– Мама была у моей постели. С врачами.
– Мама тебе что-нибудь говорила?
– Она сказала, что на нас напали… какой-то мужчина. Сумасшедший. Она сказала, что он убил Мэтью и Томми. – Слезы вновь медленно потекли по ее лицу, и Клара добавила. – Я начала плакать. Я хотела увидеть братиков, но мама сказала… что я больше не смогу. Никогда не смогу…
– Понимаю, – заверил ее мистер Дэрроу. Потом он достал носовой платок – намного опрятнее, нежели скрывавшие его одежды, – из нагрудного кармана. – Хочешь? – Клара взяла кусок белой ткани и вытерла лицо. – Клара, когда после этого мама уехала?
– Скоро. Как мне кажется. Не знаю, не уверена.
– Но до отъезда она была все время с тобой?
Клара кивнула:
– Она и Луиза – наша домоправительница. И еще врачи иногда. И мистер Пиктон приходил.
– Не сомневаюсь в этом, – обронил мистер Дэрроу, взглянув на присяжных. – А что мама сказала тебе перед тем, как уехать?
Еще раз украдкой покосившись на Либби, Клара ответила:
– Что ей надо найти нам новое место для жилья. Чтобы нам не надо было жить в этом доме. Это слишком грустно, сказала она – папа умер и Томми с Мэтью тоже. Она сказала, что найдет новое место и потом вернется забрать меня.
– И ты поверила ей?
– Да.
– Ты обычно верила своей маме?
– Да. Кроме…
– Кроме?..
– Кроме того, когда она иногда становилась буйная. Тогда она, бывало, говорила такое… я ей не верила. Но вряд ли это она всерьез.
– Понимаю, – проговорил мистер Дэрроу, отвернувшись от нее, но не сходя с места. – Значит… последнее, что ты помнишь о том вечере на Чарлтон-роуд – как мама приставила к тебе револьвер, спустила курок – и после этого раздался громкий шум?
– Да.
– Но ты не вспомнила этого, когда проснулась? – Клара покачала головой. – И ты не помнила ничего, что случилось с Томми и Мэтью?
– Я не… я не видела… что случилось.
– Ты уверена?
– Да.
– Выходит, твоя мама уехала, а ты стала жить с мистером и миссис Вестон – так? – Клара кивнула. – И ты помнила все, что случилось той ночью, пока жила у них?
– Не то чтобы… – Тут Клара всерьез задумалась, явно вспоминая что-то. – Не то чтобы я могла говорить об этом. Или показывать. Я могла лишь видеть это. У себя в голове.
Мистер Дэрроу быстро обернулся к девочке, заставив ее чуть вздрогнуть и попытаться, хоть и безуспешно, взглянуть на доктора.
– Нечто непроизносимое для маленькой девочки. Не то чтобы ты могла говорить об этом или показывать, могла лишь видеть это в своей голове. Ты сама до всего этого додумалась?
Клара быстро опустила взгляд:
– Так оно и было.
– Ты сама до всего этого додумалась, Клара? – повторил мистер Дэрроу. Потом, не дожидаясь ответа, он придвинулся ближе. – Или же на самом деле это доктор Крайцлер помог тебе взглянуть на все таким образом и велел тебе использовать эти слова, когда настанет время рассказать историю в суде?
Мистер Пиктон соскочил со своего места, будто в подкладке сиденья оказались горячие угли:
– Ваша честь, обвинение протестует! Мы просили особого обращения с этой свидетельницей, и что получаем? Наводки и травлю!
Прежде чем судья успел ответить, мистер Дэрроу поднял руку:
– Я отзываю вопрос, ваша честь, и постараюсь сделать свои вопросы более приятными для обвинения. – Вновь улыбнувшись свидетельнице, он спросил: – Клара, когда ты впервые начала вспоминать, что случилось той ночью? Я имею в виду, вспоминать так, что смогла говорить об этом?
Клара пожала плечами; лицо ее после краткой, но резкой перепалки между юристами стало еще обеспокоенней.
– Думаю, не так давно.
– До того, как ты познакомилась с доктором Крайцлером? – Клара нехотя покачала головой. – После того, как ты познакомилась с ним? – Клара не двигалась. – Или же это было во время вашей встречи?
Мистер Пиктон снова встал:
– Ваша честь, со всем должным уважением, на какой из заданных вопросов опытный адвокат из Иллинойса хочет получить ответ свидетельницы?
– Сядьте, мистер Пиктон, – отозвался судья Браун. – Адвокат защиты в своем праве.
– Благодарю вас, ваша честь, – произнес мистер Дэрроу. – Ну, Клара?
– Я никогда и не забывала, – ответила девочка снова в слезах. – Я никогда и не забывала на самом деле.
– А что же ты не забывала? Ты же не знала, что случилось с Томми и Мэтью, это верно, ты сама нам это сказала. Выходит, ты не могла это помнить – и не помнила. Так что же ты на самом деле знала и не забывала?
– Я никогда… – Умоляюще посмотрев на судейское место, Клара пробормотала: – Я не понимаю, о чем он.
– Я о том, Клара, – вмешался мистер Дэрроу, на сей раз чуть жестче, – что же ты такое знала, чего так и не забыла, и что же ты знала, что забыла и вспомнила только недавно?
Вздрогнув всем телом, Клара всхлипнула и перевела взгляд с судьи на мистера Дэрроу, а потом попробовала высмотреть за спиной адвоката доктора, который в свою очередь тоже отчаянно старался сесть так, чтобы она его видела.
– Что за чертовщина? – прошептал доктор. – Он намеренно пытается сбить ее с толку…
– Я не понимаю! – снова пискнула Клара, расплакавшись уже в открытую.
– Так что именно? – изрек мистер Дэрроу, удивив всех в зале вдруг суровым, даже грубым тоном. – Что ты всегда знала и что забыла, но вспомнила не так давно, быть может, примерно тогда, когда встретилась с доктором Крайцлером – и, быть может, во время знакомства с ним? Клара! Ты должна…
– Прекратите! – раздался голос, заставивший умолкнуть и адвоката, и бубнеж, начавшийся было на галерке. Весь зал повернулся к столу защиты, где Либби Хатч сидела вся в слезах, как и ее дочь. – Оставьте ее! – крикнула она Дэрроу. – Вы не смеете с ней так обращаться – после того, что она пережила. Если она не помнит – значит, не помнит! Прекратите запугивать мою дочь! Прекратите это, перестаньте! – И, уткнувшись лицом в ладони, Либби рухнула на стол, а толпа вновь загудела как улей, заставив судью Брауна стукнуть молотком.
– Подзащитная, возьмите себя в руки! – приказал он. – И галерка тоже! Мистер Дэрроу – суду хотелось бы знать…
– С позволения суда, ваша честь, – быстро отозвался мистер Дэрроу. – Защита воздерживается от дальнейших вопросов к этому свидетелю. С учетом обстоятельств мы просим перенести слушание на завтрашнее утро.
Народ при этом загудел еще пуще, и судья принялся колотить молотком:
– Тишина! Я не потерплю больше ни звука! – Когда сей приказ начал действовать, судья отложил молоток с весьма недовольным видом. – Свидетельница свободна, – провозгласил он. – Суд удаляется до десяти утра завтрашнего дня – и тогда я или увижу совершенно иное поведение, или и впрямь закрою этот процесс! – Молоток ударил в последний раз, и пристав Коффи подошел помочь Кларе, которая теперь плакала навзрыд, спуститься со свидетельского места. Мистер Пиктон рванулся предложить руку, но измученные глаза девочки не отрывались от несомненно обессилевшей матери.
– Мама, не плачь! – крикнула Клара еще раз, когда ее уводили. Но тон ее был уже совсем иным: вся взрослость испарилась, а безысходность слов подчеркивала горечь ее рыданий. – Не плачь, тебе станет легче! Это должно помочь тебе, мне так сказали…
Либби Хатч не подняла головы. Чувствуя, что творится, доктор быстро бросился к воротцам в ограждении; но страдание Клары при виде его лишь будто усилилось, она метнулась мимо него по проходу к мистеру и миссис Вестон, и они побежали с ней сначала из зала, а потом и из здания.
Судья уже удалился; а когда присяжные тоже начали выходить, мистер Дэрроу поднял Либби на ноги и повел ее к боковой двери в камеру. Но прежде чем выйти самой и дать выйти присяжным, она начала причитать:
– Она не помнит! Она не помнит, как вы можете ждать от нее такого, она же еще дитя! О, моя бедная Клара, моя бедная малышка!
На этом мистер Дэрроу с тяжелым взглядом обернулся к скамье присяжных; но их смущенные лица словно воодушевили его, и он кивнул охраннику, стоявшему позади Ифегении Блейлок, чтобы тот отвел подзащитную вниз.
Когда все наконец улеглось, мистер Пиктон пробрался к доктору. Взгляды, которыми они обменялись, не сулили ничего хорошего, и мне, конечно же, не составило труда понять, почему. Остальные наши столпились вокруг, тоже с видом крайней обеспокоенности; один только мистер Мур почесывал затылок.
– Ну, – сообщил он, – как по мне, так Вандербилт выкидывает деньги на ветер. Подумать только, попытаться так запугивать восьмилетнюю девочку! Дэрроу с ума сошел, не иначе! Дьявол, даже ее собственная мать… – И внезапно осекся: глядя на наши лица, он наконец-то сообразил то, что мы уже поняли. – Вот проклятье! – тихо прошипел он, топнув ногой. – Ненавижу последним вникать во все эти вещи! Он что же, целиком спланировал ту сцену, да?
– Сукин сын, – выпалил Маркус, скорее пораженный, нежели злой. – Взял явный провал своей клиентки и обратил его в возможное преимущество.
– И она превосходно сыграла свою роль, – печально сказал мистер Пиктон, потом обернулся к мистеру Муру. – Такие люди, как Вандербилт, поддерживают свое положение в жизни отнюдь не глупыми поступками, Джон. – Он со свистом втянул воздух и стукнул по ограждению. – Да какого черта Дэрроу переживать насчет того, что люди подумают «он действительно бессердечен», – если в то же самое время он может заставить присяжных поверить, что Либби на самом деле любит дочь и никоим образом не способна причинить ей вред?
Я поднял взгляд на доктора, чье лицо слегка побледнело. Он отвернулся и уставился на двери красного дерева, словно надеясь, что Клара может вернуться в зал; но видел он, как и все мы, одну лишь толпу, гуськом вытекающую наружу; кое-кто из зрителей оборачивался, бросая на нас, мягко говоря, крайне недоброжелательные взгляды. Нащупав стул, доктор ссутулился и сел, лицо его внезапно стало мертвенно-бледным: точно таким, каким, с некоторым ужасом вспомнил я, оно оказалось при вести о Поли Макферсоне.