– Я покажу ему и нож, и этот метательный снаряд, – сказал доктор Крайцлер, – а потом опишу ребенка или детей, коих мы замечали в случаях применения этого оружия. Быть может, он предоставит какие-либо догадки – или же кто-нибудь из его сотрудников. Признаюсь, пока это дело меня озадачивает.
Ответом ему послужило согласное чавканье: тем самым мы давали понять, что более ничего не способны добавить к истолкованию утренних событий. Мы просто ели и пили, успокаивая нервы и разум. Пока молчание не прервала мисс Говард:
– Для женщины, чьи первоначальные действия кажутся столь импульсивными, – начала она плавно, потягивая вино и поигрывая ложечкой в горке свежей клубники под горячим шоколадным соусом, поданной ей на десерт, – эта особа, похоже, заранее обдумала, как ей лучше всего избежать поимки. – Она изящно куснула сочную ягоду. – Очередной парадокс, доктор?
– Разумеется, Сара, – ответил тот, катая свою клубнику в шоколаде. – Но не следует забывать – и я сейчас обращаюсь ко всем вам, – что подобные парадоксы ни в коем случае не должно считать противоречивыми. Они суть часть единого процесса. Подобно змее, извивающейся на песке из стороны в сторону, а в итоге – продвигающейся вперед, ведет себя и сестра Хантер в погоне за отчаянными своими целями. Она импульсивна – и тут же расчетлива. Льстит и соблазняет – и вдруг смертельно угрожает. Женщина, производящая впечатление респектабельной дамы, чей супруг прикован к постели, – однако между ней и самой выродившейся, бессмысленно жестокой бандой в городе обнаруживается важная связь. В сравнении любое самое вызывающее преступное поведение представляется понятным и объяснимым. Даже такой маниакальный убийца, как Джон Бичем, похоже, держался курса, который выглядит едва ли не прямолинейным и внятным, хоть и смертельным. Оказавшись лицом к лицу с Элспет Хантер, мы во многих смыслах обнаруживаем себя в незнакомом мире. И карт этого мира – еще меньше…
Меж тем трапеза приближалась к концу, и – поскольку было воскресенье и все места, упоминавшиеся доктором Крайцлером как потенциальные источники информации, были закрыты – все сошлись, что лучше разойтись по домам, заняться оставшимися делами и просто немного отдохнуть. Покинув кафе «Лафайетт», Айзексоны сразу бросились ловить кэб, а доктор любезно предложил мистеру Муру и мисс Говард развезти их по домам. Затем мы вернулись на 17-ю улицу, и мне пришлось изрядно провозиться в каретном сарае, приводя в порядок коляску и смазывая круп Фредерика, которому досталось от Динь-Дона.
Удар почти не оставил отметины, однако я чувствовал, что Фредерику больно, так что, втирая лекарство, я успокаивал его и кормил сахаром. Еще больше бесила меня мысль, что человек, коего я всегда считал одним из худших своих знакомцев – а после визита к Кэт принялся ненавидеть еще больше, – причинил Фредерику такую боль и смятение. И, трудясь над крупом животного, я тихо уверял его, что уж позабочусь – Динь-Дон еще поплатится за эту рану своей собственной шкурой. Да еще и с процентами…
Погруженный в эти горестные мысли, я почти не заметил проскользнувшего в каретный сарай Сайруса. Он подошел и погладил шею Фредерика, заглядывая мерину в глаза и бормоча какие-то слова сочувствия. Потом заговорил со мной:
– Он в порядке?
– Ага, – сказал я, придерживая левую заднюю ногу Фредерика и сковыривая засохшую грязь с подковы. – Рубец небольшой. Он больше перепугался.
– Крепкий, старина, – проговорил Сайрус, легонько похлопывая конягу по морде. Потом обернулся и подошел ко мне. Я почувствовал, что у него что-то на уме.
– Мисс Говард не слышала. В смысле, что́ Динь-Дон сказал про Кэт.
Мое сердце подскочило, но я продолжил чистить подкову.
– Нет?
– Она была слишком далеко. Да и занята была. – Сайрус присел со мной рядом. Быстро покосившись, я узрел на его широком лице любопытство, но еще больше – симпатии. – Зато я слышал.
– О… – только и смог произнести я.
– Поговорим, Стиви?
Я попытался выдавить из себя легкий смешок, но осекся.
– Да что тут говорить. Она ушла и стала его девчонкой. – Я чуть не подавился этими словами. – Я ж говорил ей… ну, знаешь, насчет работы здесь. Но ты был прав. У нее другие планы…
Сайрус только хмыкнул – дескать, он все понял. Затем положил руку мне на плечо.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Не-а, – ответил я, не отводя глаз от подковы. – Со мной лады. Просто надо закончить тут вот, только и всего…
– Ну… Доктору незачем знать эту часть истории. С делом это никак не связано, я так считаю.
– Верно. – Мне наконец удалось бегло взглянуть на друга. – Спасибо, Сайрус.
Он просто кивнул, встал и медленно вышел из каретного сарая.
Я провел за работой еще несколько минут: засохшая грязь сходила с подковы Фредерика еще быстрее оттого, что смешивалась с моими тихими слезами.
Глава 19
Cтранное дело – вот так ложишься спать ночью, убежденный в чем-то, а просыпаешься наутро и понимаешь, что столкнулся с прямо противоположным…
Отключившись тем воскресным вечером вскоре после заката, я был намертво уверен, что никогда больше не увижу Кэт: даже если сердце мое и смогло бы перенести визит к ней в логово Пыльников, отношения с Динь-Доном у нас настолько осложнились после приключеньица на Бетьюн-стрит, что даже попытка туда заявиться могла стоить мне жизни. Осознание того, что дверь моих странных отношений с нею будто внезапно захлопнулась, то злило, то огорчало меня весь день и вечер воскресенья. Настроение мое на самом деле стало таким свинцово-синюшным, что доктор, хоть и был занят нашим делом, счел нужным навестить меня в моей комнатке и спросить, все ли со мной в порядке. Правды я ему не рассказал, а он, конечно же, почувствовал, что я скрываю что-то, но давить не стал, лишь велел мне поспать подольше и посмотреть, как оно обернется утром.
Я проснулся в понедельник как раз чуть позже половины девятого и обнаружил, что доктор и Сайрус готовятся ехать в Музей естественной истории. Миссис Лешко уже не в первый раз опаздывала, и Сайрус занимался варкой кофе – что могло закончиться с куда более успешным результатом, нежели у нашей русской стряпухи. Все втроем мы уселись в кухне и получили по большой кружке прекрасного южноамериканского отвара, а доктор пытался приободрить меня, зачитывая вслух передовицу «Таймс», которая касалась подвижек в расследовании «загадки безголового трупа». Выходило, что нижнюю часть торса до сих пор не опознанного трупа, завернутую все в ту же красную клеенку, что мы с Сайрусом видали на пирсе «Кьюнарда», прибило волнами к лесистому берегу у Андерклифф-авеню – аж на северной стороне Манхэттена. Полиция – чью теорию о чокнутом анатоме или студенте-медике отверг даже ими же нанятый коронер, обнаружив порядка двенадцати колотых ран и пару дыр от пуль 32-го калибра в разных частях тела, – изменила свои предположения, и теперь пыталась вызвать панику и волнение, заявляя, что тело принадлежит одному из двух душевнобольных, сбежавших из Психиатрической лечебницы в Кингзпарке на Лонг-Айленде пару недель назад. Эта байка, как все мы знали, была похожа на правду не больше первой – но чьей бы ни была несчастная душа, тело которой разнесло аж по всему городу, внимание, кое продолжал привлекать сей инцидент, только помогало нам легче справляться со своим делом.
Доктор с Сайрусом вышли чуть позже девяти, и хотя посещение Музея естественной истории обычно возлагалось на меня, утро выдалось промозглым и серым, и настрой мой был таким, что мысль остаться одному дома меня как-то утешила. И, разумеется, целесообразно было, чтобы кто-то попробовал выяснить, что же приключилось с миссис Лешко. Так что я проводил их до коляски и посмотрел, как они отъезжают, отвлекшись взглянуть на туманное небо, прежде чем отправляться обратно в дом.
Я открыл было дверь, как вдруг чей-то голос прошептал:
– Стиви!
Он доносился из-за живой изгороди с восточной стороны маленького дворика доктора. Осторожно прикрыв дверь, я прокрался к изгороди, заглянул за нее и увидел…
Кэт. Она вся сжалась у соседнего здания, одежда ее была крайне измята, волосы растрепаны, а на лице явно читалось измождение. Я не намного больше удивился бы, окажись она призраком или одной из тех мифических сирен, настолько за последние двенадцать часов я успел смириться с тем, что больше никогда не увижу ее.
– Кэт? – вымолвил я, понизив голос. А потом рванул вокруг изгороди прямиком к ней. – Какого черта ты делаешь? Давно тут сидишь?
– С четырех где-то, – ответила она, то и дело косясь на улицу, скорее – чтобы не встречаться со мной взглядом, нежели пытаясь что-то высмотреть. – Наверное. – Глаза ее увлажнились, и она принялась горестно и болезненно шмыгать носом, а когда утерлась старым грязным платком, тот оказался в крови.
– Но почему?
Она жалобно пожала плечами:
– Пришлось делать ноги оттуда – прошлой ночью он был ну просто маньяк. По правде говоря, иногда я не совсем уверена, что он не маньяк…
– Динь-Дон? – уточнил я, на что она кивнула. Я уставился себе под ноги. – Это я виноват, разве нет…
Она быстро покачала головой; в голубых глазах ее, по-прежнему избегавших смотреть на меня, набухали слезы:
– Все не так. По большей части, все равно… – Наконец она всхлипнула. – Стиви, у него еще три постоянных девчонки – три! А я самая старшая! Он никогда мне этого не говорил!
Я не знал, что и сказать: информация сия меня, конечно, не удивила, но сообщать ей об этом я не собирался.
– Так что ж, – попытался начать я, – у вас… у вас двоих спор там приключился или что?
– Драка у нас приключилась, вот что! – выдохнула она. – Я ему сказала: я вторую скрипку ради какой-то двенадцатилетней швали играть не буду!.. – И Кэт стукнула кулачком себе по лбу. – Да только теперь все мои вещи там…
Я слегка улыбнулся:
– Все твои вещи? Кэт, у тебя два платья, одно пальто и шаль…
– И папин старый бумажник! – возразила она. – Тот, с маминой фотографией – он тоже там!