Мисс Бо тряхнула головой, по-прежнему веселясь.
– Ей так хотелось с ним встретиться… Она вообще часто ведет себя так с людьми, которых находит интересными, – так хочет обменяться идеями с собеседником, что в результате бросается в спор.
– Точно, – согласилась мисс Говард. – Я вот боюсь, что это за мной тоже водится.
– Так ведь и за мной! – обрадовалась мисс Бо, все так же вполголоса. – А я потом себя за это днями грызу. Особенно с мужчинами – большинство так чертовски снисходительны, что, когда наконец встречаешь нормального человека, сразу набрасываешься и принимаешься ему что-нибудь доказывать…
– А те, будучи столпами силы, – добавила мисс Говард, – тут же спасаются бегством и быстренько прячутся за гоготом хорошеньких безмозглых идиотов.
– Ой, да! Так раздражает… – Мисс Бо вновь глянула на меня. – А ты что же, Стиви?
– Я, мисс?
– Ну да. Как ты с юными леди – предпочитаешь сообразительных барышень или же тебе больше по душе, когда они во всем полагаются на твои суждения?
Моя рука потянулась к голове и принялась нервно крутить вихры; сообразив, что это уж как-то совсем по-детски, я немедленно отдернул ее вниз.
– Я… не знаю я, мисс, – вырвалось у меня, хотя в тот момент я сразу подумал о Кэт. – У меня и не было… ну, этого, то есть этих… Не шибко, в общем, их много было…
– Стиви не стал бы связываться с дурочкой, – убедительно заключила мисс Говард, ободряюще касаясь моей руки. – Можете на него положиться, он из нормальных.
– Я в этом ни разу не усомнилась, – доброжелательно ответила мисс Бо. Затем обернулась к Линарес. – Ну а теперь – глаза, сеньора. Вы говорили, что эта деталь более всех прочих приковала ваше внимание?
– Да, – ответила сеньора. – И это было единственная по-настоящему экзотическая часть ее лица – я уже говорила мисс Говард, ее глаза напоминали кошачьи. Почти как… Мисс Бо, вы видели египетские древности в музее «Метрополитэн»?
– Разумеется.
– Вот что-то близкое в них было. По-моему, не слишком большие, но ресницы тяжелые, темные – от них глаза выглядели такими. И еще меня поразил их цвет – пылающий янтарь, я бы сказала, почти золото…
Я наблюдал за руками мисс Бо: те перенеслись к верхнему краю наброска, – и тут дернул головой, услышав свое имя.
– Стиви! Чем ты там занят, а? – Это был доктор. – Миссис Кэди Стэнтон желает с тобой побеседовать!
– Со мной, доктор? – переспросил я, надеясь, что недослышал.
– Да, с тобой, – повторил он с улыбкой и поманил меня рукой. – Сейчас же изволь подойти!
Оглянувшись на мисс Говард с такой тоской, будто нам с ней уже не суждено свидеться, я поплелся к мягкому креслу, на котором восседала миссис Кэди Стэнтон. Стоило мне приблизиться, как она отставила трость и взяла меня за обе руки.
– Ну-с, молодой человек, – произнесла она, внимательно меня изучая. – Так, значит, вы – один из подопечных доктора Крайцлера, не так ли?
– Да, мэм, – ответил я как можно более безрадостно.
– Он сообщил мне, что за пока недолгую жизнь вам крепко досталось. Скажите мне, – и она наклонилась ко мне так близко, что я отчетливо мог разглядеть седые волоски у нее на щеках, – вы вините в этом свою мать?
Вопрос, признаюсь, застал меня врасплох, и я оглянулся на доктора. Тот просто кивнул: дескать, не робей, говори все, что считаешь нужным.
– Я… – И я помедлил, раздумывая. – Я не знаю подходящее ли слово «винить», мэм. Это ведь она отправила меня по преступной дорожке, как ни верти.
– Вне всякого сомнения, послушавшись совета какого-нибудь мужчины, – категорично заявила миссис Кэди Стэнтон. – Или же он принудил ее.
– У матушки моей было полно мужчин, мэм, – торопливо ответил я. – И, скажу вам честно, не думаю, что кто-нибудь из них вообще был способен принудить ее к чему-либо. Она пристроила меня в дело, потому что ей нужны были разные вещи – сперва выпивка. Позже наркотики.
– Которыми ее снабжал мужчина.
– Как скажете, мэм, – пожал я плечами.
Миссис Кэди Стэнтон пытливо взглянула на меня:
– Не надо ее так уж сильно винить, Стиви. Даже у состоятельных женщин в нашем мире выбор совсем не велик. Что же до женщин нуждающихся, то у них его и вовсе нет.
– Не сомневаюсь, – ответил я. – Уж вам-то лучше знать. Но, как я сказал, я не знаю, виню ее или нет, мэм. Жить без нее стало куда проще, вот и все.
Еще минуту старуха разглядывала меня, после чего кивнула.
– Мудрый ответ, сынок, – сказала она, оживившись и пожимая мне руки. – Держу пари, ты был сорванцом, пока не повстречал доктора. Такие уж вы все негодяи. Мои трое старших уродились мальчишками, и неприятностям конца и краю не было! Со мной весь город не разговаривал – и все из-за их выходок. – Она отпустила мои руки. – Но это не меняет моих убеждений, доктор Крайцлер…
И она продолжила речь, а я вновь посмотрел на доктора. Тот вновь мне улыбнулся и едва заметным кивком дал понять, что я могу вернуться к прежнему своему занятию. Тем временем его беседа с миссис Кэди Стэнтон покатилась дальше с прежней скоростью.
Мисс Бо понадобилось порядка двух часов на то, чтобы закончить набросок, и все это время я провел с женщинами: отвечал, когда ко мне обращались, однако чаще просто молча наблюдал. Целая, знаете ли, история: сперва слова сеньоры Линарес покидали ее рот, попадали в уши мисс Бо и передавались движениям рук, которые подчас очень точно воспроизводили воспоминания и мысли сеньоры, хотя и не всегда. Мисс Бо извела целый каучуковый ластик и затупила добрую связку тяжелых мягких карандашей, прежде чем работа была закончена; но все равно около восьми вечера на альбомном листе проступило живое, настоящее лицо. И столпившись вокруг, чтобы взглянуть на результат, мы все потрясенно замолкли, что само по себе служило немым свидетельством правдивости слов сеньоры Линарес: лицо это было не из тех, которые можно так вот запросто забыть.
Сеньора, как и предполагал доктор, смогла вспомнить еще ряд деталей касательно внешности той женщины, когда увидела, что ее воспоминания оживают, и лицо, смотревшее на нас с альбомного листа, действительно подходило под все определения сеньоры. Первое, что приковывало взгляд, – вне всяких сомнений, глаза или, если точнее, их выражение: «голодное», сказала сеньора Линарес, и в них взаправду был голод. Но не только; в кошачьих этих глазах виднелось еще кое-что, слишком знакомое мне, то, о чем я предпочел бы не говорить. Я видел это выражение в глазах матушки, когда той требовалось что-либо от меня, или от хахалей; и в глазах Кэт, когда она была «на работе»; соблазнительность, невысказанное обещание оделить вас всем вниманием и нежностью, коих вам хочется, если взамен вы сделаете для этой особы то, чего, как вам известно, делать бы не следовало. Остальное лицо – а женщина выглядела лет на сорок – когда-то, наверное, было хорошеньким, однако сейчас выглядело иссушенным, ожесточенным прожитыми годами, если судить по линии подбородка. Нос был маленьким, однако ноздри раздуты гневом; тонкие губы сжаты в полоску, в углах рта – морщинки; высокие скулы намекали на форму черепа, недвусмысленно напомнив мне о Смерти верхом на лошади, изображенной Пинки.
Эта женщина подходила всем домыслам доктора и прочих: жесткая, отчаявшаяся, немало вытерпевшая в этой жизни и готовая к достойному ответу. Пинки также оказался прав в своих предсказаниях: мисс Бо, ни разу не видевшая свою модель, точно ухватила «самую душу ее».
Мне показалось, что всех присутствующих, включая мисс Бо, слегка ошарашило ею созданное; сеньора же просто сидела в своем кресле и легонько качала головой. Казалось, дай ей волю, и она расплачется. Молчание было нарушено миссис Кэди Стэнтон:
– Это лицо хладнокровного опыта, джентльмены. Маска, черты которой застыли навсегда, изваянные мужским обществом.
Мисс Говард встала и взяла миссис Кэди Стэнтон под руку:
– Да. Разумеется. Что ж, я и не подозревала, что уже так поздно. Вам пора ужинать, миссис Кэди Стэнтон, да и вам, Сесилия. – Она обернулась, чтобы пожать руку молодой леди. – И я не шутила – я бы с радостью записалась к вам в класс или нам как-нибудь можно пообедать или поужинать вместе. В любое время, когда вы окажетесь в городе.
Мисс Бо расцвела, отчасти обрадованная, как мне показалось, возможностью быстрее оказаться подальше от своего творения.
– О да, мне это нравится, Сара. Будет просто восхитительно.
Мисс Говард легонько повлекла обеих дам к двери, и все принялись прощаться. Я немного стеснялся, подходя к мисс Бо, но та шагнула вперед и взяла меня за руку, сказав, что уверена – мы обязательно скоро увидимся, быть может, я составлю им с мисс Говард компанию за ланчем.
Когда они зашли в лифт, миссис Кэди Стэнтон обернулась к доктору:
– Я верю, что мы-то с вами видимся не в последний раз, доктор. Для меня это было весьма познавательно… и, надеюсь, для вас тоже.
– Разумеется, – вежливо ответил ей доктор. – Буду с нетерпением ждать. И, мисс Бо, – он извлек из кармана банковский чек. – Надеюсь, вы сочтете это приемлемым. Мисс Говард сообщила мне вашу обычную ставку, однако, учитывая необычность обстоятельств и вашу готовность прийти к нам… в общем…
Мисс Бо взглянула мельком на чек, и глаза ее широко распахнулись:
– Это… это действительно щедро, доктор. Я даже не знаю, как…
– Глупости, – ответил он ей, бросив взгляд на рисунок, лежавший на столе перед сеньорой. – То, что вы сделали для нас, – бесценно.
За тремя женщинами с лязгом задвинулась решетка лифта, и доктор закрыл внутреннюю дверь, задумчиво прислушиваясь к шуму спускающегося агрегата.
Я тяжело вздохнул.
– Ничуть не жалею, что со старой гусыней покончено, – сказал я, отворачиваясь.
Остальные хохотнули, включая доктора.
– Но как подвешен язык, – сказал мистер Мур, растягиваясь на диване. – Прямо говорильный станок.
– Да. Жаль. – Доктор подошел к сеньоре. – Если бы судьба и наше общество не принудили ее ограничить помыслы политикой, она могла бы стать первоклассной ученой. – Он опустился на корточки рядом с сеньорой. – Простите, сеньора Линарес? Мне ни к чему уточнять, та ли это женщина, – я вижу ответ на вашем лице. Однако не могу ли я чем-нибудь еще вам помочь?