Перебравшись на заднее крыльцо, мы обнаружили, что большие ширмы действительно избавляют от докучливых мошек, роящихся под полуденным солнцем.
– Может, на самом-то деле это вы расскажете мне побольше. Говорю вам, мы даже не виделись с ней – сколько уже, Эли?
Эли Фрэнклин посмотрел на мисс Говард, что называется, многозначительно.
– Десять лет, – сообщил он.
– Десять? – повторила его мать. – Этого не может быть. Нет, ты, должно быть, ошибаешься, Эли, не верится мне, что Либби, даже при всем ее легкомыслии, могла не навещать нас целых десять лет. Неужели и вправду так долго? Ну ладно, садитесь все, берите стаканы!
Я уселся в большое плетеное кресло, тихонько вздохнув про себя: вытянуть информацию из этой старой кошелки будет непросто, это уж как пить дать.
– Благодарю, миссис Фрэнклин, – сказал доктор, заняв другое плетеное кресло. – День нынче жаркий, а дорога была неблизкая.
– Ну еще бы, – отозвалась миссис Фрэнклин, наливая в стаканы напитки и раздавая их собравшимся. – Аж от самого Боллстон-Спа! Надо признаться, никогда и не думала, что Элспет окажется центром такого внимания.
В этих словах и в самой интонации крылось нечто, жутковато напомнившее мне самый первый раз, когда мы услышали голос Либби Хатч, у ее дома на Бетьюн-стрит.
– Она никогда не была из тех девочек, которыми интересуются всерьез.
Эли Фрэнклин снова бросил на мисс Говард быстрый взгляд, глазами умоляя не обращаться к темам, о коих он упоминал днем ранее.
– А вот братья ее, те-то были куда как дружелюбней и общительнее – это они в меня пошли, пожалуй. А Элспет больше походила на отца – мечтательница, слишком уж вся в своих мыслях, чтобы от нее хоть когда-нибудь была польза, серьезно.
– Насколько я понимаю, вашего мужа больше нет с нами? – спросила мисс Говард.
– Да, господи боже, твоя воля, – отозвалась женщина, вышла из-за стола, чтобы положить в наши стаканы веточки свежесрезанной мяты, а потом обошла всех с имбирным кексом. – Вот уж почти пять лет как преставился. Бедный Джордж загнал себя работой в могилу, все о ферме заботился. Вообще-то никогда он особым мастером в этом деле не был – и если бы мальчики наши не помогали… а они-то прирожденные работники, оба. Это они тоже от меня переняли, сдается мне. Деловитые. А вот Джордж был фантазером, как и Элспет. Вот и все, что мы могли сделать, чтобы вырастить троих детей и удержать на плаву это место.
– А Элспет? – осторожно спросил доктор. – Она, конечно же, как-то да помогала вам?
Миссис Фрэнклин рассмеялась – живым бойким смехом женщины, привыкшей управляться с мужчинами.
– Ну, не знаю, как мне еще это сказать, доктор, да только эта девочка никогда и ни к кому на самом деле не проявляла доброты, когда доходило до практической стороны жизни. О, она была довольно хорошенькой. И умной тоже, особенно в учебе.
Но совершенно бесполезной во всех смыслах, что действительно важны для юной леди.
Я заметил, что мисс Говард при этих словах чуть не подавилась куском имбирного кекса, но ей удалось сохранить приятное выражение лица.
– На кухне она была – ну просто сущий кошмар, – продолжала миссис Фрэнклин. – А что до работы по дому, ох… даже пыль стереть не могла, не разбив ничего из бьющегося. Милашка, да только что с той миловидности, когда совсем вырастаешь? Неудивительно, что у нее и ухажеров никогда не было. Прожила с нами чуть ли не до той поры, когда в старые девы уже могла сгодиться – и ни один мужчина так и не попросил ее руки. А я и не удивлялась. Парни-то в округе все работяги – и женщина им нужна такая, что дом сможет в порядке держать, а не умница-фантазерка. А привлекательность-то блекнет, доктор, ой блекнет…
Маленький песик, прискакавший за нами на крыльцо и возбужденно дышащий у кресла миссис Фрэнклин, снова тявкнул.
– Ох! Леопольд, ты тоже хочешь кексик, ну прости меня! На, держи… – Миссис Фрэнклин сунула собаке кусок кекса – а кекс, должен признать, был лучше всех, что я пробовал, – и начала поглаживать любимца по голове. – Да, вот так, мальчик мой сладкий. Не помнишь Либби, да, Леопольд? Она уехала раньше, чем ты у нас появился… – Женщина задумалась, погрузившись в воспоминания. – У нас тогда была другая собака – пес Либби. Как его звали, Эли?
– Фитц, – ответил Эли Фрэнклин, жуя кекс и глотая уже третий стакан лимонада.
– Да, верно. Фитц. Ох, любила она этого пса. Уж так рыдала, когда он помер, – я думала, она и сама может концы отдать! Помнишь, Эли?
Внезапно Эли Фрэнклин прекратил жевать: он оглядел нас всех, как говорится, с опаской, потом медленно сглотнул кусок кекса, что был у него во рту.
– Нет, – пробормотал он быстро и тихо.
– Да ладно, ты точно помнишь! Не глупи – это было как раз перед тем, как она уехала работать к той семье в Стиллуотер…
– К Мюленбергам? – с надеждой произнесла мисс Говард.
– А, так вы знаете Мюленбергов, мисс Говард? – с радостным удивлением отозвалась миссис Фрэнклин. – Славные люди, говорила Элспет – она как-то написала оттуда. Очень славные. А как раз перед отъездом с ней приключился желчный приступ…
– Мама, – перебил Эли Фрэнклин, все еще слегка встревоженно.
– … как раз наутро после смерти Фитца. Ты помнишь, не сомневаюсь, Эли, – мы похоронили его там, у коровника. Ты соорудил гробик, а Либби покрасила плиту…
– Мама! – теперь Эли Фрэнклин был пожестче; потом он улыбнулся нам, но с натугой. – Не сомневаюсь, эти люди не хотят знать обо всех мельчайших подробностях здешней жизни Либби – их интересует, что с ней сейчас.
– Что ж… – Миссис Фрэнклин с некоторым потрясением глянула на сына – но кроме потрясения там был и след внезапного, холодного гнева, того свойства, что я порой видывал на лице самой Либби. – Я, конечно, прошу прощения, если смущаю собственного сына. Но я говорила им о Мюленбергах…
– Ты говорила им… – начал было Эли Фрэнклин, но затем, поймав взгляд матери, спасовал. – Ну хорошо. Давай, продолжай, расскажи им… о Мюленбергах.
– Они были очень славные люди, – продолжила миссис Фрэнклин, кинув напоследок предостерегающий взгляд на сына, тогда как голос ее вновь обрел музыкальность. – Так она нам писала. И, понятно, я была рада – ведь это, похоже, оказалась для нее работа что надо!
Лицо мисс Говард едва не вытянулось – да, кажется, и мое тоже. Кто бы ни говорил, что кормилица – «работа что надо» для Либби Хатч, тем самым показывал, что не знал ее вовсе; а миссис Фрэнклин, какой бы недалекой подчас ни казалась, похоже, была осведомлена о сильных и слабых сторонах своей дочери. Однако, прежде чем кто-то из нас успел выразить замешательство, доктор, полагая, что история где-то в процессе разговора претерпела изменения, спросил:
– А что это была за работа, миссис Фрэнклин?
– А, так вы не знаете? – удивленно отозвалась она. – Раз уж знаете Мюленбергов, то должны бы знать, что Либби была гувернанткой их сына – ну то есть до отъезда в Нью-Йорк. Но, наверное, вы встречались с ними после того, как она уехала?
– Да, – быстро и нервно сказала мисс Говард. – Вообще-то совсем недавно. А с вашей дочерью не были знакомы, пока она не прибыла в город – понимаете, мы все оттуда.
– О, неужели? Ну, раз вы из Нью-Йорка, то уж точно должны знать о моей дочери побольше, чем я. Видите ли, я получила от нее лишь одно письмо с тех пор, как она туда перебралась, и это было так давно – я уж несколько лет ничего не слышала. Хотя, говорю вам, Элспет всегда была такой – вряд ли она вообще соображает, что не пишет! Такая легкомысленная девчонка, вечно в облаках витает с какими-то идеями…
На какое-то мгновение мысли миссис Хатч как будто снова унеслись куда-то в сторону; но на этот раз я начал соображать, что принятое мною прежде за недалекость было на самом-то деле лишь способом избегать тем, о которых она не собиралась или не могла говорить – быть может, из-за того, что они были слишком болезненными или же способными раскрыть о ней самой нечто такое, чего ей не хотелось бы показывать, в особенности чужим людям. При таком положении дел я решил было, что доктор примется пожестче вытягивать из нее информацию: он был не из тех, кто позволяет людям отклоняться от предмета разговора. И оттого я удивился вдвойне, когда он просто встал, внимательно посмотрел в глаза миссис Фрэнклин, глядевшие куда-то вдаль, и наконец произнес:
– Да. Полагаю, вы правы, миссис Фрэнклин. Спасибо вам большое за напитки – мы продолжим розыски вашей дочери в Нью-Йорке.
Быстренько справившись со своим изумлением, миссис Фрэнклин тоже встала, с видом чрезвычайного облегчения:
– Мне очень жаль, что не смогла особо ничем помочь вам, правда. А если повстречаете Элспет, можете просто передать ей, что ее семье интересно, как же там у нее дела.
На этом она двинулась к сетчатой двери.
– Доктор, – озадаченно воскликнула мисс Говард. – Мне не кажется, что мы…
– О, думаю, миссис Фрэнклин сказала нам все, что могла, – любезно ответил доктор. – И все это окажется чрезвычайно полезным, не сомневаюсь.
При этих словах он бросил на мисс Говард весьма многозначительный взгляд; она же, приняв его слова на веру, пожала плечами и шагнула к двери. Я же вообще не скумекал, о чем они, – да, впрочем, и не надеялся. Я не надеялся даже, что меня пустят в дом, а оказавшись здесь, решил, что подожду объяснений до поездки обратно.
Мы вышли на лужайку перед крыльцом, и миссис Фрэнклин подняла палец:
– Знаете что, доктор, – попробуйте-ка вы проверить театры. Лично мне всегда казалось, что Элспет рано или поздно окажется на сцене – вот уж не знаю, почему, да только я всегда так думала. Ну что же, до свидания! Приятно было поболтать со всеми вами!
Мы с мисс Говард что было сил старались сдержать еще большее изумление, прощаясь с миссис Фрэнклин; она же подозвала свою собачку и исчезла в доме.
– Провожу вас до экипажа, – сказал Эли Фрэнклин, похоже, и сам испытывавший изрядное облегчение от нашего отъезда. – И спасибо вам, что не упомянули при матери о трудностях Либби. Видите же сами, как она, и…