– И они будут осведомлены о его состоянии здоровья, – кивнул Маркус, записывая имя на листке.
Мисс Говард схватилась за голову:
– Ну конечно же! Вот проклятье…
– И какого же дьявола ты так разнервничалась? – осведомился мистер Мур, и, должен сказать, даже мне показалось, что он не вполне соображает, в чем дело. – Ну случился у человека сердечный приступ. Что с того?
– Мур, – проговорил доктор, пытаясь сохранять терпение насколько возможно. – Не припоминаете ли вы случайно доктора Холмса, массового убийцу, чье существование доставляло в прошлом году столько волнений вашей бабушке?
– Ну разумеется, – отозвался он. – Кто же его не помнит? Поубивал черт знает сколько народа в своем «замке пыток».
– Именно, – кивнул доктор. – В «замке пыток». В кажущемся бесконечным лабиринте потайных комнат и камер, каждая из которых была спроектирована Холмсом лично для определенной ужасающе садистской цели.
– И? – вопросил мистер Мур. – Как одно связано с другим?
– Знаете, что этот Холмс совершил первым долгом, когда замок был закончен?
Выражение лица мистера Мура оставалось простодушным:
– Убил кого-нибудь, я полагаю.
– Верно. Он убил человека, который один на всем белом свете, кроме него самого, знал точный план места.
Наконец шумному чавканью мистера Мура пришел конец.
– О-оу… – Он медленно поднял глаза. – Но это же был не…
– Да, – тихо ответил доктор. – Его подрядчик.
Переводя взгляд с одного лица на другое, мистер Мур внезапно встал.
– Я еду в Бруклин, – бросил он, метнувшись к входной двери, прежде чем его успели обвинить в каком-нибудь упущении всерьез.
– Я с вами, – заметил Маркус, следуя за ним. – Бляха может пригодиться.
– Нам нужна точная причина смерти! – крикнул доктор вслед, когда за ними закрывалась решетка лифта. – А также любые подробности этой работы, которыми он мог поделиться с семьей, если таковая имелась!
Входная дверь громко хлопнула, и прочим из нас осталось лишь слушать, как доктор расстроенно бормочет:
– Мне следовало быть умнее. И в холодную погоду Джону нелегко сохранять сосредоточенность, но летом-то… – Он прервался и снова посмотрел на схему. – Подвал, – тихо повторил он. – Подвал…
Мисс Говард подошла и встала рядом:
– Мне действительно жаль, доктор. Это мне стоило подумать лучше.
Доктор старался быть милосердным:
– Вряд ли оно стоило нам большой потери времени, Сара, – сказал он. – И даже если мы в самом деле обнаружим какую-нибудь ужасную тайну устройства этого подвала, вопрос останется прежним – что нам с этим делать? Прямое обращение в полицию с учетом позиции сеньора Линареса исключено – не только из-за опасности для сеньоры, но и в силу дипломатического иммунитета. Обитатели Малберри-стрит ни за что не станут противоречить пожеланиям иностранного сановника, даже если нам удастся убедить их сие дело расследовать. А опасность, которую представляет для нашего отряда возвращение в этот дом, сейчас вполне очевидна – одно слово Элспет Хантер, и мы очутимся, как сказала мисс Девлин, на дне реки. К тому же остается наш неопознанный друг с его стрелами и ножами…
– Вам удалось о них что-нибудь выяснить? – спросил Люциус.
– У меня есть части ответа, – вздохнул доктор. – Которые для получения возможной разгадки нужно дополнить гипотезой – и довольно причудливой. У нас имеется два вида оружия. Первое, как вы и сказали, детектив-сержант, – известная отличительная черта пиратов, наемников и простых воров, промышляющих в портовом районе Манилы. Второе потаинственнее – оружие аборигенов, как мы предположили, происхождение которого, если судить только по его небольшому размеру, нам удалось приписать лишь одному из пигмейских племен юго-запада Тихого океана, Африки или Южной Америки. Стрихнин позволяет сделать более точные выводы – известно, что его используют таким образом лишь коренные жители Явы.
– Явы? – удивился Люциус. – Но Ява-то в голландской Ост-Индии, далеко на юго-запад от Филиппин. Эта штука не очень-то совпадает с крисом.
– Все верно, детектив-сержант, – ответил доктор. – Но нельзя упускать из внимания, что́ собой представляет манильский порт – котел насилия и преступности, куда стекается все отовсюду, включая Европу, Сан-Франциско и Китай. Завсегдатай этого места, вполне вероятно, знаком с оружием из мест намного дальше Явы – а если он этнически предрасположен к определенному его виду, тем больше шансов, что он привыкнет это оружие использовать.
– Что вы имеете в виду? – спросила мисс Говард.
Доктор наконец отвернулся от чертежа и отошел в сторону.
– В некоторых изолированных районах Филиппин – в северной части острова Лусон, к примеру, и на полуострове Батаан – обитают маленькие группки пигмеев-аборигенов. Испанцы и филиппинцы зовут их негри́тос, самоназвание же их – аэта. Они – старейшие жители этих островов, переправились туда, как предполагают, с азиатского материка, когда та часть Тихого океана еще была скована льдом. Они вполне негроидны по своим чертам, – тут доктор взглянул на нас с Сайрусом, – а средний рост их – около четырех с половиной футов. Из-за чего с некоторого расстояния их можно принять за…
Сайрус кивнул:
– За десятилетнего мальчугана – в этой стране.
– Точно.
И тут мисс Говард внезапно прошептала, задыхаясь:
– Боже мой.
Доктор обернулся к ней:
– Сара? Вы, подозреваю, вспомнили что-то из ваших разговоров с сеньорой Линарес?
– Да, – невыразительно вымолвила она, даже не озаботившись спросить, как доктор об этом догадался. – Ее муж… он из старой семьи дипломатов. Когда он был молодым человеком, его отца назначили на должность в кабинет генерал-губернатора – в Манилу…
Доктор лишь кивнул:
– На остров Лусон. Связь обязана была обнаружиться. Аэта – изгои филиппинского общества. Если кто-либо из них по каким бы то ни было причинам оказался в Маниле, портовый район – в сущности, единственное место, где его присутствие бы стерпели. Он мог поделиться боевыми и охотничьими навыками своего народа – и, скорее всего, перенял бы другие методы боевого искусства, необходимые для выживания. В то же время, как и многие аборигены, аэта придают исключительное значение верности. И если одного из таких людей нанимает или принимает в друзья кто-либо, наделенный властью… – Он повернулся к мисс Говард. – Сара, вам предстоит как-то связаться с сеньорой Линарес и выяснить, был ли среди служащих ее мужа такой человек.
– Это будет нелегко, – ответила мисс Говард. – За ней весьма тщательно наблюдают – и днем, и ночью.
– Тогда нам нужен творческий подход, – заметил доктор. – Но мы должны знать наверняка. Поведение этого таинственного маленького человека было отмечено двумя вроде бы противоречащими друг другу намерениями – нам нужно выяснить, почему, чтобы определить, столкнемся ли мы с ним вновь, и если да, то когда. – Он вернулся к наброску на стене, и голос его вновь зазвучал разочарованно: – Но, боюсь, ничто из вышеупомянутого не решит задачу этого чертова подвала… Как нам попасть туда? А если попадем, как узнать, что́ она из него устроила и держит ли там на самом деле ребенка?
Люциус хмыкнул:
– Я редко выступаю защитником обычных методов Управления, – пробурчал он. – Но в данном случае был бы не прочь высадить дверь и спуститься туда со старой доброй ищейкой, чтобы взять след малышки.
На минуту или две все замолчали. Я просто сидел на подоконнике, подтянув колени к подбородку, дожидаясь, когда кто-нибудь из них выступит с более практичной идеей. В таком состоянии рассудка негромкий шум я расслышал лишь через несколько минут – Сайрус деликатно покашливал, словно бы обращаясь ко мне. Я поднял взгляд и обнаружил, что он смотрит на меня в упор, подняв брови с таким видом, будто заявляет «Ну?..» Я знать не знал, что он хочет сказать своим взглядом, поэтому нахмурился и пожал плечами, давая ему это понять. Тогда он оглядел остальных, убеждаясь, что они по-прежнему поглощены чертежом, а затем не спеша подошел ко мне и облокотился на оконную раму, глядя наружу, – так, чтобы незаметно и неслышно было, что он говорит.
– Ты до сих пор водишься с тем мальчишкой? – пробубнил он, будто ненароком опираясь локтем на раму, а ладонью прикрывая рот. – Тем, что со зверьком?
С минуту я пребывал в замешательстве, и даже когда сообразил, кого он имеет в виду, сей факт ничего мне толком не прояснил.
– С Прыщом-Немчурой? – спросил я. – Конечно, я до сих пор его знаю, но…
– И ты видел дом этой женщины, – продолжал Сайрус. – Сможете проникнуть, как по-твоему?
Диковато было слышать подобный вопрос – в смысле, я вроде как совсем позабыл о таких вещах.
– В тот дом? – наконец пискнул я. – Ну да, всяко, вот только…
Сайрус совсем уже убийственно посмотрел на меня:
– Это же твое дело, Стиви. Если хочешь чего-то добиться…
И он снова неспешно отошел, оставив меня в легком ошеломлении. Я торопливо прошептал ему вслед:
– Но, Сайрус! – достаточно настойчиво, чтобы доктор обернулся.
– Стиви? – спросил он. – Хочешь что-то предложить?
Быстро отворачиваясь, я невинно помотал головой:
– Нет, сэр.
Сайрус пробормотал в стену:
– Да, хочешь.
– Нет, не хочу, – выдавил я краем рта.
– Ладно, – отозвался он. – Коли так решил…
– Что такое? – озадаченно осведомился доктор. – Стиви, если у тебя есть предложение по выходу из этого тупика, то, пожалуйста… – И указал рукой на чертеж.
Я не сдвинулся с места – просто сидел, где сидел, и обмозговывал все. Потом застонал и поднялся. Делать нечего. В конце концов, в том, что доктор оказался втянут в попытку спасти дитя Линаресов, была и моя заслуга – и я понимал, через силу пересекая комнату, что, если мне известен путь к следующему шагу, я должен поведать о нем этому человеку. Поэтому, бросив на Сайруса быстрый взгляд, говоривший «и на том спасибо» – на что он лишь улыбнулся, – я присоединился к троице у рисунка.