Нет, она не надеялась разлюбить его, это был бы слишком большой подарок судьбы, но хотя бы три недели не придется, разговаривая с ним, из последних сил сдерживаться, чтобы не разрыдаться и не умолять попробовать снова.
Тетя Люся приходила каждый день, занималась хозяйством и следила, чтобы племянница строго соблюдала постельный режим. В соответствии с рекомендациями врача книги безжалостно выдергивались из рук Нади, в качестве развлечения ей дозволялось только слушать радио, так что через два дня стало тошнить от позывных «Маяка» и приторного тона ведущего концерта по заявкам.
Хитрая тетя Люся с фанатизмом Савонаролы не просто отбирала книги, но и ставила их на самую верхнюю полку стеллажа в большой комнате, так что Надя на одной ноге доскакать могла, а вот дотянуться и взять – уже нет. Приходилось каждый день начинать новый роман, и от этого в голове царил сумбур.
Надя успела заметить, что на соревнованиях Костя был не один, а с девушкой. Хотелось убедить себя, что это ей просто показалось, Костя всего лишь остановился поговорить со случайной знакомой, но девушка выглядела именно так, как должна выглядеть возлюбленная молодого человека из благородной семьи.
Они с Костей составляли идеальную пару, оба красивые, улыбчивые, прекрасно и со вкусом одетые, словом, под стать друг другу.
Кто Надя по сравнению с этой красавицей? Так, не человек даже.
Только сейчас Надя вспомнила, что в приемном покое бродили слухи про сватовство Коршунова к молодой докторше из терапии, которая такая блатная, что даже никогда не дежурит. Надя была уверена, что все это досужие сплетни, и пропускала их мимо ушей. Она считала Костю лучшим человеком на свете, а то, что между ними было, таким прекрасным, что это исключало всякую возможность обмана.
Она ошиблась. Любовь оказалась наваждением и мишурой, Костя просто развлекался с медсестрой, что ж, так поступают многие доктора, не он первый, не он последний, и спасибо тете Люсе за отрезвляющие лекции.
Джек Лондон, которого она взяла взамен перекочевавшего на верхнюю полку «Виконта де Бражелона», не отвлек от грустных мыслей, и, захлопнув книгу, Надя вытянулась на диване, представив, что это она лежит в гробу после долгой, одинокой и безрадостной жизни.
По радио в сотый раз передавали песню «Если у вас нету тети».
«Иметь или не иметь, странный вопрос, – мрачно подумала Надя, – вот ты червяк, ползешь себе такой по своим червивым делам, и тут тебя птица поднимает в небо, и только ты начинаешь наслаждаться полетом, как тебя бац – и бросают обратно на землю. Очень приятные ощущения, нечего сказать. Но с другой стороны, если червяк не разбился и не сдох, то ему надо ползти дальше».
Опираясь на слишком высокий костыль, который папа притащил из отделения травматологии, Надя умылась, заплела косу и надела свое лучшее платье, синее в горошек. Пора привыкать к тому, что это просто одежда, а не то самое платье, в котором она ходила с Костей в кафе.
Дав себе зарок никогда больше не впадать в уныние и не отчаиваться, Надя проковыляла в большую комнату и, сделав на здоровой ноге пистолетик, достала из нижнего ящика стенки свое вязание.
Тетя Люся научила ее когда-то, и считалось, что у племянницы хорошо получается, так что она должна обвязывать всю семью, и в принципе Надя не возражала, ей самой нравилось плести сложные узоры из кос и шишечек, но как-то все время находились более интересные дела, поэтому свитер для папы, начатый, страшно подумать, три года назад, до сих пор пребывал в стадии половины спинки.
– Довяжу, – сурово произнесла Надя, – вот пока на больничном – и довяжу.
Она решительно опустилась на диван, довольно быстро нашла нужный ряд на схеме и взялась за спицы, но не успела снять первую петлю, как раздался звонок в дверь.
«Что-то рановато сегодня тетя», – подумала Надя, не трогаясь с места.
Звонок повторился.
– Забыла ключи, что ли? – пробормотала Надя. – Зато когда не надо, они у тебя всегда с собой.
Она запрыгала к входной двери, крича:
– Иду, тетечка! Подожди секунду.
На пороге стоял Костя. От неожиданности Надя отпустила костыль, пошатнулась, Костя подхватил ее, и, как только они обнялись, больше не нужно стало ни о чем говорить.
Из-за эпидемии гриппа Ян остался одним из немногих боеспособных хирургов в городе, дежурил сутки через сутки в разных местах, и о том, чтобы освободить выходные на поездку в Таллин, даже заикаться было кощунственно.
Костя тоже вкалывал, как ломовая лошадь, но в отличие от Яна, который, приходя домой, без сил падал в кровать, был весел, бодр и полон энергии настолько, что между дежурствами успевал варить свой фирменный питательный суп.
Впрочем, Ян выматывался настолько, что не было сил размышлять над чудесным перерождением друга.
Однажды он сообразил, что не общался с Соней уже целую неделю, позвонил ей и узнал, что она улетела в Красноярск на научную конференцию.
– А вы разве не знаете? – спросила будущая теща с ноткой злорадства в голосе.
– Закрутился просто, – туманно ответил Ян.
Он был рад за Соню и гордился, что она делает доклад на всесоюзной конференции, но все же невеста могла бы и сама рассказать жениху о столь важном событии в своей жизни. С другой стороны, он сам ей не звонил несколько дней, ничего удивительного, что она обиделась.
Ян решил не придавать значения подобным мелочам. В конце концов, они с Соней договорились, что работа для них самое главное, так что пора привыкать, что муж не вылезает с дежурств, а жена катается по научным конференциям. Проза жизни, куда от нее денешься.
Однажды Ян, возвращаясь после суток, возле самого дома был подхвачен под руку Коршуновым-старшим. Ян моргнул, проверяя, не померещилось ли ему с устатку, но нет. За руку его крепко держал не кто иной, как Петр Константинович.
– Пригласите войти? – спросил он ледяным тоном.
«Этикет – это у них семейное», – про себя огрызнулся Ян и открыл дверь.
Коршунов, не снимая обуви, прошел в большую комнату, брезгливо сторонясь стен, и сел на краешек дивана, выпрямив спину.
– Чай, кофе? – Ян решил быть гостеприимным.
– Нет, благодарю. Мой сын скоро придет?
– Понятия не имею.
– Разрешите подождать?
Ян кивнул и сел на стул в другом конце комнаты, не представляя, что делать дальше.
– Наслышан, вы с Сонечкой Бахтияровой собираетесь пожениться? – процедил Петр Константинович.
– Да.
– Что ж, поздравляю вас.
– Спасибо.
– С вами, молодой человек, я не знаком, поэтому не знаю, стоит поздравлять Соню или нет, но вас поздравляю. Соня прекрасная девушка, и я от души надеюсь, что вы будете счастливы.
– Спасибо, я тоже.
– Вы на втором году аспирантуры?
– Так точно.
– Не отстаете от графика?
«Да скоро там уже Константин Петрович придет», – подумал Ян, потому что папаша попал прямо в больное место. Увлекшись лечебной работой, науку Ян, мягко говоря, забросил.
– Не отставайте, – Петр Константинович решил прокрутить нож в ране, – когда аспирант тянет со сроками, это производит очень неприятное впечатление на научного руководителя и отбивает у него всякую охоту заниматься с нерадивыми учениками. Дисциплина в первую очередь!
Ян кивнул.
Воцарилось густое и тягостное молчание. Потерпев минуту, Ян закрыл глаза и, кажется, задремал, потому что проснулся от голоса Константина Петровича.
– Папа! Ты как здесь?
– Приехал поговорить с тобой, сын.
– Вы меня извините, я после суток, так что, наверное, спать пойду, – скороговоркой произнес Ян, ретируясь, но на него никто не обратил внимания.
Быстро раздевшись, он лег и закрыл голову подушкой, но слышимость была прекрасная, а отец с сыном хоть и не орали, но говорили очень отчетливо, поэтому Ян поневоле слышал каждое слово.
– Я хочу предостеречь тебя от опрометчивого шага, которым ты разрушаешь всю свою жизнь, – отчеканил Петр Константинович, – сейчас еще есть шанс все исправить, твоя дикая выходка будет принята как обычная ссора влюбленных.
– Мы с Олей никогда не были влюблены.
– А вот это уже никого не интересует! Главное, что в глазах родителей твоей невесты это будет выглядеть именно так.
– Папа, я порвал с Олей окончательно. Все, точка.
Воцарилась долгая пауза, в ходе которой Ян понял значение выражения «звенящая тишина». Подушку с головы он снял, ибо подслушивать, конечно, нехорошо, но если человек без спросу является к тебе в дом выяснять отношения, то он сам виноват.
– Правильно ли я тебя понимаю, сын, – Коршунов наконец нарушил молчание, – что ради какой-то несчастной медсестры ты готов спустить в унитаз свою карьеру, поставить под удар мою и расстроить мою многолетнюю дружбу со Славиными, которой я очень дорожу?
– Получается так.
– Подумай хорошенько!
– Я подумал, папа. Очень хорошо подумал и действительно хотел поступить по-твоему, но не смог.
Скрипнул диван, раздались тяжелые шаги. Ян продолжал стыдиться, что подслушивает, но ушей не затыкал.
– Что значит «не смог», сын? Ты кто, игрушка в чужих руках или человек с собственной волей?
– Вот именно потому, что я человек с собственной волей, я и женюсь на Наде.
«Вот тебе и здрасте! – весело подумал Ян. – Хорошо, что я прошпионил, а то мог бы и на свадьбу не попасть к этому конспиратору!»
Но радость быстро сменилась сочувствием Оле, которая, хоть по легенде и выходила замуж по голому расчету, на самом деле наверняка была хоть чуточку влюблена в Константина Петровича.
– Ты путаешь волю и вседозволенность, сын! – холод от слов Петра Константиновича проникал сквозь стену. – Воля как раз и состоит в том, чтобы уметь обуздать свои низкие желания и поступить так, как полагается. Если хочешь оставаться благородным человеком, изволь поступать так, как принято в кругу благородных людей!
«Так, минутка лозунгов», – поморщился Ян, не любивший демагогию.
– Мне тоже приходилось от многого отказываться, чтобы сохранить то положение в обществе, какое я занимаю сейчас, – продолжал Коршунов-старший внезапно потеплевшим тоном, – однажды я тоже едва не поддался чувствам, но преодолел искушение и горжусь этим.