ым формальным приветствием для тех из нас, с кем были знакомы, ясно дав понять с самого начала, что не согласны с тем, что мы затеяли; а натянутая атмосфера, на мой взгляд, мало содействовала спокойствию Люциуса. И все же он держался весьма достойно – сидел и ждал вопросов так, будто проделывал это каждый божий день.
На самом деле с вопросами мистера Пиктона детектив-сержант справился, как говорится, впечатляюще: он не упустил ни единой детали, не колебался с ответами и даже не потел – по крайней мере, не намного больше, чем все остальные в это жаркое, влажное августовское утро. Забавно, я даже гордился им, поскольку знал, как он ненавидит положение, в котором оказался; так было до самого конца свидетельских показаний, когда дела пошли несколько шатко.
– И еще немного подробностей, детектив-сержант, – объявил мистер Пиктон. – Вы сообщили нам, когда приблизительно из револьвера стреляли в последний раз, сколько выстрелов было произведено, каким образом всего две пули могли вызвать ранение сразу троих детей и сколь точно пуля, извлеченная из подводы Хатчей, совпала со стволом револьвера Дэниэла Хатча. Но не столкнулись ли вы во время обследования оружия с чем-нибудь, что могло бы навести вас на потенциальную догадку о том, кто стрелял из него последним?
– Да, столкнулся, – быстро ответил Люциус.
– И что же это было?
– Мы провели дактилоскопический тест. Мы сравнили полученные результаты с образцами, взятыми с предметов утвари, принадлежавших ответчице. Совпадение оказалось идеальным.
Мистер Дэрроу вновь пулей подскочил со своего места:
– Я протестую против этой линии допроса, ваша честь! Обвинение пытается применить улики, которые никогда не принимались американским судом, и, уверен, они это знают.
– Все верно, – заявил судья Браун, обращая уже привычный неодобрительный взгляд на мистера Пиктона. – Пока у помощника окружного прокурора не будет в распоряжении новых научных данных, подтверждающих абсолютную надежность отпечатков пальцев – которые он и имеет в виду, к сведению присяжных, – или же пока он не сможет предоставить мне прецедент дозволения подобного в американском суде, я не могу разрешить продолжать эти показания.
– Вашей чести не требуется разрешать продолжить, – вымолвил мистер Пиктон. – На самом деле обвинение не собирается продолжать. Мы признаем, что отпечатки пальцев пока не приняты американским судом, несмотря на тот факт, что они успешно использовались в качестве улик в судах Аргентины…
– Мистер Пиктон, – предупредил судья, подняв молоток.
– … а заодно несмотря и на тот факт, что британское правительство в Индии приказало ввести их в практику полицейским и обвинителям во всей колонии…
– Мистер Пиктон, довольно! – выкрикнул судья, стуча молотком.
– Ваша честь, – удивился мистер Пиктон, вновь напуская на себя невинный вид. – Я приношу свои извинения суду, хотя меня, кажется, недопоняли. Я лишь упоминаю эти довольно интересные и, с определенной точки зрения, важные факты. Я не говорю, что присяжным стоит придавать им какое-то значение лишь из-за того, что так поступают все аргентинцы, индусы и англичане, – это Америка, и здесь нужно время, чтобы что-то прижилось. Я не предлагаю эти результаты в качестве улик – я предлагаю их просто как довольно занятное совпадение, кое может заинтересовать присяжных. – И, быстро сев, мистер Пиктон добавил: – У меня больше нет вопросов, ваша честь.
Теперь судья Браун уже изо всех сил потирал мятое, морщинистое лицо обеими руками.
– Мистер Пиктон, – выдохнул он, стараясь сдерживать голос, – что-то не припомню, чтобы хоть раз слышал подобную неприкрытую софистику в зале суда. Вы прекрасно знаете, что любые вещи, сообщаемые свидетелем при даче показаний, должны считаться доказательствами, иначе они неправомерны! Мне следовало бы обвинить вас в неуважении к суду, сэр, – а если вы еще раз прибегнете к подобным семантическим фокусам, я действительно обвиню вас в неуважении! Вы здесь для того, чтобы представить приемлемые доказательства, а не для замечаний относительно интересных недоказанных теорий! – Обращаясь к присяжным, судья проревел: – Присяжные игнорируют все только что сказанное, и оно исключается из протокола! – Потом настал черед Люциуса: судья развернулся к нему и крикнул: – А если вы вновь затронете тему отпечатков пальцев, детектив-сержант, я обвиню в неуважении к суду и вас!
Лоб Люциуса заблестел от жара этих слов.
– Да, сэр, – робко вымолвил он.
Гневно зашипев, судья Браун обратился к защите:
– Все в порядке, мистер Дэрроу, свидетель ваш! А поскольку я настроен серьезно, позвольте предупредить вас, сэр, – я не желаю больше видеть никаких истерических спектаклей наподобие вчерашнего! Впредь сей процесс будет происходить традиционным образом, и если любая из сторон вновь перейдет эту черту, я посажу в тюрьму всех! – Мистер Дэрроу не смог сдержать улыбки – и судья при виде этого указал молотком прямиком в направлении его головы. – Не совершайте ошибки, принимая все это не всерьез, мистер Дэрроу, иначе очутитесь на обратном поезде в Чикаго, подвывая, как избитая дворняжка!
Выйдя из-за стола, мистер Дэрроу стер улыбку с лица:
– Да, ваша честь. Я приношу извинения – вы были чрезвычайно терпеливы.
– Был, вы чертовски правы! – рявкнул судья, отчего по галерке пробежал смех. При этом звуке судья вскочил и принялся стучать молотком как полоумный. – Всех вас это тоже касается! – Когда восстановилась тишина, судья начал успокаиваться – но сел он, бормоча что-то про «все мои сорок лет на судейском месте», лишь когда зал стал совершенно безмолвен. После чего вновь указал на мистера Дэрроу молотком: – Ну? Пошевеливайтесь, адвокат, я не хочу помереть до конца этого процесса!
Кивнув, мистер Дэрроу подошел к Люциусу:
– Детектив-сержант, во скольких судебных делах, говорите, важную роль играла баллистика?
– В Соединенных Штатах? – уточнил Люциус.
– Ах да, детектив-сержант, – провозгласил мистер Дэрроу, – ради крепкого здоровья его чести, думаю, нам лучше ограничить дискуссию Соединенными Штатами.
Люциус пожал плечами:
– В нескольких.
– Можете назвать мне количество?
– Нет. Боюсь, что нет.
– Но все эти штуки насчет вашей способности определить, когда из оружия стреляли, по плесени и ржавчине на нем – это использовалось раньше?
– Несколько раз. Началось с дела Мофона, в 1879 году. Обвиняемого оправдали, когда оружейный мастер определил, что, судя по скоплениям плесени и ржавчины в его пистолете, стрельба из оружия не производилась по меньшей мере последние полтора года. Рассматриваемое убийство произошло как раз в этот отрезок времени.
Мистер Дэрроу покачал головой и подошел к скамье присяжных.
– Не знаю, детектив-сержант, – может, это только я такой, но я в жизни повидал немало плесени и ржавчины. Просто поразительно, что вы можете датировать ее рост с такой точностью, словно это некое живое существо.
– Плесень и есть живые существа, – отвечал Люциус, несмотря на нервозность, пользуясь возможностью уколоть мистера Дэрроу. – А ржавчина – всего лишь окисление металла, соответствующее известным временным рамкам. При должной подготовке все это на самом деле не так уж и сложно.
– Да что вы говорите, детектив, неужели? Но, полагаю, нам придется поверить вам на слово – пока. Итак – из револьвера стреляли около трех лет назад, плюс-минус несколько месяцев. И одну из пуль нашли в обшивке подводы. – Лицо мистера Дэрроу снова сморщилось. – Не хочу показаться тупым, детектив, но как же с этим? С соответствием пули оружию, хочу я сказать? Сколько дел было решено с использованием этой методики?
– Что ж, – ответил Люциус чуть тревожнее, – оружейники всегда сопоставляли пули с оружейными стволами…
– Выходит, это точная наука?
– Зависит от того, что вы понимаете под точной.
– Точность, детектив, – бросил мистер Дэрроу, возвращаясь к Люциусу. – Отсутствие допусков на ошибку.
Люциус поерзал на стуле, потом вытащил платок и вытер лоб.
– Мало в каких науках этот допуск отсутствует.
– Понимаю. Выходит, она не точна. А что же с той пулей? Есть какие-то признаки ее участия в убийстве?
– На ней имелись следы крови.
– А что с предположениями, какой именно крови?
Люциус начал потеть еще заметнее и снова вытер лоб.
– Пока… существует не так много тестов, позволяющих отличить одну кровь от другой.
– О… – Делая все, от себя зависящее, чтобы показаться действительно сражающимся с задачей, мистер Дэрроу отошел к скамье присяжных. – Значит, подводя итог, вы говорите, что у нас есть револьвер, из которого стреляли около трех лет назад – причем мы точно не можем сказать, кто именно, – и что его нашли на дне колодца за домом Хатчей. Это может быть, а может и не быть, тот револьвер, из которого была выпущена пуля, найденная в подводе, – пуля, которая может быть, а может и не быть той, что связана с убийством. Так, детектив?
– Я бы не стал это так описывать. Шансы…
– Шансы достаточно высоки, чтобы оставить место обоснованному сомнению55, детектив. По крайней мере, на мой взгляд. Но давайте попробуем вопрос, на который вам, возможно, удастся ответить чуточку поточнее. Во скольких процессах вы представляли баллистические свидетельства в качестве эксперта?
Вопрос, очевидно, застал Люциуса врасплох:
– Во скольких?
– Это простой вопрос, детектив.
Уставившись в пол и снова вытерев лоб платком, Люциус тихо сказал:
– Впервые.
– Впервые? – повторил мистер Дэрроу, быстро переводя взгляд со свидетеля на присяжных. – Впервые пробуя плавать, вы кидаетесь на немалую глубину, не находите?
Стараясь оказать сопротивление, Люциус ответил:
– Я долгие годы изучал баллистику…
– О, не сомневаюсь, не сомневаюсь. Однако никто до сих пор не спрашивал у вас совета. Интересно, почему же. – Наконец отведя взгляд от присяжных, мистер Дэрроу размашисто прошагал к своему столу. – У меня все, сэр.