Ян сгорбился на стуле.
– А еще я поняла, что если твоя Наташа вернется, то ты тоже побежишь к ней.
– Нет, не побегу.
– Мысленно побежишь, а это, может быть, еще хуже. Слушай, я несу пошлятину…
– Есть маленько.
– Но в этом и смысл. Когда ты внутри этой пошлости, она кажется тебе самым прекрасным, что только создал бог.
– Соня, но это так, буря эмоций, а у нас с тобой впереди жизнь, в которой все достигается не небесными восторгами, а трудом. Как говорится, любите тех, с кем живете, если не можете жить с теми, кого любите.
– Ты тоже от пошлости недалеко ушел.
– Вот видишь, как хорошо, мы с тобой на одной волне.
Соня засмеялась:
– Нет, мы не такие одинаковые, как ты думаешь. Помнишь, ты упрекал меня в снобизме? Так вот ты тогда был прав, я действительно считаю, что люди все разные и по положению, и по воспитанию, и каждый должен держаться в своем кругу.
– Не вали все в одну кучу, – перебил Ян, – мы с тобой, Соня, взрослые люди, у нас не только юность, молодость уже почти прошла, так что естественно, что мы оба были влюблены, и что мы разные, тоже понятно. Не в этом дело. Главное, мы можем положиться друг на друга.
– Да?
– Конечно! Что ты можешь положиться на меня, я тебе клянусь, а что я на тебя, я и так вижу. Даже то, что ты мне сейчас мозги паришь, это симптом, что ты мне доверяешь, как никому другому.
– А ты, пожалуй, прав, – протянула Соня.
– Ладно. Сколько тебе еще нужно времени? Две недели хватит?
– Раз ты так ставишь вопрос, давай поедем сейчас.
Уловив в голосе Сони раздражение, Ян быстро сказал:
– Сонечка, я тебя никуда не хочу тянуть насильно. Как будешь готова, так и поедем.
– Спасибо, дорогой.
Ян огорчился, но не обиделся. В конце концов, никто не запрещает ему смотаться в Таллин самому на автобусе или на поезде, типа подготовить родителей к знакомству с новой родней.
Он понимал чувства невесты, сам когда-то бежал от рассудочной привязанности, которую испытывал к Соне, к острой и, как ему казалось, божественной влюбленности в Наташу.
С тех пор он повзрослел, время расставило точки над «i», но женщины тоньше и чувствительнее, для них влюбленность – это святое. Или дело не в том, кто мужчина, а кто женщина, а в том, что конкретно Ян Колдунов приземленный и рациональный человек, не позволяющий высоким чувствам овладеть собою. Все просто – если люди друг друга полюбили, они должны быть вместе. Точка. А если это невозможно, то перетерпеть. Снова точка.
Выйдя на лестницу перекурить этот тяжелый разговор, Ян поймал себя на том, что совершенно не ревнует Соню, хотя, по идее, должен. Кто там у нее, какие отношения, почему не смогли быть вместе? Хотя причина обычно одна, и это штамп о браке.
По идее должно взыграть в нем ущемленное самолюбие, как это так, почему с ума сходят не по мне, такому прекрасному и восхитительному, но Ян был уверен в Соне, твердо знал, что она переживет свою минуту слабости и будет ему верной спутницей жизни.
С этой утешительной мыслью Ян отправился спать.
Костя думал, что с уходом Нади на больничный ему станет легче. Быстрее забудет девушку, не сталкиваясь с ней на работе, не будет переживать неловкости и стыда, но реальность оказалась намного хуже, чем он думал.
Костя отчаянно тосковал. Оказывается, ему жизненно необходимо было видеть Надю, перекинуться с нею хоть парой ничего не значащих слов.
Естественно, это было наваждение, запоздалые подростковые чувства, которые взрослый человек должен с корнем вырвать из своего сердца, но пока не очень получалось.
А тут еще Оли внезапно стало слишком много. Сначала отец достал билеты во Дворец культуры имени Горького, где гастролировал знаменитый Ленком, и пришлось вести невесту на культовую «Юнону» и «Авось», пластинку с которой Костя когда-то заслушал до дыр, и теперь ему было неинтересно, и вообще была в этом какая-то насмешка, что совершенно равнодушная друг к другу пара равнодушно наблюдает за грандиозными любовными страстями.
Прощаясь с Олей, он снова поцеловал ее в губы. Нельзя сказать, что он ничего не почувствовал, все же он был молодой мужчина, а Оля на редкость красивая молодая женщина, но в рамках чистой биологии Косте сделалось грустно и даже немного противно.
Через неделю после спектакля она позвала его в Эрмитаж, на выставку Матисса. Как и спектакль, это было удовольствие для избранных, только вот беда, Костя к этим избранным причисляться не имел ни малейшего желания.
Тем не менее он послушно сходил, посмотрел картины, испытав столько же эстетических впечатлений, сколько от плаката с Брюсом Ли, оставленного предыдущим жильцом в комнате Яна, который нельзя было снять, потому что он закрывал крупную выбоину в стене.
Оля намекала на продолжение вечера, но Костя малодушно соврал, что ему надо на встречу с научным руководителем, и поехал домой, думая, что было бы легче иметь с невестой дело, будь она искренне в него влюблена.
Он бы тогда пожалел ее, и это могло стать хорошей основой для семейной жизни. Но увы, Оля просто хочет зажить своим домом, своей семьей в своей собственной квартире, а для этого ей нужен муж, чтобы не хуже, чем у других.
После этого культурного прорыва Костя надеялся отдохнуть хотя бы недельку, но Оля позвонила уже на следующий день с приказанием, чтобы на девятое ноября он ничего не планировал, ибо они идут на юбилей к дяде Толику. Дядя Толик был фигура мощная, попасть на его праздник почти то же самое, что побывать на пиру у олимпийских богов. Даже отец не удостоился приглашения, а Костя пойдет.
От такой возможности каждый нормальный человек будет до небес прыгать от восторга, только Косте почему-то не прыгалось.
Он не боялся предстоящего испытания, зная, что его интересная внешность вкупе с превосходными манерами произведут благоприятное впечатление на кого надо. Слава богу, отец научил его держаться с сильными мира сего без подхалимства, но и без лишней фамильярности.
Только стоит ли стараться ради благосклонной улыбки начальника академии, вот в чем вопрос…
Ночами Костя лежал без сна, сто раз прокручивая в голове заезженную пластинку про правила игры и про свое предназначение, но помогало не слишком хорошо.
Стоило чуть отпустить вожжи, как голову наводняли мысли о Наде.
Вдруг вспомнилось, как она нянчилась со слабоумной девочкой, как мама. А потом внезапно другое воспоминание ударило, будто ножом, как тельце этой девочки санитар снимал с операционного стола, и простыня сползла, открыв уродливое мертвое ушко.
Костя сел, так заболело сердце. Его будто в одночасье прошила вся та боль, которую он запрещал себе чувствовать, так что на секунду показалось, что сейчас он умрет.
Сердце колотилось, перед глазами в темноте плыли оранжевые круги дурноты, он вцепился в подушку и заплакал, первый раз с тех пор, как умерла мать.
О чем он плакал, он и сам не знал. Может быть, о том, что мир несовершенен и горя в нем больше, чем радости, и часто бывает так, что ты ничем не можешь помочь тем, кого любишь, потому что ты слаб и бессилен под ударами судьбы, и мужество состоит не в том, чтобы отражать их, и даже не в том, чтобы устоять, а просто чтобы не убегать от них. Легче, когда ты не один, тогда вы можете взяться за руки и держать строй. Но и одинокий человек…
Тут Костя понял, что если одинокий человек не убежит, то больше никогда не будет одинок, всхлипнул последний раз и пошел умываться.
В кухне Ян пил чай, глядя в окно. К счастью, он не включал света и не мог заметить следы слез на лице Кости.
– Будете? – хмуро спросил он.
– Да курите уже, что с вами поделать, – проворчал Костя и взял кружку.
Заварка в чайнике оказалась почти прозрачной.
– Что это еще за моча младенца?
– Ночью весь чай черный, – философски заметил Ян, прикуривая от горящей конфорки, – а вам что не спится?
Вдохнув кислый дым, Костя поспешно отворил форточку.
– Не знаю, что делать, – признался он, – понимаю, что надо жениться, а душа не лежит.
– Бывает, – элегически затянувшись, Ян поискал глазами и стряхнул пепел в единственный в их квартире цветочный горшок, из которого рос пучок чахлых листьев с белым ободком.
– Вы варвар и ботанический садист, – отодвинув цветок, Костя подал товарищу блюдечко со стертым рисунком.
– В пепле много микроэлементов, на пользу все.
– Я знаю, вы считаете, что я сделал неправильный выбор…
– Почему? – перебил Ян.
– Ну как… Сказку про Золушку вам в детстве мама же читала?
Колдунов с досадой отмахнулся:
– Да при чем тут это! Обе девчонки высший класс, что Оля, что Надежда. Только любовь это не то, что надо заслужить.
Костя нахмурился, пытаясь осознать эту мысль, а это оказалось не просто, ибо всю жизнь его убеждали в обратном. Кажется, он уже родился с пониманием, что просто так бывает что угодно, кроме любви. Даже победа может случиться благодаря удаче, а любовь – нет. Ты получишь ее, только если будешь послушным мальчиком, хорошо себя вести, получать отличные оценки… А если не будешь, тебя сдадут в детский дом, а себе возьмут ребенка, более достойного любви.
Это было так прочно записано на подкорке, что он искренне считал, будто влюбился в Надю за то, что она такая хорошая.
Костя глотнул почти безвкусного и холодного чаю.
– Тут нет правильного выбора, – продолжал Ян, – главное вовремя его сделать и не морочить голову ни себе ни людям, простите уж за банальность.
– Все правильно. Отец говорит, что мы называем банальностями те законы жизни, которые нам не хочется соблюдать.
Ян улыбнулся:
– Ну что, обменялись общими фразами – и отправляемся спать на этой оптимистичной ноте?
– Спокойной ночи.
Прыгать на одной ноге было тяжело, и голова болела, если долго читать, но в глубине души Надя радовалась больничному листу, благодаря которому она целых три недели не будет видеть Костю.