– Знаешь, наверное, я сегодня не смогу заниматься.
– Прекрасно, мы и не будем!
– Тогда почему…
– Без вопросов. Доверься мне!
Они дошли до спального корпуса, и Дрю нетерпеливо втолкнула ее внутрь.
– Давай поживее! И надень свое самое красивое платье!
Едва войдя в комнату, Дрю выскользнула из формы сестры и надела на себя очень хорошо сидящее на ней, но довольно простенькое платьице. Уна никогда раньше не видела, чтобы Дрю так быстро переодевалась. Потом Дрю повернулась к Уне, которая за это время успела всего лишь расстегнуть несколько пуговок. Вздохнув, она аккуратно отвела ее ладони в сторону и быстро раздела ее, словно маленькую девочку. В какой-либо другой вечер Уна запротестовала бы… возможно, даже влепила бы Дрю за излишнюю навязчивость, но не сегодня. Сейчас у нее не было на это никаких сил. Она даже не могла трезво оценить ситуацию и подумать, стоит ли так слепо доверять Дрю.
Как только они обе прихорошились, Дрю взяла Уну за руку и потащила ее к выходу из комнаты и вниз по лестнице. Из кухни так вкусно пахло… Живот Уны громко запротестовал намерению пропустить ужин. Она ведь сегодня и не завтракала, и в обед практически ничего не съела. Или ее последний обед был вчера? Может быть, она сегодня не ела вообще ничего? Но Дрю упрямо тащила Уну к выходу – и вот они уже на улице с ее гораздо менее приятными запахами.
Пройдя квартал, они впрыгнули в трамвай, идущий на запад. Дрю заплатила за двоих, после чего они с Уной уселись на скамеечку, которую любезно освободили им двое портовых грузчиков. У Уны мелькнула мысль, что ехать в трамвае может быть опасно – ведь может встретиться кто-то знакомый! Она надвинула шляпку поглубже и сказала самой себе, что бояться нечего.
Дрю продолжала громко трещать, перекрывая грохот трамвая. Она рассказывала о том, что к ним в отделение поступил пациент с довольно странным диагнозом: ему не помогало ни кровопускание, ни прогревание – ничего! Уна была рада отвлечься от тягостных мыслей, но вслушивалась в основном в успокаивающий тембр голоса Дрю, не вникая в смысл слов. Дрю говорила о крови и различных методах кровопускания без приступов тошноты, и Уна ощутила прилив радости. И снова обрадовалась, услышав из уст Дрю, что доктор Вестервельт прописал этому пациенту ацетилсалициловую кислоту – и постепенно ему стало лучше. Однако радость омрачило чувство вины: она вспомнила, как сбежала от него в вытрезвителе. Но и это чувство быстро угасло, уступив место безнадежности.
Они вышли на Мэдисон-Сквер, и Дрю купила у лоточника рядом со входом в парк по соленому крендельку себе и Уне. Та предпочла бы глоток виски, но… свежий соленый крендель, по крайней мере, немного утолил голод.
– Мы что – ехали через весь город за кренделями?
– Да ну тебя! Нет, конечно!
Они обогнули парк, свернули на Двадцать третью улицу и дошли до отеля «Пятая авеню». В его шикарном фасаде отражался мягкий свет уличных фонарей.
– Говорят, внутри не хуже Версаля, – вздохнула Дрю, кивнув в сторону отеля. – Читальные залы, рестораны и гостиные – все в роскошном французском стиле. Говорят, там есть даже своя парикмахерская и свой телеграф!
Хотя Уна довольно часто работала в этом районе – парк с его идеально подстриженными кустами и дорогие магазины, расположившиеся к югу от Пятой авеню, всегда были лакомым местом для карманников, – но она никогда не бывала внутри этого роскошного отеля. Даже если бы она надела свое лучшее платье, портье ни за что не пропустил бы ее. Но она частенько останавливалась в тени маркиз и смотрела в окна на роскошь внутри. И уверяла себя, что в один прекрасный день и она сама будет такой же богатой и шикарной, как здешние постояльцы. Сейчас мысль эта казалась ей столь же бессмысленной, сколь и абсурдной. Никакие деньги не застрахуют от такой бесславной кончины, как у Дейдре.
Они прошли вперед еще полквартала и наконец остановились перед высоким каменным зданием с арками и резьбой. Над входом большими буквами было написано: «Эдемский музей».
– Ну, вот мы и пришли! – прощебетала восторженная Дрю, сжав ладонь Уны.
– Это что?
Дрю не ответила. Она повела Уну вверх по ступеням и заплатила за два билета, не переставая загадочно улыбаться. Они вошли в широкое фойе, освещенное большими тяжелыми канделябрами, где гардеробщик взял их пальто, а затем открыл перед ними дверь одной из боковых комнат. Там уже было несколько десятков людей, восторженно смотрящих на актеров, застывших в самых разных позах в драпированных малиновой тканью нишах. Актеры были хорошие, Уна заметила это сразу. Не чета тем кривлякам, которых она видела в салунах Тендерлойна или Пяти Углов. Отлично загримированные, в красочных костюмах, они дышали совсем незаметно, смотрели в одну точку и, казалось, даже не моргали. В близлежащем парке деревья и кусты еще не пробудило дыхание весны, и они качались на холодном ветру, серые и хмурые, – а тут по стенам вились зеленые тропические лианы с разноцветными большими цветами, погружая пришедших в атмосферу далеких жарких стран.
Уна стояла неподвижно и ошарашенно переводила взгляд с одной ниши на другую, от одной пальмы к другой и не знала, с чего начать детальный осмотр. И впервые за эти несколько тягостных дней она почувствовала в душе что-то светлое, а не гулкую пустоту.
– Я знала, что тебе здесь понравится! – захлопала в ладоши Дрю и, взяв Уну за руку, подвела ее к центральной платформе, на которой стояла группа актеров, изображающая королевскую супружескую пару в сопровождении высшего духовенства. – Вчера второкурсницы листали в библиотеке брошюру и забыли ее на столе. Музей открылся только на прошлой неделе!
Больше всего на свете Уне хотелось растолкать всех локтями и поскорее пробраться вплотную к этой платформе. Но она подавила в себе это желание и спокойно стояла рядом с Дрю, ожидая, пока стоявшие перед ними люди не надивились на экспозицию и не перешли к следующей. Подойдя ближе, Уна стала разглядывать костюмы актеров. Ах, какие кружева! А какое золотое шитье! Вон тот в синей парадной военной форме, расшитой золотом, – это император Германии, Вильям, пояснила ей Дрю. Рядом с ним стоит королева Виктория и папа римский Лев. Но тут Уна заметила, что с лицами актеров что-то не так. Какие-то отсутствующие взгляды и такая бледная кожа… Ну прямо как у трупов, которых она перевидала достаточно в морге.
Уна вскрикнула и попятилась назад, наступая стоявшим сзади людям на ноги. Ей вдруг стало тяжело дышать. Ей показалось, что комната начала вращаться, а все фигуры и растения подернулись какой-то пеленой, а потом и вовсе исчезли. Кто-то прикоснулся к ней. Или это было что-то? Уна в ужасе отпрянула.
– Это же мертвецы! Мертвецы! – закричала она. Как же она сразу не поняла! Разорили чьи-то могилы и надели роскошные наряды на тела несчастных покойников! Уна стала озираться в поисках Дейдре, прижимая руки к груди.
Кто-то снова коснулся ее. Она уже была готова закричать, но, словно сквозь туман, услышала голос Дрю:
– Уна, успокойся, это не покойники! Это восковые куклы! Послушай меня! Всего лишь восковые куклы!
– Восковые? Куклы?
Дрю энергично закивала головой.
Уна снова взглянула на одну из кукол. В ушах ее гудело и шумело. Восковые куклы? Она стала глубоко дышать, чтобы успокоиться. И тут, наконец, разглядела. Нет, это не трупы. Черты лиц – хотя и очень правдоподобные – были все же слишком правильными и идеальными. Глаза – просто стекляшки. На головах парики.
Уна залилась краской. На нее смотрели все, кто был в зале.
К ним подошел служитель музея.
– Может, мисс глотнет немного свежего воздуха? Или выпьет чаю в музыкальном салоне?
Дрю приобняла Уну.
– Да, вы правы, чай ей не помешает.
Они прошли через еще один зал с восковыми фигурами в музыкальный салон. Стук их каблучков почти терялся в музыке. Оркестр играл что-то ритмичное. Смотритель музея посадил их за самый дальний столик – подальше от других посетителей – и побежал им за чаем.
– Прости, – начала оправдываться Уна, – сама не знаю, что на меня нашло.
Она провела рукой по лбу, думая, что он влажный от пота. Но кожа была сухая и холодная.
– Я сама виновата, – поспешила возразить Дрю, – мне надо было с самого начала сказать тебе, что это восковые фигуры.
– Они не так уж и похожи на людей. Не знаю, почему…
Уна осеклась. Она, конечно, знала почему. Ей теперь везде виделись одни трупы.
– Я просто хотела как-то развеселить тебя. Вот все, что я знаю.
Дрю потупилась и стала нервно теребить бахрому своей сумочки.
– Развеселить? Меня?
– Ты последнее время сама не своя. Думала, ты поссорилась с доктором Вестервельтом, но ты даже не замечаешь, когда я упоминаю его имя. Потом подумала, что у тебя опять проблемы с этой въедливой мисс Хэтфилд… Но она ведь уехала на всю неделю навестить родных в Балтиморе. Потом я подумала…
– Одна моя знакомая умерла несколько дней назад…
– О, Уна, как жаль! Наверное, она была твоей очень близкой подругой!
Уна покачала головой.
– Мы… Просто росли вместе. Но близкими подругами не были.
– А как ее звали?
Уна огляделась в страхе быть узнанной в таком людном месте. Но почти все гости смотрели только на музыкантов. Те немногие, кого музыка не увлекла, тихонько болтали или пошли в галерею наверх, где показывали диафильмы. Никто не обращал абсолютно никакого внимания на Уну и Дрю.
– Ее звали Дейдре.
– Может, ты еще успеешь к ее похоронам? Я уверена, что мисс Перкинс…
– Ее уже похоронили! – отрезала Уна. – К тому же я тебе сказала – мы не были так уж близки.
И тут подоспел официант с чаем и принялся расставлять фарфор и раскладывать столовое серебро.
– Не могли бы вы принести нам бренди? – спросила Дрю.
Этот заказ шокировал Уну не меньше, чем официанта. Он схватил серебряный поднос, прикрываясь им словно щитом, потупился и, переминаясь с ноги на ногу, виновато произнес:
– Э-э… Простите, мисс… Но мы подаем леди алкоголь, только если она пришла в сопровождении джентльмена…