всех трупов, ноги и руки девушки были связаны веревкой, словно ее хотели поаккуратнее втиснуть в узкий гроб.
Когда сторож открыл крышку гроба, размером больше напоминающего коробку из-под обуви, Уна не смогла сдержаться и отвела глаза.
– Этого нашли замерзшим на улице, – покачал головой сторож, как будто довольный расстройством Уны. – Что же это за мать такая…
– Та пациентка, которую я ищу, взрослая женщина, не ребенок! И она была вполне жива еще вчера, когда я осматривала ее в приемном покое.
Уна уставилась на сторожа и смотрела на него до тех пор, пока он не закрыл крышку маленького гробика.
Потом они вошли в зал для опознания. Четыре каменных стола на равном расстоянии друг от друга стояли перед большим окном, выходящим на оживленную улицу. Утренние лучи солнца заливали сквозь него и это унылое помещение. На каждом из каменных столов лежало тело, накрытое клеенкой, а снятая с него одежда сиротливо висела на стене. Под шею каждого был положен деревянный брусок, чтобы было лучше видно лицо умершего. На тела капала вода из проложенных сверху труб с небольшими форсунками. Капли тяжело шмякались на клеенку и стекали на пол, выложенный большими каменными плитами.