– Возможно, она никогда не имела своих детей, – предположил Маркус.
– Принято, – отозвался доктор, записывая. – Но, тем не менее, множество женщин не имеют детей и способны удерживаться от подобных действий.
– Вероятно, она не могла иметь своих детей, – сказал мисс Говард.
– Ближе. Но почему, в таком случае, не усыновить или удочерить кого-нибудь? Город полон нежеланных детей.
– Возможно, она и этого не могла, – сказал Люциус. – Сложности с законом, к примеру, – у нее могла быть судимость, если показательно ее поведение в этот раз.
Доктор обдумал его предположение.
– Еще лучше. Женщина, физически неспособная к деторождению и неспособная принять на попечение чужого нежеланного ребенка в связи с возможной судимостью.
– Но все гораздо глубже, – задумчиво пробормотала мисс Говард. – Она не хотела нежеланного ребенка. Ее притягивало это конкретное дитя, более чем желанное. И это объяснимо, учитывая здоровье и живость девочки. Таким образом, если мы допустим, что все это задело в ней некую струну… – И тут она умолкла.
– Сара? – спросил доктор.
Мисс Говард, похоже, вздрогнула:
– Простите меня. Но здесь… я почти чувствую здесь какую-то трагедию. Быть может, она могла когда-то иметь ребенка, доктор, – а потом потерять его… скажем, из-за болезни или скверного здоровья?
Доктор задумался.
– Мне это нравится, – изрек он в итоге. – Сочетается с ее выбором жертвы. Большинство из нас, за исключением таких, как Мур, испытывают определенное томление, когда видят детей, подобных Ане Линарес. Сколь бессознательным или мимолетным оно бы ни было. Могла ли трагедия послужить причиной неодолимости влечения этой женщины? Здоровое счастливое дитя – не этого ли она всегда желала?
– Мало того – похоже, она считала себя вправе на него, – добавил Маркус.
– А что насчет платья? – неожиданно спросил Люциус. – Если сеньора Линарес не ошиблась и эта женщина была кем-то вроде няни или гувернантки…
– О, детектив-сержант, вы читаете мои мысли, – заметил доктор. – Учитывая все описанное нами, кому как не женщине избрать профессией уход за детьми?
– О нет… – простонал мистер Мур, поднимаясь из-за стола и пятясь от доктора. – Нет, нет, нет, я уже чую, во что это выльется…
Доктор расхохотался.
– Еще бы вы не почуяли, Мур! Но чего же вы так боитесь? Вы прекрасно показали себя в деле Бичема – у вас положительный дар к такой работе.
– Да мне наплевать! – взвыл мистер Мур в ужасе, который лишь наполовину был наигранным. – Я ненавидел ее ежеминутно! Я в жизни не занимался более скучной и жалкой нудятиной…
– И тем не менее здесь начнется тяжелейшая часть нашего расследования, – подытожил доктор. – Нам следует посетить все без исключения учреждения, предоставляющие сиделок и гувернанток в этом городе, а также каждую больницу, детский приют, родильный дом. Эта женщина где-то здесь, с ребенком, и, если глазам сеньоры можно верить – а я полагаю, они достойны доверия, – то она состоит на службе в одном из этих учреждений.
Лицо младшего Айзексона положительно свернулось в вопросительный знак.
– Но… доктор? – возразил Люциус. – У нас ведь нет даже имени. Только словесное описание. То есть, если бы у нас было хотя бы ее фотографическое изображение, хоть какой-то портрет…
Доктор отложил мел и стряхнул белую пыль с рук и жилета.
– Так за чем же дело стало?
Люциус смешался еще больше:
– За чем какое дело стало, доктор?
– Портрет, – просто пояснил доктор. – В конце концов мы располагаем крайне ярким описанием, – сказал он, надевая сюртук. – Вы, джентльмены, должно быть, упустили из виду главную отличительную особенность этого дела. Какой принципиальной детали нам не хватало в деле Бичема – детали, недостающей во многих преступлениях подобной природы? Точного описания преступника. Кое в настоящий момент у нас имеется – и, осмелюсь предположить, пройдя проверку, это описание сеньоры Линарес окажется куда более подробным, чем представляется ныне.
– Но как же мы переведем его в изображение? – спросила мисс Говард.
– Мы – никак, – отвечал ей доктор. – Мы оставим эту задачу тому, кто лучше для нее подготовлен. – Вытянув из кармашка серебряные часы, доктор щелкнул крышкой и глянул на циферблат. – Я бы предпочел для этой работы кого-то вроде Сарджента10, но он сейчас в Лондоне и наверняка запросит абсурдную сумму за свои услуги. Икинс11 мог бы справиться не хуже, но он в Филадельфии, а учитывая срочность задачи, даже это представляется мне дальним светом. Наш противник может покинуть город в любой момент – нам следует действовать быстро.
– Позвольте мне, Крайцлер, кое-что прояснить, – вымолвил мистер Мур еще более потрясенно. – Вы собираетесь заказать портрет этой женщины, основанный единственно на словесном описании?
– Наброска было бы достаточно, я полагаю, – отозвался доктор, убирая часы. – Портрет – чрезвычайно сложная процедура, Мур. Хороший портретист должен быть прирожденным психологом. Я не вижу препятствий тому, чтобы, проведя с сеньорой достаточно времени, не создать изображение, обладающее достаточным сходством с ее описанием. В первую очередь нам необходимо отыскать правильного художника. И мне представляется, я знаю, у кого навести справки. – Он посмотрел в мою сторону. – Стиви? Не нанести ли нам визит Преподобному? Уверен, в этот час мы наверняка застанем его дома в праведных трудах – разумеется, если он не отправился в одну из своих полуночных прогулок.
Я аж просветлел.
– Пинки? – спросил я, спрыгивая с подоконника. – Запросто!
Маркус перевел взгляд с меня на доктора Крайцлера:
– «Пинки»? «Преподобный»?
– Старый приятель, – пояснил доктор. – Алберт Пинкэм Райдер12. У него много кличек. Как и у большинства эксцентриков.
– Райдер? – Мистера Мура явно не впечатлила вся эта затея. – Так ведь Райдер не портретист – он может единственное полотно годами мусолить.
– Это правда, но у него врожденный талант психолога. И он может нам кого-нибудь порекомендовать, в этом я не сомневаюсь. Если желаете с нами, Мур, – и вы тоже, Сара…
– С радостью, – ответила мисс Говард. – Его работы поистине очаровательны.
– Гм… да, – неуверенно согласился доктор. – Однако, боюсь, его апартаменты и мастерская могут произвести на вас не столь приятное впечатление.
– Это правда, – встрял мистер Мур. – На меня не рассчитывайте, у меня от этого места мурашки по коже.
Доктор пожал плечами:
– Как вам будет угодно. Детектив-сержанты, мне бы не хотелось просить вас о выполнении, возможно, бесполезного задания, но это может принести плоды – как вы это назвали?
– Потрясти кубинцев… – отозвался Люциус с таким видом, будто прикидывал, есть ли на свете занятия более неприятные. – О, вот это будет удовольствие… Лобия, чеснок и догма. Что ж, по крайней мере, я не говорю по-испански, так что все равно не пойму, о чем они.
– Прошу прощения, – сказал доктор, – но мы обязаны, как вам известно, проверить как можно больше версий. И как можно оперативнее.
На этом все мы направились к выходу. Маркус чуть поотстал.
– Есть еще кое-что, доктор, – пробормотал он, ступая осторожно, будто стараясь не растерять мысли. – Сеньор Линарес. Мы допускаем – и я целиком согласен с этим допущением, – что ребенка похитил тот, кто не знал о его происхождении.
– Да, Маркус? – отозвался доктор.
– В таком случае, зачем Линарес пытается это сокрыть? – Лицо у детектив-сержанта было крайне озабоченным. – Суть в том, что женщина, которую мы описываем, несмотря на все свои психологические странности, скорее всего – американка. И это обстоятельство так же играет на руку испанскому правительству, как и похищение с политическими мотивами. Так почему же они им не воспользуются?
Мистер Мур живо обернулся к доктору с выражением некоторого самодовольства:
– А? Крайцлер?
Доктор посмотрел себе под ноги и несколько раз с улыбкой кивнул:
– Я мог бы догадаться, что об этом спросите вы, Маркус.
– Простите, – ответил детектив-сержант, – но вы же сами говорили: надлежит смотреть со всех углов.
– Не нужно извиняться, – сказал доктор. – Я просто надеялся избежать этого вопроса. Поскольку он единственный, ответить на который я не готов. А случись нам отыскать ответ, боюсь, нам также откроются довольно неприятные – и опасные – факты. Однако не думаю, что эти соображения сейчас вольны задерживать нас.
Маркус взвесил услышанное и с легким кивком согласился:
– Хотя это не следует упускать из виду.
– Мы и не будем, Маркус. Мы и не будем… – Доктор позволил себе совершить последний задумчивый круг по штаб-квартире и завершил его у окна. – Пока мы с вами говорим, где-то там, снаружи – женщина, в чьих руках невольно оказался ребенок, который может принести чудовищные беды, – сама невинность его может быть такой же разрушительной, как пуля убийцы или бомба безумца. Но, невзирая на это, более всего я опасаюсь того опустошения, что уже постигло разум похитительницы. Да, мы будем настороже против опасностей большого мира, Маркус, – но мы обязаны снова приложить все усилия к постижению разума и личности нашего противника. Кто она? Что ее породило? И превыше прочего – обратится ли ярость, толкнувшая ее на свершение уже свершенного, на самого ребенка? Я это подозреваю – причем скорее раньше, чем позже. – Он обернулся к нам и повторил: – Скорее раньше, чем позже…
Глава 10
Мне всегда казалось, что в этой жизни все люди делятся на два типа – тех, кому нравятся всякие чудаки, и тех, кто их терпеть не может; и мне думалось, что я, в отличие от мистера Мура, несомненно принадлежу к первым. Да и как иначе, если бы вам тоже нравилось жить у доктора Крайцлера, – в доме его вечно мелькали такие люди, чуднее которых в те дни вам бы не доводилось встречать: взять того же мистера Рузвельта, выдающегося ума человека, покрывшего себя неувядаемой славой и добившегося такого успеха. Но все странности этих чудны́х, но достойных душ меркли в сравнении с господином, которого я любил называть «Пинки», – мистером Албертом Пинкэмом Райдером.