– Довольно-таки. В любом случае, по ним можно будет судить, производилась ли переделка. Вот только зачем, доктор?
Тут Крайцлер обернулся ко все еще улыбавшемуся мистеру Муру, чье лицо тотчас исполнилось внезапной серьезности, а взгляд уперся в гигантское серебряное блюдо устриц, утвердившееся в центре стола.
– Даже не думайте, Крайцлер, – процедил он. – Я свое отбегал. И ради какого-то легкомысленного предположения, выведенного вами из очередной серии бредней, я не стану…
– Не беспокойтесь, Мур, – ответил доктор. – Сара составит вам компанию. – Мисс Говард, как раз подносившую ко рту первую устрицу, заявление доктора не порадовало, но она лишь смиренно вздохнула. – Между тем, – продолжал доктор, – я сомневаюсь, что кому-либо из вас понравится другое насущное задание, – впрочем, у вас все равно отсутствуют необходимые знаки полномочий.
Люциус причмокнул устрицей, и едва я изготовился тоже сцапать себе такую же, лицо его внезапно озабоченно вытянулось.
– Ой-ёй, – издал он. Доктор кивнул:
– Да, очередное… как вы, Маркус, выразились? Боюсь, очередное, гм… «потрясение». Нам необходимо выяснить, почему Гудзонские Пыльники вдруг так заинтересованы в том, что происходит внутри и вокруг дома № 39 по Бетьюн-стрит. Я бы предложил вам посвятить несколько следующих ночей патрулированию территории банды, чтобы отловить пару-тройку не самых опасных членов и хорошенько потрясти их. Полагаю, вам не понадобится опыт нашего доброго знакомого инспектора Бёрнса в проведении «допросов третьей степени», хотя угроза применения такового может…
– Мы уже поняли, доктор, – ответил Маркус. – Ничего особенного. – Он обернулся к брату. – Не забудь прихватить револьвер, Люциус.
– Будто я его когда забывал, – мрачно буркнул Люциус. – А вы, доктор? Чем собираетесь заняться – верно, дальнейшими психологическими изысканиями?
– Если бы я полагал, что это поможет, – безусловно, – отозвался доктор, расправляясь с устрицей и воздавая должное вину. – Однако может статься, что на острове Блэквеллз обнаружатся одна-две женщины, коих мне будет полезно, исходя из имеющегося у нас контекста, навестить. Но есть еще одна загадка, которая занимает меня больше других. – Он обернулся к Сайрусу, затем обвел взглядом заросли, пытаясь обнаружить меня. – Стиви, будь так добр, подойди на минутку. – Я повиновался и, высосав из устричной раковины остатки пряного сока, встал рядом с Сайрусом. – Где палочка? Та, которую, по твоим словам, Динь-Дон вытащил из своего падшего соратника?
Вообще-то я успел напрочь позабыть об этой штуке и в задумчивости поднял палец. После чего перемахнул через изгородь, домчался до коляски и полез проверить под сиденьем. На мое счастье, палочка никуда не делась. Я зажал ее в кулаке, так же резво вернулся на террасу и вручил странноватую, хоть и простую штуковину доктору.
– Итак, мы имеем на редкость невероятное совпадение, – произнес он, изучая палочку. – В ночь, когда некто всадил в дверной косяк дома № 808 филиппинский нож, Сайрус сообщил нам, что ему удалось заметить лишь мальчика, мгновенно исчезнувшего за углом.
– Так, – подтвердил Сайрус. – На вид лет десяти-одиннадцати.
– А Стиви… ты сказал, что видел мальчика примерно того же возраста, скрывшегося за углом Бетьюн-стрит сразу после того, как один из Пыльников рухнул без чувств?
– Ага. Хотя пацан был черным, точно. Там было достаточно света, чтоб не обмануться.
Доктор кивнул, я же сграбастал с блюда еще одну устрицу, пока их все не прикончили остальные.
– Сайрус? – обернулся к нему доктор Крайцлер. – Не могли бы вы примерно определить национальность мальчика?
Тот покачал головой:
– Слишком темно было. То есть, он мог быть и черным, хоть утверждать это я и не решусь.
– А во что он был одет?
– Да как обычный уличный мальчишка, – отозвался Сайрус, пожав плечами. – Мешковато, похоже на обноски.
– А не было похоже, как и в случае Стиви, что одежда была для него велика?
– Можно и так сказать.
Доктор кивнул, хотя уверенности в его лице не прибавилось; он снова осмотрел палочку.
– Один и тот же ребенок или два ребенка появляются в ключевых точках одного и того же расследования. В первый раз это враждебное или, по крайней мере, упреждающее событие. В другой же, напротив… – Доктор как будто поймал что-то – нос его принялся подрагивать над усами, точно у кролика. – Что это?
Мистер Мур посмотрел по сторонам – к нам всего лишь подошел официант, убрать со стола опустевшее блюдо.
– Что – что?
– Этот… аромат, – пояснил доктор. Он окинул взглядом веранду, после чего вновь перевел взгляд на палочку. Он поднес ее ближе к лицу, поводил под носом заостренным ее концом. – Хм-м… да, ошибка исключена. Хлороформ… – Он снова понюхал. – Плюс еще что-то… – Не зная, куда бы ее пристроить, он протянул палочку Люциусу; пожаловала перемена блюд. – Детектив-сержант? – бросил доктор младшему Айзексону, просто сверля взглядом славный кус жареной осетрины, тем заказанный. – Сможете определить запах?
Люциус принял палочку, стараясь держать ее подальше от своей рыбы с гарниром из зеленой фасоли и картофеля. После чего, вытянув шею, приблизил нос к самому кончику штуковины.
– Да, – сказал он, полагая на этом экспертизу законченной. – Действительно пахнет хлороформом. Что же до… – Он вдруг просиял, после чего исполнился взволнованной озабоченностью. – Стиви, а не был ли тот Пыльник мертв, когда его уносили?
– Мертв? – переспросил я, перехватывая у официанта тарелку с любимым моим кушаньем – зажаренным на решетке стейком с соленой жареной картошкой – и направляясь к своей зеленой пещерке. – Не. В отключке, но… он дышал, это наверняка.
Люциус еще раз понюхал палочку, после чего передал ее брату.
– В таком случае – при условии, что он действительно продолжал дышать, – кем бы ни оказался тот, кто ею воспользовался, он такой же знаток, как и метатель ножа.
Понюхав палочку, Маркус чуть улыбнулся знакомому запаху.
– Игнатьев боб, – пробормотал он до того увлеченно, что полностью проигнорировал даже явление жареного цыпленка в эстрагоновом соусе, задымившегося перед ним.
– Что? – переспросила мисс Говард, подаваясь к палочке и потрясенно ее разглядывая.
– Что объясняет присутствие хлороформа, – добавил Люциус и приступил к трапезе.
Мистер Мур, еще мгновением раньше блаженно упивавшийся видом гольца под миндальным соусом, раздраженно уронил вилку и нож.
– Так, ладно. Опять я у нас за дебила. – Он взял себя в руки. – О чем это вы, люди, Христа ради?
– Игнатьев боб, – объяснила мисс Говард таким тоном, будто первый же прохожий, остановленный на тротуаре под террасой, понял бы, о чем речь, – одно из тех растений, что естественно производят стрихнин.
– Вот оно! – воскликнул доктор, щелкая пальцами. – Стрихнин! Я узнал этот запах.
– Обыкновенно растворяется в воде, в алкоголе же, напротив, растворяется скверно, чего не скажешь о хлороформе, в коем он растворяется идеально, – изрек Люциус. – Если предположить, что в намерения нашего человека входило обезвредить жертву, а не убить, пропорция составлена со знанием дела. А это фокус непростой.
– Отчего ж? – спросил я, впиваясь зубами в стейк и запивая мясо рутбиром.
– Оттого, что стрихнин – куда мощнее других препаратов, пользуемых в аналогичных целях, – произнес Маркус, вручая палочку мисс Говард и наконец приступая к цыпленку. – Кураре, например, – целая смесь различных ингредиентов, и стрихнин – лишь один из них, а смешивание позволяет легче контролировать действие состава. То ли дело стрихнин в чистом виде – вещество крайне хитрое. Оттого и любимо многими, когда дело доходит до потравы вредителей. Даже лучше мышьяка, правда.
– Но можете ли вы с уверенностью утверждать, что это именно чистый стрихнин? – поинтересовался доктор.
– Аромат довольно четок, – ответил Люциус. – А присутствие хлороформа как растворителя – лишнее тому подтверждение. Но ежели вам будет угодно, я могу взять образец домой и подвергнуть его нескольким тестам. Проще простого. Капелька серной кислоты, немного бихромата калия…
– Ну, разумеется, – добавил мистер Мур, поглощая гольца. – Я всегда так и поступаю…
– Очень хорошо, – подвел черту доктор. – Однако давайте на миг допустим, что вы правы, детектив-сержант. Сможете ли вы назвать нам того, кто мог бы располагать подобными знаниями? С ходу?
– Ну, – ответил Люциус, – эта штука походит на туземную стрелу или дротик.
– Так, – кивнул доктор. – Я тоже об этом подумал.
– Но вот кто б мог использовать чистый стрихнин на охоте… или даже на войне, – тут вы меня поймали, доктор.
– А это, – возвестил Крайцлер, принимаясь за крабовые котлеты, – и будет моим заданием на завтра.
– Ага! – возликовал мистер Мур, салютуя вилкой. – Наконец-то – загадка, которую я могу решить. Вы собираетесь повидаться с Боасом!
– Совершенно верно, Мур. С Боасом. Уверен, он будет счастлив снова оказать нам услугу.
Доктор Франц Боас26 был близким приятелем доктора из числа ученых – глава Отдела антропологии в Музее естественной истории, он годом ранее оказал нашему отряду неоценимую помощь в расследовании дела Бичема. Будучи, как и Крайцлер, урожденным немцем, Боас, меж тем, перебрался за океан значительно позже доктора. Прежде чем осесть в Соединенных Штатах и посвятить себя антропологии, он изучал психологию, так что они с доктором не испытывали каких-либо затруднений в беседах друг с другом; и всякий раз, стоило им с доктором встретиться за дружеским обедом в доме, столовая неизбежно становилась полем оживленных дискуссий, временами перетекавших в дебаты: доктор Боас порой сбивался на немецкую речь, доктор Крайцлер – тоже, и я уже вовсе переставал разбирать, чего они так разорались. Но в остальном он был добрейшим человеком и, подобно большинству истинных гениев, никогда не позволял своим мозгам превратить себя в то, что можно назвать интеллектуальным снобом.