– Адское лето, – отозвался он. – Только в этом богом проклятом городе погода всегда безумна… – И на несколько быстрых секунд обернулся ко мне: – Мне правда очень жаль, Стиви.
– Ага. Мне тоже. Ну, насчет мистера Пиктона.
Мистер Мур кивнул и шумно выдохнул, покачав головой.
– Значит, теперь нам положено поймать эту женщину, – буркнул он. – Поймать ее и изучить. Да только что-то у меня душа совсем к другому лежит.
– И у меня, – согласился я.
Он воздел палец, будто выговаривая разъяренным небесам:
– Руперт никогда не верил, что об убийцах можно хоть что-то вызнать после их поимки. Он говорил, это все равно что пытаться изучить охотничьи повадки диких зверей, наблюдая за кормежкой в зверинце. Он бы первым сказал, что мы должны прикончить эту тварь, окажись у нас шанс.
– Это еще может случиться, – пожал я плечами. – Эль Ниньо до сих пор где-то там. И он не остановится и не станет спрашивать ее, почему она делает то, что делает. Все, что ему нужно – меткий выстрел, когда на руках у нее не будет ребенка.
– Надеюсь, у него получится, – решительно бросил мистер Мур. – Или, коли уж на то пошло, у меня.
Я снова посмотрел на него:
– В самом деле считаете, что сможете убить ее?
– А ты? – отозвался он, доставая сигарету.
Я пожал плечами:
– Уже думал об этом. Если ей суждено умереть, вместо меня может оказаться какой-нибудь электрик из Синг-Синга. Но… Я не знаю. Никого ведь не вернуть.
Мистер Мур прикурил сигарету и выдохнул дым.
– Знаешь, – вымолвил он с по-прежнему грустным, но теперь еще и раздраженным лицом, – я всегда ненавидел эти слова.
Следующие минуты мы сидели тихо, вздрагивая всякий раз при новом оглушительном раскате грома или ударе молнии словно бы в самое сердце города. Потом к нам присоединилась оставшаяся троица, Сайрус принес кофейный сервиз и поставил его на коктейльный столик на колесиках. Доктор достаточно хорошо видел, как настроены мы с мистером Муром, и потому не стал сразу начинать разговор о каких бы то ни было планах, так что еще с полчаса мы просто пили кофе и смотрели на грозу – пока из-за поворота внизу не показался двухколесный экипаж, а из него – два детектив-сержанта. В кэбе они, вполне очевидно, бранились и не прекратили, даже войдя в дом: кажется, дела в городе были не ахти.
– Это трусость! – втолковывал Маркус, после того, как осторожно улучил момент сказать мне, как сожалеет о Кэт. – Абсолютная трусость! О, конечно, они санкционируют ордер, вот только если арест женщины означает стычку с Пыльниками, им это неинтересно!
– Я пытался напомнить брату, – сообщил Люциус, наливая себе кофе, – о том, что случилось при последнем крупномасштабном столкновении Управления полиции с Гудзонскими Пыльниками. В больницу угодило просто какое-то неловкое количество офицеров. Детвора в Вест-Сайде до сих пор дразнит патрульных, распевая об этом песенки.
– И не будем забывать, кого обычно можно встретить у Пыльников, – добавила мисс Говард. – Множество людей с серьезными связями в этом городе любят заскочить туда за кокаином и с пиететом относятся к жизни бандитов. Придурки.
– Трусости это не извиняет, – настаивал Маркус, подойдя за порцией варева Сайруса. – Да будь оно все проклято, мы же говорим об одной женщине, которая убила массу людей, боже милосердный! А Управление не хочет вмешиваться, потому что они боятся потерять лицо!
– Управление не хочет вмешиваться, – сказал доктор, – потому что не убит пока никто из тех, кого они считают сколько-нибудь важным. Вы не хуже меня знаете, что в этом городе подобное всегда считалось за правило, Маркус, – при Рузвельте мы получили краткую передышку, но ни одна из реформ толком не прижилась.
– И каков же тогда наш ответ? – вопросил Люциус, оглядывая комнату.
Я знал, что думаю сам, и знал, что мистер Мур с Маркусом считают примерно так же: если никто не собирается браться за эту работу, только нам и остается пойти туда, вломиться в этот чертов дом на Бетьюн-стрит и сделать то, что должно. Но никто из нашей троицы не собирался подавать голос в пользу сего вывода, пока в комнате находится доктор, поскольку мы знали, как важно для него заполучить Либби Хатч живой.
И потому следующая реплика оказалась просто сюрпризом.
– Военно-морские силы, – тихо произнес доктор, и черные глаза его вспыхнули.
– Какие силы? – ошарашенно отозвался мистер Мур.
– Военно-морские, – повторил доктор и обратился к Маркусу. – Детектив-сержант, мы знаем, что Гудзонским Пыльникам конфликт с Полицейским управлением Нью-Йорка только в радость. Каково, по-вашему, им будет, когда они встретятся с Военно-морскими силами Соединенных Штатов?
– Крайцлер, – пробормотал мистер Мур, – у вас определенно в голове что-то сместилось…
Игнорируя мистера Мура, Маркус закивал:
– Осмелюсь сразу предположить, что они отступят – моряки, как вам известно, славятся своей драчливостью. К тому же облечены властью федерального правительства, а не городского – политическим связям и местной борьбе тут делать нечего.
Доктор принялся постукивать костяшками правой руки по губам.
– Да, – сказал он тихо. Потом его, похоже, осенила еще одна мысль. – Пирс линии «Белая звезда» ведь, насколько я помню, всего в нескольких кварталах, за углом от дома Либби Хатч на Бетьюн-стрит, так?
– Да, верно, – озадаченно произнесла мисс Говард. – На 10-й улице. Но к чему это, доктор?
Заметив торчащий у Маркуса из кармана пиджака утренний номер «Таймс», доктор поднялся и выхватил его. Быстро пролистнув, он нашел на вид маленький, но важный кусочек информации.
– В порту сейчас никаких судов «Белой звезды», – наконец кивнул он. – Значит, он сможет причалить там, а мы сможем пробраться к дому с тыла – и вместе захватим банду врасплох.
– Кто сможет? – едва не заорал мистер Мур. – Ласло, что за черт… – И тут вдруг у него отвисла челюсть – до него дошло. – О нет. О нет, Крайцлер, это безумие, вы не можете… только не Рузвельт!
– Да, – ответил доктор, с улыбкой поднимая взгляд от газеты. – Рузвельт.
Мистер Мур вскочил:
– Втягивать в это дело Теодора? Как только он поймет, что происходит, начнет свою проклятую войну с Испанией прямо в этом городе!
– А, собственно, зачем, – ответствовал доктор, – ему нужно знать обо всех подробностях? Имя и родословная Аны Линарес его касаться не обязаны. Того, что мы пытаемся распутать цепочку убийств и похищение ребенка, не получая при этом никакого исполнения обязательств от полиции Нью-Йорка, будет более чем достаточно, чтобы заинтересовать Теодора.
– Но, – заметила мисс Говард, которая, как и мистер Мур с доктором, знала мистера Рузвельта большую часть своей жизни, – что тут сможет сделать даже сам Теодор? Он, конечно, заместитель военно-морского министра, но…
– И прямо сейчас он командует целым флотом, как своим собственным, – ответил доктор, поднимая конверт. – Письмо от него пришло в наше отсутствие. Похоже, министр Лонг59 весь август месяц в отпуске, а Теодор совершает смелые шаги. В Вашингтоне он становится известен как «министр на теплую погоду», коим фактом чрезмерно – и вполне типично – гордится. Не сомневаюсь, на военно-морской верфи в Бруклине сейчас имеется один или два пригодных корабля с командой в придачу – а может, даже и где поближе. Для наших целей людей более чем достаточно. Все, что потребуется, – один приказ Рузвельта.
Мистер Мур осторожно похлопывал себя по щекам, пытаясь совладать с этой идеей.
– Дайте-ка разобраться: вы предполагаете, что Рузвельт прикажет Военно-морским силам Соединенных Штатов вторгнуться в Гринвич-Виллидж и вступить в бой с Гудзонскими Пыльниками?
Рот доктора снова скривился в легкой ухмылке:
– По сути, да.
Немедля вмешался Маркус:
– Может, звучит и абсурдно, Джон, – воскликнул он, воодушевленный идеей. – Но в отчетах все окажется вовсе не так. Приключись какое-нибудь насилие, его попросту воспримут как обычную стычку моряков с бандитами. А пока она будет продолжаться, мы сможем сделать все, что должны.
Доктор сунул письмо от Рузвельта в карман сюртука и кинулся к лестнице:
– Немедля позвоню ему в Вашингтон, – объявил он, направляясь на кухню. – Нельзя терять время – эта женщина уже сейчас должна планировать свой побег из города!
В доме внезапно появилось новое ощущение жизни, рожденное, как я понимал, одной только возможностью пусть даже непрямого вмешательства в дело мистера Рузвельта. Так уж он влиял на людей, этот бывший полицейский уполномоченный: среди всех близких друзей доктора не было никого с более чистой любовью к жизни, к действию – и, что самое главное, к хорошей схватке, будь то бокс, политика или война. Но он к тому же был добрым человеком, мистер Рузвельт, добрее всех, кто побывал в доме доктора, пока я в нем жил; и я сообразил, что даже я, при всем моем опечаленном состоянии, немало приободрился от мысли о том, что он может помочь нам отдать Либби Хатч в руки правосудия. О, идея, конечно, сумасшедшая, тут мистер Мур был прав; но практически любое предприятие, в котором принимал участие мистер Рузвельт, казалось поначалу сумасшедшим, – однако большая их часть увенчивалась не просто важными, но счастливыми результатами. И потому, ожидая возвращения доктора из буфетной, мы принялись обсуждать подробности плана с интересом, граничащим с энтузиазмом – энтузиазмом тем более удивительным, памятуя о том, через что мы все прошли.
Когда доктор вернулся наверх, он казался если и не совершенно взволнованным, то уж, по крайней мере, чрезвычайно удовлетворенным.
– Он это сделает. Он хочет, чтобы мы подождали здесь – кто-то с верфи позвонит нам и сообщит, какой корабль будет в нашем распоряжении и когда. Но он обещает все действо сегодня вечером.
Мистер Мур издал еще один стон недоверия, но к этому моменту улыбался даже он:
– И да поможет нам бог…
Так потянулись долгие часы ожидания. В первые два наше тихое предвкушение, подпитываемое кофе Сайруса, переросло в какое-то странное нетерпение; но с исходом дня это чувство начало ослабевать, по большей части – из-за исключительного молчания телефона и дверного звонка. Мистер Рузвельт был не из тех, кто тратит время зря; и тот факт, что мы пока не получили известий ни от кого из его людей, ни из Бруклина, ни откуда-то еще, как будто сбивал с толку. Дождь не прекращался, и в конце концов его размеренный ритм помог изнеможению овладеть каждым из нас: сколь бы мы ни рвались в бой, это не отменяло того, что никто из нас не проспал больше какого-то часа с самого субботнего вечера. Один за другим члены нашего отряда начали расползаться по спальням прикорнуть, и все, включая меня, приходили в себя от этих прерывистых дремотных приступов, чтобы узнать неутешительную новость: никаких новостей ни из Вашингтона, ни из Бруклина до сих пор не п