– А ничего не делать, просто привыкать! – выпалила Соня с азартом. – Правда, Ян, мир меняется, и женщина все чаще выбирает себя.
– Ясно.
– Такова суровая реальность. Пройдемся?
Ян взял Соню за руку:
– Давай.
Миновав главные ворота и детскую площадку с черепахой из красного гранита и горкой, сделанной в виде слона, они оказались в настоящем лесу.
Еще не начало темнеть, но на землю спускался стылый осенний вечер. На пожухлой траве лежала пелена тумана, и от прошедшего недавно дождя пейзаж казался акварелью с иероглифами черных облетевших деревьев.
Во влажном воздухе звуки разносились далеко и гулко. С залива слышался плеск волн и корабельные гудки, где-то вдруг надрывно и хрипло каркнула ворона, и Яну сделалось немного не по себе.
Он покосился на свою спутницу. Соня улыбнулась.
Никого не было поблизости, Ян обнял ее и поцеловал. Губы Сони были холодные и влажные.
– Ты замерзла? – Он быстро расстегнул куртку и закрыл Соню. – Засунь руки мне под свитер.
Она послушалась, и Ян чуть не заорал от обжигающе-ледяного прикосновения, но сдержался.
– Пойдем обратно?
– Постоим. Так хорошо…
Они снова поцеловались. Ян прижимал Соню к себе крепко, как только мог, чтобы согреть.
– Ты выбираешь себя, а я выбираю тебя, – сказал он хрипло, – видишь, как удачно совпало.
Соня поцеловала его и отстранилась:
– Давай возвращаться?
– Пойдем.
Ян обнял ее за плечи, стараясь накрыть полой куртки, как крылом, хоть понимал, что тепла от этого будет не много.
Колдунов не сообразил, что Соня, как автомобилистка, одевается легче, чем он, и замерзла гораздо сильнее, поэтому главное сейчас добраться до машины, все разговоры потом.
Он ускорил шаг, и остаток пути они почти бежали.
Лишь сев в машину, он заметил, что стемнело, за стеклом воцарились темные осенние сумерки с редкими кляксами фонарей.
Соня энергично растирала руки. Ян взял ее кисти в свои и подышал, потом снова засунул себе под свитер.
Они опять поцеловались. Ручка переключения скоростей очень мешала, Ян боялся, что если заденет ее, то сломает что-нибудь в автомобильном устройстве, поэтому был осторожен.
– Странные мы люди, – сказала Соня, – оба живем самостоятельно, а обжимаемся по углам, как дети.
– Поехали ко мне.
– При Косте неудобно.
– Выставлю его за дверь. Пусть идет к невесте, в конце концов.
– Нет, неудобно. А у меня в коммуналке тоже стремно.
– Что да, то да. В принципе, Соня, я могу и до свадьбы потерпеть.
– До чьей?
– До нашей.
– Опять ты начинаешь.
Ян сел ровно, как на экзамене, понимая, что сейчас тот редкий момент, когда вся твоя судьба зависит от правильно подобранных слов.
– Соня, послушай. Я правда хочу провести жизнь с тобой или ни с кем.
– Я тебе уже сто раз говорила…
– Я слышал и принял. Давай так: твое решение – посвятить себя профессии, а мое решение – жениться на тебе, принявшей решение посвятить себя профессии.
– А дети?
– Как получится. Если нет, будем жить так или усыновим.
– Но ты же захочешь своего ребенка, а я, может, после командировки…
– Я понял, – перебил Ян, – какой-никакой, а врач, умею сложить два и два.
Соня включила поворотник и приготовилась ехать.
– Я тебя обидел? – испугался Ян.
– Нет, наоборот.
– В общем, Сонь, это не влияет.
– Спасибо! Только, Ян, я ведь такая же, как Костя, – вздохнула Соня, когда они выехали на проспект, – поэтому, наверное, и не согласилась за него выйти, когда он звал. Союз двух ледышек – это бр-р-р…
– Наговариваешь на себя. У тебя только руки холодные.
– Правда, Ян. Мы с ним очень похожи, оба бесчувственные. Такое вообще довольно часто происходит с идеальными детьми, которым разрешают быть, только если они соответствуют всем ГОСТам, стандартам и СанПиНам, когда они вырастают. Помнишь, когда ты со мной расстался?
– Помню, Соня.
– Я ведь тогда даже не расстроилась. Ну почти. Так, легкая досада, что придется где-то такого же приличного жениха искать, чтобы порадовать маму с папой. Так что ты должен отдавать себе отчет, что если мы поженимся, то ты не получишь от меня многого из того, что муж вправе ждать от жены.
Ян засмеялся и сказал, что, по его наблюдениям, никто не получает от жизни того, что ждет. Глупо даже надеяться на это.
– Как будет, так будет, – заключил он.
– Мне все-таки кажется, что я слишком холодный человек для семейной жизни.
– Тебя Константин Петрович покусал?
Соня фыркнула и перестроилась в левый ряд.
Ян вдруг вспомнил рассказ Сэлинджера «Дорогой Эсме с любовью и мерзопакостью», который прочитал года полтора назад, будучи у родителей в гостях. Мама как раз по огромному блату приобрела сборник произведений современных американских писателей и заставила Яна приобщиться.
Тогда рассказ не произвел на него впечатления, и, как ему казалось, мгновенно выветрился из памяти, а теперь вдруг внезапно всплыл, и Яну показалось, будто он понял что-то очень важное и про рассказ, и про Соню.
Хотел сказать, что она похожа на Эсме, но не стал. Вместо этого попросил притормозить у телефонной будки.
В кошельке нашлась двушка, а Костя оказался дома.
– Константин Петрович, тут такая ситуация, – начал Ян, – я помню про нашу договоренность, но…
– Ни слова больше, – перебил Костя, смеясь, – дайте мне пятнадцать минут, и до двадцати трех тридцати квартира в полном вашем распоряжении.
Разъединившись, Ян озадаченно повертел трубку в руках, пытаясь обнаружить признаки того, что он случайно позвонил в параллельный сказочный мир. Нет, обычная тяжелая трубка из коричневого пластика, тугой шнур, из прорех в серебристой обшивке которого кое-где проглядывают провода, в будке мерзкий запах и не хватает нижнего стекла, отчего по ногам дует.
Значит, и Константин Петрович на другом конце линии тоже обычный, просто в необычном расположении духа.
… – Останься до утра, – сказал Ян, осторожно высвобождая руку из хаотичного клубка конечностей, который они с Соней образовали.
Она покачала головой.
– Останься, – повторил он, – хочешь до утра, а хочешь насовсем. Завтра смотаемся за твоими вещами, да и все.
– Нет, неудобно. – Соня потянулась и прижалась к нему.
– Ты мерзнешь? Еще одеяло принести?
– Просто побудь рядом. Так хорошо с тобой…
– И мне. Останься. На Константина Петровича плевать, ты же теперь моя жена.
Соня ничего не ответила, но Ян почувствовал, как она напряглась.
– Ну да, жена, – повторил он.
– Я не люблю, когда говорят то, чего нет, – перебила она резко.
– Сонь, если ты думаешь, что я тебя обману, то нет.
– Знаю, знаю, – засмеявшись, она легонько дернула Колдунова за ухо, – я тебе верю, не волнуйся об этом. Просто вещи надо называть своими именами.
– Это формальность, которую мы исправим как можно скорее.
Ян потянулся за сигаретами, и закурил, поставив себе на грудь тяжелую пепельницу. Хрусталь приятно холодил кожу. Соня тоже попросила сигаретку.
– Константин Петрович меня убьет, – вздохнул Ян, – все его правила сегодня я нарушил. Так что, может, станешь вдовой прямо сегодня, хоть мы пожениться не успели.
– Вот именно. Всякое может случиться, в том числе и независящее от нас, поэтому не говори гоп, пока не перепрыгнешь, а когда перепрыгнешь, тем более не говори.
– Все равно я тебя уже считаю своей женой, – упрямо повторил Ян, – и, честно говоря, не хочу, чтобы ты оставалась одна в своей этой жуткой коммуналке.
– А я не хочу без официальных оснований жить под одной крышей с Константином Петровичем. Он в первом классе уже был занудой и ханжой, а теперь-то… Не очень-то приятно, знаешь ли, ловить на себе его презрительные взгляды.
– Ты знаешь, он как-то помягче стал в последнее время, – засмеялся Ян и притянул Соню к себе, – добрее к людям.
– Нет, дорогой, если двусмысленности можно избежать, надо ее избежать, – засмеялась Соня.
– Хочешь, я тогда к тебе перееду?
– Во-первых, уважаемые соседи нас в этом случае сдадут, по их терминологии, как стеклотару.
– Чего это?
– За нарушение паспортного режима. Но не в этом даже суть. Если мы поженимся, то я временно вернусь домой.
– Я думал, ты с родителями в контрах.
Соня покачала головой:
– Это правда, но, ты знаешь, странная ситуация. Я когда съезжала, прямо пылала от ненависти. Думаю, все, прощайте навсегда, сидите, жрите тут свою сметану.
– В смысле? – не понял Ян.
– А, это просто была последняя соломинка, – усмехнулась Соня, – ты знаешь, когда я вернулась с ликвидации, родители меня встретили так, будто я из тюрьмы вышла. С одной стороны, опозорила семью, много горя причинила, но с другой – вроде родная кровь, не гнать же на улицу. Не простили, что я посмела их ослушаться и заставила волноваться. Что ж, имеют право, думала я, но как-то я обмолвилась, что там люди пострадали, и вдруг моя мама говорит буквально следующее: «Да наплевать на них! Всем помогаем, а я сметаны нормальной не могу купить!» И так мне что-то горько стало, что я вещички в сумку покидала и уехала. Переночевала на работе, а днем вот эту комнату жуткую нашла. Первое время только и всплывали в памяти старые обиды, а сейчас я понимаю, что соскучилась. Не особенно их одобряю и люблю, но они же мои родители, надо принимать их такими, какие они есть. Имеют право выдать замуж единственную дочь, так что месяцок с ними под одной крышей я как-нибудь перетерплю, а после этого на контрасте семейная жизнь с тобой покажется мне просто нечеловеческим блаженством.
– Надеюсь, что так. Но ты же говорила, что твои родители категорически возражают против моей кандидатуры? Вдруг они запретят тебе выходить за меня замуж?
– В таком случае жди меня здесь с вещами, – сказала Соня строго и села в кровати. Он не удержался, поцеловал едва заметный шрам в форме кометы. В темноте почти ничего не было видно, но Ян точно знал, где он.