– Но вы не попали домой, верно, Клара?
Будто почувствовав облегчение от того, что мать больше не видно, Клара покачала головой уже поуверенней:
– Нет, сэр.
– А почему нет?
Еще один глубокий вздох и еще один взгляд на доктора – и Клара продолжила:
– Мы поехали обратно в город, и были по дороге домой…
– На Чарлтон-роуд? – спросил мистер Пиктон.
Клара кивнула:
– Но внезапно мама направила подводу под большое дерево, прочь с дороги. Тогда уже было темно, и я не знала, зачем она остановилась. Там было страшно, на той дороге.
– А где ты сидела к тому моменту?
– Я была сзади, держала Томми, чтобы он не приставал к Мэтью – тот уже спал.
– Мэтью спал?
– Да, сэр. А я не хотела, чтобы Томми его разбудил, и он снова начал бы плакать из-за своего животика. Мама от этого нервничала. Я спросила ее, зачем мы остановились. Несколько минут она ничего не говорила, просто сидела на скамье и глядела на дорогу. Я спросила еще раз, и тогда она слезла и обошла подводу сзади. В руке у нее была ее сумка. Она сказала, что должна сообщить нам что-то важное.
Услышав, что голос Клары снова начал затихать, мистер Пиктон подбодрил ее:
– Все хорошо, Клара. Что она вам сказала?
– Она сказала, что остановилась… что остановилась…
– Клара?
Глаза девочки остекленели, и сердце мое на минуту ухнуло в пятки, от мысли о том, что она вновь погрузилась в то потрясенное молчание, кое так долго не отпускало ее. Я заметил, как напряглась челюсть доктора, и знал, что он переживает по тому же поводу. Однако мы оба снова вздохнули, когда Клара почти прошептала:
– Она сказала, что видела нашего папу.
Судья Браун наклонился вперед, приложив руку чашечкой к одному из своих больших ушей.
– Боюсь, вам придется говорить чуть громче, юная леди, если это возможно, – сообщил он.
Взглянув на него и тяжело сглотнув, Клара повторила:
– Она сказала, что видела нашего папу. Она сказала, будто папа сообщил ей, что сейчас он вместе с Богом. Будто он сказал ей, что Бог хочет, чтобы мы тоже были с Ним.
Мистер Пиктон сурово кивнул, бросив взгляд на скамью присяжных:
– К сведению жюри присяжных, отец Клары, Дэниэл Хатч, умер 29 декабря 1893 года – приблизительно за полгода до упомянутого вечера. Причиной смерти стал внезапный, – тут мистер Пиктон обернулся и посмотрел на Либби, – весьма внезапный и необъяснимый приступ сердечного заболевания.
– Ваша честь, – вмешался мистер Дэрроу, вставая быстро, как только возможно, – подобные инсинуации…
– Мистер Пиктон, – согласился судья, кивнув мистеру Дэрроу и затем обернувшись к помощнику окружного прокурора, – я предупреждал вас…
– Ваша честь, я ничего не имел в виду, – заметил мистер Пиктон, удивленно расширив глаза. – Это чистая правда, все медики Боллстон-Спа осматривали Дэниэла Хатча во время болезни и так и не смогли найти объяснений его состоянию.
– Тогда так и говорите, – парировал судья Браун. – Полуправда не лучше лжи, сэр. Продолжайте допрос.
Мистер Пиктон снова обратился к Кларе, смягчив голос:
– А что, как ты думаешь, мама имела в виду, когда сказала, что, по словам папы, Бог захотел, чтобы вы были с Ним?
Клара, как раньше, пожала левым плечом:
– Не знаю. Я подумала, она имеет в виду – когда-нибудь, но…
Кивнув, мистер Пиктон продолжил:
– Но сказать она хотела не это, так?
Клара помотала головой – на сей раз довольно резко, коса сдвинулась в сторону, и тогда стал виден шрам на тыльной стороне шеи; я заметил, что его увидали несколько присяжных и тихо указали остальным.
– Она открыла свою сумку, – проговорила Клара. – И достала папин револьвер.
– Папин револьвер? – уточнил мистер Пиктон. – Откуда ты знала, что это револьвер папы?
– Он держал его под подушкой, – ответила девочка, – и один раз показывал мне. Он велел никогда его не трогать, если только в дом не заберется кто-нибудь плохой. Какой-нибудь вор или… Мама оставила его там, когда папа умер.
Голос девочки оборвался, а лицо ее начало становиться испуганным: испуганным настолько, что не помог, кажется, даже взгляд на доктора. Понимая, что достиг крайне опасной точки, мистер Пиктон подошел ближе и спросил:
– Что же случилось потом, Клара?
– Мама, она… – Головка Клары начала слегка дрожать, потом задрожала и левая сторона ее тельца. Обхватив себя здоровой рукой, девочка собралась с силами, чтобы продолжить. – Мама забралась в подводу. Она разбудила Мэтью и сказала мне отдать ему Томми. Я так и сделала. Потом она снова посмотрела на меня. И сказала мне, что пора отправиться к папе и к Богу. Что там место получше, и что нам надо поступать так, как хочет Бог. – В глазах девочки выступили слезы и покатились по лицу, но она так и не заплакала всерьез, просто обхватила себя покрепче и постаралась говорить дальше. – Она приставила ко мне револьвер…
– Куда она приставила его, Клара, – спросил мистер Пиктон. Девочка показала себе на верх груди, и тут издала наконец всего один задыхающийся всхлип. – А потом?
– Я помню, как она спустила курок, и раздался громкий грохот – но это все, – пробормотала Клара, поплотнее обвивая себя рукой. – Я больше ничего не помню. А потом я уже оказалась дома, у себя в кровати.
Мистер Пиктон снова кивнул и глубоко перевел дыхание:
– Все хорошо, Клара. Все хорошо. А сейчас мы можем поговорить о чем-нибудь другом, если хочешь.
Клара вытерла личико и вымолвила:
– Ладно.
Дав ей пару минут, мистер Пиктон спросил, уже громче:
– Клара – ты помнишь преподобного Паркера?
– Он… он служил в нашей церкви. И иногда приходил навещать маму и папу.
– А что он делал, когда приходил навещать вас?
– Он приходил на обед, – отозвалась Клара. – А иногда ходил гулять с мамой. Папа не любил гулять. Он говорил, что воздух для него плох.
– Мама когда-нибудь брала с собой тебя или мальчиков?
Клара покачала головой:
– Она говорила, что там нам не место.
Мистер Пиктон потянулся к ней и взял девочку за левую руку, с видом чрезвычайного облегчения.
– Спасибо, Клара, – произнес он. А потом добавил, не заботясь о том, что говорил достаточно громко и могли услышать все остальные. – Ты была очень смелой юной леди. – Вернувшись к столу, мистер Пиктон встал и посмотрел на судью и присяжных. – У обвинения больше нет вопросов к этому свидетелю, ваша честь. – И сел, оставив Клару перед всей силой взгляда ее матери.
Либби реагировала на показания дочери весьма похоже на то, как предсказывал доктор: сначала она испробовала беззвучные слезы и заламывания рук, потом начала вертеть головой, пытаясь обратить на себя внимание девочки. А после того, как мистер Пиктон шагнул и загородил от нее Клару, слезы и кивки прекратились, и она замерла в полной тишине; глаза же вновь обрели тот самый холодный взгляд, полный ненависти.
Но смогло ли заметить все это жюри присяжных? Или только те немногие из нас, кто знал историю Либби и мог читать по ее лицу?
Клара, без мистера Пиктона поблизости выглядевшая ужасно одинокой, снова опустила глаза и начала тихо шевелить губами. Заметив у девочки выражение, близкое к отчаянию, судья наклонился к ней из-за своего стола.
– Клара? – спросил он. – Ты можешь сейчас продолжать?
Клара, вздрогнув, подняла на него взгляд.
– Продолжать? – тихо проговорила она.
– Защита должна задать тебе свои вопросы, – объяснил судья – с единственной улыбкой, которую я вообще увидел у него за весь процесс.
– О, – отозвалась девочка, будто вспомнив забытое. – Да. Я могу продолжать, сэр.
Судья откинулся на спинку кресла и посмотрел на стол защиты:
– Все в порядке, мистер Дэрроу.
Пока мистер Пиктон опрашивал Клару, мистер Дэрроу сидел, переплетя руки перед лицом, так что было довольно сложно судить, о чем он думает и как реагирует. Когда же он встал для перекрестного допроса, вся глубокая тревога и случайно прорывавшийся гнев, что мы видели у него доселе, как будто ушли, а черты его стали открытыми и расслабленными, и Клара вполне очевидно приняла это за утешение.
– Спасибо, ваша честь, – сказал мистер Дэрроу, кротко улыбаясь, и подошел к свидетельскому месту. Но подошел он под таким углом, что девочка не могла больше смотреть на доктора: в зале суда жизнь как никогда демонстрирует принцип «око за око». – Здравствуй, Клара, – проговорил он, подойдя к ней поближе. – Понимаю, это нелегко, поэтому я постараюсь отпустить тебя отсюда как можно скорее.
В ответ Клара лишь опустила глаза.
– Клара, говоришь, следующим, что ты помнишь, стало пробуждение у вас дома, правда?
Когда девочка кивнула, мистер Дэрроу продолжил:
– Но, я не сомневаюсь, тебе показалось, что все это был дурной сон, верно?
– Нет, – ответил Клара. – Я была… ранена…
– Да, – изрек мистер Дэрроу, явственно источая сочувствие. – Ты была довольно тяжело ранена. И ты очень долго спала, ты знаешь об этом?
– Мне потом сказали… доктора.
– Долгий сон иногда может сбить человека с толку. Я знаю, что если посплю слишком долго, то подчас, когда просыпаюсь, даже не могу понять, где я или как попал сюда.
– Я понимала, где я, – тихо, но твердо произнесла Клара. – Я была дома.
– Умница девочка, – прошептал доктор, вытягивая шею в попытке посмотреть на нее, но не желая делать свой жест очевидным.
– Ну конечно же, – отвечал мистер Дэрроу. – Но понимала ли все остальное? В смысле, когда ты проснулась, ты помнила все остальное?
Словно не сумев совладать с собой, Клара вновь бросила быстрый взгляд на мать, которая переплела руки так, будто умоляла о чем-то, а глаза ее заполнились слезами. Увидев это, Клара резко отвернулась, будто ее рванули на веревке, и пробормотала:
– Я помню. Мама кричала. И плакала. Она сказала, что Мэтью и Томми умерли. Я не поняла. Я пыталась встать и спросить ее, но доктор дал мне какое-то лекарство. И я снова уснула.
– А когда ты проснулась во второй раз?