Ян с радостным нетерпением ждал поездки к родителям. Они тоже мечтали поскорее познакомиться с невестой и ее родителями, мама уже поставила киснуть белки для своего фирменного «Киевского» торта, папа взял билеты в Концертный зал и заказал столик в баре, словом, выходные обещали удасться на славу.
Для полного счастья он смотался на Невский, в магазин «Восточные сладости» и набрал там всякого разного, особенно рахат-лукума, который мама обожала.
Соня съездила на техобслуживание, удостоверилась, что железная лошадка не подведет на длинной дистанции, и пропылесосила салон, а будущая теща, узнав про «Киевский» торт, немедленно затеяла какие-то немыслимые пирожные и булочки.
В общем, предстояло пиршество духа и тела, но в четверг Яна вызвал Бахтияров и трагическим голосом объявил, что родина требует от него подвига. Ян подумал о новой командировке в Афган, слегка поежился, но быстро подавил в себе недостойные чувства и сказал, что он готов.
– Придется отдежурить в выходные.
– И только-то?
– Не только вам, но и мне тоже, – терпеливо пояснил Бахтияров, – грипп, который, кстати, вы и притащили в клинику, скосил больше половины личного состава.
– Это еще не доказано, что я, – пискнул Ян.
Бахтияров поморщился:
– Не будем торговаться. Главное, что из людей с мозгами в строю остались только мы с вами. Вы здесь будете закрывать амбразуру, а я на Пушкинской.
– А Коршунов?
– Коршунов обеспечивает наши спортивные победы, будь он неладен, поэтому его нельзя трогать ни при каких обстоятельствах.
– Ну надо же какая засада! – Ян горестно почесал в затылке. – Родители так нас ждут, и я сам хотел…
– Учитывая обстоятельства, мы могли бы отправить женщин одних, но это будет не совсем правильно.
«Не то слово», – хмыкнул про себя Ян.
– А Коршунов прямо жизненно необходим на спорте? – жалобно переспросил он. – Может, без него как-нибудь?
– Нет, не может! – отрезал Бахтияров. – Шутка ли, первый раз за двадцать лет появился шанс утереть нос мединституту. Там у них команда – кони, а от нас вечно выступали какие-то полуживые алкоголики, других-то у нас среди сотрудников днем с огнем не сыскать. Так что Коршунов в данной ситуации для нас просто дар судьбы.
– Хорошо, я позвоню, объясню ситуацию. Родители у меня люди понимающие. Перенесем на следующие выходные, делов-то куча.
– Рад, Ян Александрович, что вы идете навстречу. – Бахтияров кивнул ему на стул и протянул пачку «Мальборо». Это была милость, которой редко кто удостаивался, и Ян поспешил схватить сигаретку и поднести будущему тестю огоньку.
– Жаль, конечно, что выходные срываются, но что делать? – Ян с чувством затянулся, смакуя сладковатый заморский дым. – Обычно с соплями на работу прийти – святое дело, но в этом году грипп какой-то вообще зверский. Лично я чуть не сдох, три дня стоять не мог в принципе, не то что у станка.
Сочувственно покачав головой, Бахтияров заметил, что Ян и так перерабатывает все мыслимые и немыслимые нормы, поэтому для него не составит большой разницы выйти не только в субботу на сутки, но и в ночь с воскресенья на понедельник.
Это была уже адская наглость, но, с другой стороны, если нет людей, то что делать? На смене должен быть хотя бы один хирург, умеющий принимать решения и сносно оперировать, и лестно, что его считают именно таким специалистом. Ян приосанился.
– Отстоите, а утром в понедельник по моему личному распоряжению пойдете домой до среды, – сказал Бахтияров.
Ян только рукой махнул.
Жаль было пропавших выходных, или, говоря культурно, уик-энда, в котором он уже почти обжился, и родители, он знал, огорчатся, хоть вида не подадут, но такая уж судьба хирурга и вообще хорошего врача. Семья видит только его тапочки и зубную щетку, а сам он пропадает на работе.
Яну показалось, что Соня восприняла отмену поездки с облегчением, но, наверное, это потому, что сам он расстроился слишком сильно.
В качестве слабой компенсации она обещала отвезти его на соревнования, посмотреть, как Константин Петрович кует медали для академии, и поболеть за него.
– Да ну, я буду после суток.
– И прекрасно! – заявила Соня. – Как раз подышишь воздухом, проветришь мозг и поспишь, а вечером я тебя отвезу в клинику обратно.
– Да, да, выгуляй пса.
– Ян, я понимаю, работы много, но из стен больницы надо выходить, ибо они высасывают энергию.
– Соревнования тоже высасывают.
– Поедем, сделай мне такое одолжение. Я везу Костю с Олей и не хочу быть одинокой девушкой при счастливой паре, особенно с учетом нашего прошлого.
– Не понял? – вскинулся Ян. – Ты же говоришь, что ничего не было.
Соня засмеялась.
– Не было, но об этом знаем только мы. Остальной мир убежден, что Костя меня бросил. Мы за тобой заедем в клинику около восьми, как раз после пересменки.
Понимая, что сопротивление бесполезно, Ян согласился, но особо оговорил, что если он будет в операционной, то пусть уж компания не обессудит и едет без него.
– Слушай, – спохватился он, – а Надька ведь бежит!
– И что?
– Неловко получится.
– Ты как маленький, Ян, – состроила гримаску Соня, – именно ради этой неловкости мы с Олей и встаем в воскресенье в семь утра.
– Зачем?
– Чтобы у этой девки не оставалось никаких иллюзий. Гуманитарное в сущности мероприятие.
Ян поморщился:
– Надя не девка никакая.
– Ладно, дурочка.
– И не дурочка.
– А что это ты ее так защищаешь? Или не одному Константину Петровичу она вскружила голову?
– Просто мне не нравится твой снобизм.
– Я тебе уже говорила, что я не сноб, просто предпочитаю общаться с умными людьми.
Ян вскипел:
– Я слышал твои прекрасные речи про всеобщее образование и открытые дороги, но знаешь, Сонечка, они были бы более убедительны, если бы ты родилась у одинокой уборщицы и сама бы добилась своего нынешнего положения. Тогда да, тогда бы я тебя послушал. Но после того как родители тебя за ручку привели к успеху, разглагольствовать о том, что каждый так может, надо только постараться, ты не имеешь права.
– А ты кто такой, чтобы решать, на что я имею право, а на что нет? – огрызнулась Соня.
Вот и первая ссора, подумал Ян. Он понимал, что без этого совместной жизни не бывает и идеала не существует, но все же хотелось, чтобы его умная и утонченная Соня уговорила Олю не ходить на соревнования, не причинять лишней боли отвергнутой девушке, а не называла ее девкой.
Пусть даже и так. Пусть у нас каждый может, все пути открыты, только у каждого человека своя история, своя боль, свои страхи. Даже последний алкаш достиг своего незавидного положения не потому, что в детском садике все захотели стать космонавтами, а он алкоголиком. Жизнь это не только ты, но и мир вокруг тебя, и он может быть к тебе милостив, а может быть и жесток. Люди все разные, и у каждого своя способность держать удар и перемахивать через препятствия. Кому-то расставание с возлюбленным станет всего лишь дверью в новые отношения, а для кого-то это будет полный крах всех надежд.
Все знают, что завидовать плохо, но презирать тех, кто добился в жизни меньшего, чем ты, наверное, еще хуже.
Ничего этого Ян не сказал вслух, а прибегнул к универсальному способу примирения между мужчиной и женщиной.
«Раз всех надо уважать, то и Сонины заскоки тоже, – думал он умиротворенно, когда они лежали, обнявшись, – на все есть свой резон, никто не злой просто потому, что злой».
Соревнования надвигались на Костю подобно каменному шару из фильма про Индиану Джонса, который он когда-то смотрел по отцовскому видику, а он не мог ни убежать, ни заставить шар свернуть с пути.
Грипп оказался бы спасением, но нет, Костя был здоров как черт, а симулировать считал ниже своего достоинства.
Он снова позвонил Оле и робко заикнулся, как здорово было бы, если бы она не приходила, но она ледяным тоном повторила, что если они женятся, то люди должны видеть их вместе.
Положив трубку, Костя понял то, что в принципе знал и раньше и что вполне его устраивало – в их браке главной будет внешняя сторона. Кто что чувствует, дело десятое, главное, чтоб окружающие видели во всех отношениях идеальную семью.
Что ж, все его знакомые так жили, и Славины, и Бахтияровы, и в его собственной семье было заведено именно так. Напоказ.
Оставалась одна надежда – на переменчивую и хмурую ленинградскую погоду, но и она подвела, вдруг разогнала тучи и подарила ясный, почти по-летнему теплый день.
С ненавистью взглянув в окно, Костя начал собираться.
Положил в рюкзак спортивный костюм и кеды, наполнил термос чаем, сунул в карман шоколадный батончик для экстренного восстановления сил, съел легкий завтрак и вышел на улицу, где его через пять минут подобрала Соня.
По пустым с утра воскресным улицам быстро доехали до Оли, а потом подхватили Яна, хмуро курившего возле приемного покоя. На правах человека после суток он упал на заднее сиденье, не особо скрывая отвращения ко всему происходящему.
– Как дежурство? – спросила Оля.
– А я еще и завтра пойду, – хмыкнул Колдунов, – точнее, сегодня вечером. Так что, Константин Петрович, мчитесь, как ветер, у меня каждая секунда сна на вес золота.
Костя обещал постараться.
В парке, где проходили соревнования, было многолюдно, но не так весело, как на академическом кроссе.
На главной поляне были расставлены столы, но в этот раз не с бутербродами, а с табличками, официальными списками, стопками номеров и картами. По лицам физруков сразу становилось понятно, что это серьезное и ответственное мероприятие. Возле старта на трибуне сидело начальство, а простые сотрудники расхаживали кто где с довольно унылым видом, и по выражению их лиц можно было догадаться, что пришли они сюда не по зову сердца, а по обязаловке.
Радовала только погода, теплая и ясная, как тень последней улыбки ушедшего лета.