– Начинается… – шепнула мисс Говард.
Прошло несколько минут. Маркус постучал вновь. Мы расслышали чей-то резкий крик с верхнего этажа: такой скрежещущий и жалобный, что я бы сказал, издать его мог человек, разменявший шестой десяток. Голос смолк. Маркус постучал опять.
Неожиданно дверь резко распахнулась, и в проем шагнула хорошо сложенная женская фигура в красном узорчатом платье и сером фартуке, завязанном на шее и талии. Красное, доходя до шеи, сменялось черным кружевом воротничка, над которым мы увидели прекрасно знакомое лицо.
То была женщина с наброска мисс Бо; женщина, о прошлом которой нам уже было известно достаточно; то была не кто иная, как сестра милосердия Элспет Хантер собственной персоной.
– Святый боже, – шепотом выдохнул Сайрус прямо над моим ухом. Я на миг обернулся и увидал на лице его беспокойное изумление. – Неужто все действительно так просто?..
На небольшом крыльце, от которого нас отделял какой-то десяток футов, пронзительно-золотистые глаза сестры милосердия Хантер метались от лица к лицу представших перед нею мужчин, и за взглядом их явственно угадывалась напряженная работа ума, пытающегося одновременно решить целый ряд вопросов. Она принялась вытирать о фартук влажные руки, и когда уже я ожидал, что она как-то выкажет тревогу и потрясение, она улыбнулась – мягко, плавно и крайне, крайне жеманно.
– Та-ак… – произнесла она замысловатым тоном, полностью отвечавшим лицу. Руки ее поднялись вверх, где поправили густые и красивые каштановые волосы. – Я стала вдруг весьма популярной. Могу ли я чем-то помочь вам… джентльмены? – Выговор ее оказался неожиданным: ни следа новоанглийской тянучести, однако в нем звучал намек на сельское происхождение.
Маркус выступил вперед:
– Добрый день. Прав ли я, предполагая, что вы миссис Элспет Хантер?
– Да, – неторопливо ответила она, пытливо окидывая Маркуса взглядом с ног до головы и кривя губы. – Вы предполагаете верно, мистер…
Он продемонстрировал бляху.
– Детектив-сержант Маркус Айзексон. Полицейское управление Нью-Йорка.
Женщина даже не моргнула; если она действительно та, кого мы искали, в хладнокровии она не уступила бы ни одному из пройдох, встречавшихся мне в годы моей преступной карьеры.
– Понимаю, – ответила она, не теряя прежней кокетливой улыбки. – А это ваши войска, детектив-сержант?
Она обратила улыбку Люциусу, сделав ее еще шире. Будто знала, что с Люциусом от флирта приключаются корчи, что, собственно, и произошло.
– Я, э-э… – Он показал бляху. – Детектив-сержант Люциус Айзексон. Также представляю Полицейское управление Нью-Йорка.
– Неужто братья? – произнесла сестра Хантер, и золотистые глаза ее так и заплясали от одного к другому. – Какая прелесть… И вам позволяют работать вместе! Однако я такого не ожидала: мне казалось, вся нью-йоркская полиция носит фамилию Махоуни и такие роскошные усы торчком.
Айзексоны заулыбались – их можно было завоевать подобной шуточкой.
Сестра Хантер перевела взгляд за спины детектив-сержантов на мистера Мура и доктора, и игривости в ее тоне ощутимо поубавилось.
– А эти джентльмены? – спросила она. – Они ведь никак не могут быть полицейскими.
– Разумеется, – ответил ей Маркус. – Они… помогают нам в следствии. Мистер Джон Скайлер Мур и доктор Ласло Крайцлер.
Лицо ее вытянулось, похоже, с искренним трепетом и смирением, и сестра Хантер устремила свой солнечный взор прямо в черные глаза доктора Крайцлера.
– Я… у меня нет слов… – Казалось, ей действительно тяжело говорить. – Разумеется, я знакома с вашими работами, доктор. Понимаете, раньше я была сестрой милосердия в «Родильном доме», это чуть дальше по улице от вашего…
– Да, я знаю, – холодно ответил доктор, раздраженный тем, что беседа затягивается.
– Надеюсь, вы не будете ставить мне это в вину, – продолжала сестра Хантер. – Я знаю, что думает доктор Маркоу… я и сама прочла несколько ваших монографий, и мне они показались чрезвычайно интересными.
В ответ доктор отвесил лишь короткий поклон – скорее даже легкий кивок; но даже если и было ясно, что он прекрасно понимает: женщина пытается что-то затронуть в нем, – не менее ясным было и то, что затронуть ей в нем это удалось.
Когда она повернулась к мистеру Муру, лицо ее несколько секунд оставалось неподвижным, но затем она явила еще один кокетливый взгляд, через мгновение переросший в томный:
– А мистер Мур?..
Тот улыбнулся ей в ответ и выложил все карты, как простой любитель, коим в действительности не был:
– «Нью-Йорк Таймс», – произнес он, протягивая руку.
Мисс Говард при виде такого изумленно фыркнула.
– Будь я проклята, – прошептала она. – Четыре из четырех… она хитра, не то слово.
– Что у нее за выговор? – тихо спросил я. – Не догоняю… точно не Новая Англия, но и на местную манеру не похоже…
– Нет-нет, – шепнула в ответ мисс Говард, с улыбкой качнув головой. – Это северный акцент… так говорят у меня на родине, разве что, может, еще немного севернее. Да, такой выговор я слыхала и раньше.
Тем временем доктор, стоявший на ступеньках, откашлялся:
– Думаю, детектив-сержант, – начал он, – лучше бы нам быстрее перейти к делу.
– Ах да, – встрепенулся Маркус. – Именно. Миссис Хантер, у нас есть основания предполагать, что…
– Прошу вас, – ответила она, улыбаясь ему все так же обворожительно. И, поведя рукой в глубину дома, продолжила: – Что бы это ни было, уверена, всем нам будет куда приятнее обсудить это за чаем.
Словно отражения в двух зеркалах, четверо мужчин на крыльце и трое нас в коляске переглянулись между собой в ошеломлении. Мы столько всего напридумывали, чтобы попасть внутрь и выяснить, нет ли там малышки Линаресов, что столь открытое приглашение было как удар под дых.
– Что? – прошептала мисс Говард, когда к ней вернулся дар речи.
– За чаем? – произнес Сайрус в таком же замешательстве.
– Надеюсь, им достанет благоразумия не пить его, – вот все, что получилось сказать у меня.
Сестра Хантер замерла в проеме, дожидаясь ответа; наконец Люциусу удалось выговорить что-то вроде:
– Мэм, не знаю, действительно ли вы понимаете сущность…
– Детектив-сержант, – ответила она ему тоном, с одной стороны заботливо-материнским, но в то же время – не лишенным прежней игривости. – Мне, как, я подозреваю, вам известно, за последние годы выпало достаточно бед, чтобы не гадать относительно сущности вашего дела – она никак не может оказаться радостной. Я просто предлагаю разрешить его настолько цивильно, насколько это возможно. Всего-то.
Люциус очумело взглянул на доктора, который с каменным лицом оценивал происходящее. Затем доктор пожал плечами и кивнул детектив-сержантам, словно говоря: «Ну если ей так хочется облегчить нам задачу…»
– О боже, – прошелестела мисс Говард. – Они действительно заходят.
Четверо наших друзей один за другим начали растворяться внутри; последним заходил доктор. Когда он переступал порог, сестра Хантер коснулась его плеча, обратившись к нему с прежним неподдельным благоговением в голосе:
– Э-э, гм… доктор?
Он обернулся, а женщина в этот момент внезапно глянула прямо на нас в коляске; не просто в нашу сторону, нет – прямо на нас.
– Вы не желаете пригласить в дом остальных ваших друзей? Мне бы не хотелось казаться невежливой…
На миг взгляд доктора, захваченного врасплох, действительно метнулся к нам; но уж на такой ерунде его подловить даже на долю секунды едва ли было кому-то под силу.
– А… – буркнул он. – Нет. Не думаю. Видите ли, это мои слуги. С ними все будет в порядке.
Сказав так, он скрылся внутри.
Сестра Хантер окинула взором улицу и реку за ней, после чего глянула на восток. Подняла руку и вроде как помахала кому-то вдалеке. Затем вновь перевела взгляд на нас, оставшихся в коляске.
Куда-то подевалось все радушие и благоговение; впервые я смог увидеть в этих золотистых глазах неумолимую, даже убийственную жестокость. Одного их вида оказалось бы достаточно, чтобы мне стало не по себе; но, когда я взглянул на тот квартал, что расстилался перед нашим экипажем, заинтересовавшись, кому или чему могла махать рукой сестра Хантер, легкое беспокойство стремительно обернулось более ощутимым страхом.
В нашу сторону характерной упругой походочкой «чумовых» двигались несколько фигур: один взрослый, остальные пацаны, может, на пару лет постарше меня. Мужик был средних размеров, из эдаких разбитных крепышей, малые же – все в каком-то рванье – недвусмысленно размахивали палками и старыми топорищами, не оставляя сомнений в том, что все это время они искали, где б тут можно было нарваться, и вот наконец нашли. Когда они подошли ближе, я разглядел лицо мужика – болезненную перекошенную ухмылку, сумасшедшие сияющие глаза, – и тут меня прошиб холодный пот, когда я понял, что знаю его:
Это был Динь-Дон, накокаиненный до того, что весь искрился, – таким я его еще не видел. Пацаны, трусившие следом, тоже были хороши дальше некуда. И все они пялились ровно на нас тем же манером, что и сестра Хантер, и физиономии их не сулили ничего хорошего.
Я прянул назад и открыл рот, чтобы подать сигнал тревоги; но оттуда почему-то вылетело только:
– Едрить, – и все.
Глава 17
– Кто это? – спросила мисс Говард. Вырвавшаяся из моих уст вульгарность вынудила ее оторваться от созерцания Хантер и обернуться ко мне.
– Приятели твои, Стиви? – поинтересовался Сайрус крайне безмятежно; только латунный кастет, обыкновенно покоившийся в кармане, сам собой перекочевал в его правую руку. Которую он мгновенно убрал с глаз долой.
– Да не совсем, – отозвался я. – Хоть эту скалящуюся обезьяну впереди я знаю. Его зовут Динь-Дон – заправляет пацанами у Гудзонских Пыльников.
– Динь-Дон? – переспросила мисс Говард, выжимая нервную улыбку. – Не могут его звать так на самом деле.
– А вот зовут, мисс, – сказал я. – И уж черепушек с его звона достаточно понатрескалось.