– Ужином накормишь? – уже во второй раз переспрашивал его Влад. – Водка у тебя есть?
– Ты по-английски говоришь?
– Ну.
– И не забыл?
– Да нет вроде.
– Скажи чего-нибудь.
Фраза, которую Влад произнес с тяжелым акцентом, звучала в переводе на русский примерно следующим образом: «Будешь ли ты (любимое матерное ругательство американцев) кормить меня этим… (idem[7]) ужином и есть ли у тебя эта (idem) водка!»
– Мда… Ну ты даешь, Влад! – Кис от неожиданности потер подбородок. – Не волнуйся, будет тебе твой… (idem) ужин с твоей… (idem) водкой.
– Да? – обрадовался Влад. – Тогда давай скорее! А то жрать страшно хочется… И сука дома одна, ждет. Надо ее вывести…
Алексей пообещал отвезти Влада домой сразу после ужина и принялся метать снедь, купленную в кулинарии, из холодильника на стол. Влад разворачивал пакеты, резал, раскладывал на тарелки, разогревал, и минут через двадцать они уселись за еду.
– Ты сказал им, что встречался с Люлей?
Влад кивнул, обгрызая ножку копченой курицы.
– И что она тебя приняла за мужа?
Ножка еще в зубах – Влад снова кивнул.
– И насчет имени Владилен? И что ты раньше директором был?
Еще один кивок. Он ел жадно, держа ножку обеими руками за концы, – на аппетит жаловаться ему явно не приходилось.
– Как они отреагировали?
Влад хрустнул косточкой: раскусил головку и теперь шумно перемалывал челюстями хрящик.
– Нормально, – проговорил он с набитым ртом. – Ща, прожую…
Он прожевал и вытер губы салфеткой.
– Сказали, что будут меня звать так, как мне больше нравится. Про директора ответили: «Ну да, конечно, но вы же сами понимаете, что при вашей нынешней памяти вы не можете выполнять директорские функции!» Типа, как только, так сразу… А насчет Люли одобрили: мол, надо встречаться со старыми друзьями. И сказали, что мы с Владькой всегда были похожи. А его вдова на нервной почве приняла меня за него.
– Это их слова – «на нервной почве»? Или твои?
– Их. А что?
– Так, – ответил Кис. – Ничего.
Он не стал вдаваться в стилистические тонкости, хотя фраза резанула его слух своей циничностью.
– А кто именно сказал это? Митя?
– Не помню… Наверное.
Алексей, как обещал, отвез Влада домой, из предосторожности высадив на повороте к его двору. И всю обратную дорогу думал о том, что его затея должна сработать: после сообщения Влада о встрече с Люлей ее должны оставить в покое. Опасную информацию она УЖЕ рассказала. И Влад отреагировал на эту информацию самым невинным и неопасным образом. Он не закричал: я тут директор! А ну подать мне все бумаги! Нет, он спокойно проглотил Митину пилюлю и со всей видимостью нисколько не заинтересовался собственным положением. Так что теперь они должны – просто обязаны! – угомониться в отношении Люли…
Конечно, если думать о суде, то она может представлять угрозу как свидетельница. Но преступники обычно самонадеянны и не верят, что дело дойдет до суда…
Ночью Артем, сделав обход дома, замер перед ее спальней, прислушиваясь. Тихо. Хорошо уже то, что Люля не плакала во сне.
Люля не плакала во сне, она просто не спала. Она его окликнула:
– Артем? Войди…
Он вошел.
– Все спокойно?
– Да.
Он стоял на пороге.
А ей хотелось, чтобы он снова обнял ее. Ей хорошо в его руках. Ей нужны его руки.
– Ты думаешь, они сегодня не придут?
– Маловероятно. Почему ты не спишь?
– Не спится… Побудь со мной, Артем.
Он послушно подошел, прилег. Как всегда, на край кровати, поверх одеяла. Как всегда, обнял ее. Как всегда, представляя, что у него под рукой котенок, зверек – НЕ БОЛЕЕ!!! – нуждающийся в ласке и успокоении.
Она вскоре задышала ровно и спокойно, как всегда. И, как всегда, обняла его во сне.
Маленькое живое существо, нуждающееся в его защите! – приказал себе Артем. И привычно велел руке не чувствовать, что под ней – женщина. Желанная…
Но Люля вдруг с сонным вздохом разворотила одеяло и прижалась к нему. Теперь их разделяла только тонкая ткань одежд, через которую так отчетливо, так мощно соединилось тепло их тел!
Он с трудом подавил волну возбуждения, стараясь бесшумно перевести дыхание. Ей снится, конечно же, муж… Но при этом ее тело так удивительно ловко вписалось в его, словно кто-то заранее предусмотрел совпадение их конфигурации. Одно только место не вписалось, одно только место мешало и давило – там, в низу его живота… Он отодвинулся немного.
Лезли мысли: если бы это было не во сне… Если бы это объятие было предназначено ему, Артему. А не призраку мужа…
От этих мыслей закипала кровь. Артем приказал себе выбросить их из головы.
Минут через пятнадцать он, успокоенный ее размеренным дыханием, поднялся и пошел делать свой обход.
Люля, едва закрылась за ним дверь, в панике откинулась на подушки. Он ушел! Придет ли он еще к ней?
Ей отчаянно был нужен Артем, его тело, его близость… Не было ни «зачем», ни «почему», было только одно категоричное «нужно».
Но сказать ему об этом она не посмела. Что подумает о ней Артем? Он не поймет… Он осудит ее.
Но если он не будет с ней эту ночь, она просто не доживет до утра… Чужое зло, чужая разрушительная энергия скопились в ней за эти долгие недели несостоявшихся убийств. И, не убив ее, зло осело в ней, как радиоактивный налет: на печени, на почках, на легких… Повсюду!
Артем ощущался чем-то вроде антидота. Почему? Она не знала. Она не была влюблена… Но она ему доверяла, только ему, единственному. Так доверяют врачу: он вылечит. Тяжесть его тела выдавила из нее смерть. Его горячее дыхание растопит в ней смерть. Его живая сила победит в ней смерть…
Она вышла из спальни, как лунатик, не зная толком, что собирается делать. Просто ей нужен Артем, вот и все.
Она тихо шла босиком. В доме было темно: Артему так удобнее наблюдать за пространством вокруг дома. На втором этаже она Артема не нашла и спустилась вниз. Лестница несколько раз скрипнула под ее шагами, и она ждала, что Артем ее окликнет…
Но он почему-то не окликнул. Не слышал?
…Он стоял у окна на кухне, заложив руки за спину. Люля бесшумно подошла, так и не решив, что сказать и что сделать.
Он не обернулся. Она остановилась в двух шагах от его спины, раздумывая.
Но он заговорил первым, все так же глядя в окно и не поворачиваясь к ней:
– Не спится?
– Ты слышал мои шаги?
– Конечно.
– А почему ты не подошел? В смысле, не пришел… Не спросил….
Она умолкла, запутавшись.
Артем повернулся и, чуть присев на подоконник и сплетя руки на груди, спросил, как Люле показалось, холодно:
– Зачем?
Она залилась краской. В темноте, к счастью, не видно… Неужто он догадался, прочел ее мысли?!
– Мало ли, по какой надобности ты вышла, – продолжил он. – Я ведь твой телохранитель, а не шпион. Это твой дом, Люля, и ты вправе ходить по нему куда и когда вздумается!
С этими словами все мгновенно усложнилось. Артем говорил с ней сдержанно и подчеркивал разницу между ними. Словно он сознательно нагромождал препятствия для… для…
Как-то Артем сказал ей: «Вы звезда…» Люля тогда вскинулась: «Что за глупости? У меня есть талант, да, но я его не заработала! Мне его бог дал или природа, не знаю… Вот и вся разница! Чего-то добилась своим трудом. Так и вы трудитесь, Артем… Это у вас в голове расхожие штампы, выбросьте их на помойку!» – ответила она тогда гневно…
Но он, видать, не выбросил. Он нагородил между ними препятствия под тупым названием «социальная разница» и сейчас намекал на это…
Или просто прятался за ними?!
– Ты хочешь пить? – спросил он, по-прежнему не расплетая рук.
А ей хотелось, чтобы он их раскрыл и притянул ее к себе.
– Нет. Я пришла к тебе. Мне не спится, мне страшно…
Наконец он разомкнул руки и взял ее ладонь:
– Пойдем. Лучше будет, если ты примешь снотворное. Я посижу с тобой, пока ты не заснешь.
– У меня нет снотворного… – Люля не двинулась с места. – Ты знаешь, Артем, у меня на самом деле очень крепкие нервы! – Ей не хотелось в спальню, ей хотелось, чтобы он и дальше держал ее за руку, и она принялась болтать лишь бы что. – На моем месте, я думаю, многие не выдержали бы. В лучшем случае уже давно сидели бы на антидепрессантах… А я неизбалованна, Артем. Со мной никто никогда не нянчился. Не вникал в мои настроения и переживания. Вот только Владька… Но так недолго, что я не успела разбаловаться. Я привыкла справляться со своими нервами, настроениями, с тоской и депрессией сама. Я научила себя засыпать при любых обстоятельствах… Никогда в жизни не принимала снотворное. Но сейчас мне трудно справляться. Хотя я держусь. Правда же?
– Правда, – ответил он серьезно. – Я поражаюсь тебе. На твоем месте мало кто из мужчин выдержал бы. Ты молодчина.
И Люля вдруг почувствовала, что в устах Артема слово «молодчина» означало большой комплимент.
Она взяла стул и села, лицом к Артему, по-прежнему стоявшему у окна.
– Давай выпьем вина?
– Ты же знаешь, Люля, что я на дежурстве, – мягко напомнил он.
– Ну, только глоточек! Я себе полную рюмку налью, а ты – глоточек. Чтобы чокнуться со мной, ладно? За судьбу, которая меня хранит!
Артем наконец отклеился от подоконника, нашарил в темноте штопор, взял указанную Люлей бутылку из шкафа, где лежал довольно большой запас хорошего вина в специальных деревянных ячейках. И, не проронив ни слова, откупорил вино и разлил его в две рюмки.
– Тебе не холодно? – кивнул он на ее босые ноги.
– Нет, – соврала Люля.
Артем поставил стул напротив, сел и поймал ее ступню. Она была ледяной. Тогда он поймал вторую и положил обе себе на колени. На теплые колени…
– Тебе так удобно сидеть? – поинтересовался он без всякого выражения.
Люля молча кивнула. Полная темнота придавала всему странный привкус нереальности. Она что-то меняла, она что-то колдовала, она что-то нашептывала… Артем вдруг показался совершенно другим. Он почему-то был холоднее с ней, чем обычно, и в то же время при свете дня он никогда бы не положил ее ступни себе на колени, тем более так непринужденно…