Свои дела мы быстренько обсудили по дороге к дому Прыща на Монро-стрит, расположенному в одной из самых старых и страшных частей городских нахаловок. Дом, где обитал Прыщ, как и большая часть соседних, был ветхой деревянной постройкой, оставшейся примерно с прошлого века – а то, что он звал «подвалом», на самом деле больше походило на пещеру. Дотуда мы добрались, свернув в проулок на задах, весь заваленный мусорными кучами и увешанный стираным бельем, а потом спустившись по старинным каменным ступенькам в помещение с земляным полом. Там было темно, если не считать еле различимого света из мутного окна под самым потолком – что не помешало куче собак удариться в лай, едва они заслышали наше приближение. Как только мы вошли, Прыщ зажег керосиновую лампу, и лишь только он это сделал, все ожило: вокруг нас начали скакать и тявкать собаки, кошки шарахались от собак и шипели на них, а рядом кружила дюжинами прочая живность поменьше – да так, что казалось, будто шевелятся сами стены. Прыщ от души приветствовал их всех – на что ушло определенное время, а я пока осторожно ждал, не зная, кто из зверья опасен для посторонних, а кто нет.
Помимо той немногой мебели, которой владел Прыщ, там имелась старая раковина, а под ней – мусорное ведро, содержимое которого было разбросано по всему подвалу; и вскоре из самого ведра вылез средних размеров енот, весьма виновато косясь на Прыща.
– Вилли! – вскричал Прыщ, бросившись к мусорному ведру с такой скоростью, коя делала бегство енота по единственной водяной трубе раковины чрезвычайно сложным (хотя все же возможным). – Фколько раф мне тебе повторять, никакого муфора! – Он поднял глаза вверх, на взобравшегося по трубе моргающего, цепко держащегося зверя. – Ведеф фебя так, будто тебя вообфе не кормят, неблагодарный ты маленький…
Я расхохотался:
– Прыщ, он же енот, апостол Петр свидетель, чего ты от него хочешь?
Мой приятель упер руки в боки, не отрывая взгляда от животного:
– Я хофю, фтобы он вел фебя ф подобаюффей уфтивофтью и благодарнофтью, или он отправитфя фпать на улифу – вот фего я хофю! – Он прошел в глубь подвала, зажег еще одну лампу и принес ее с собой. – Я наввал его в фефть кайвера Вильгельма, тварь этакую, так он хоть бы на фекундофьку вадумалфя о фарфтвенных манерах, – фига ф два… – Прыщ поманил меня к себе поближе – и, заметив, что к моим ногам направляется внушительного размера змея, я решил храбро вынести и остальных зверей, и прошел в дальний угол. – А теперь, – сказал Прыщ, забираясь на огромную кучу старых дорожных сундуков, – иди повдоровайфя ф Майком.
В темноте я смог различить на верху сундуков крупную угловатую конструкцию, а когда Прыщ приподнял лампу, я увидел, что это клетка, сооруженная из старых брусьев два на два дюйма и мелкой проволочной сетки. В клетке возбужденно металась кругами длинная тонкая тень, за которой следовал той же длины пушистый хвост.
– Майк! – Прыщ наконец забрался достаточно высоко, чтобы поставить лампу, и уселся на тот сундук, что рядом с клеткой. – Майк, я привел фтарого друга, который хофет выравить тебе фвое увавение и фделать предловение – ну ве, Майк! – Внезапно лицо Прыща прорезала широкая ухмылка, еще больше выставив напоказ дыру между зубами: – Фтиви! Ты только глянь на это!
С верха клетки Прыщ стащил за хвост дохлую крысу. Вся тварь была искусана, в отметинах когтей, а горло ее пересекала глубокая рана.
– Говорил я тебе? – ликовал Прыщ, вне себя от радости. – Ффапал фволофь прямо ферев проволоку, так-то! Фто до охоты на крыф – тут фо фтарым Майком никто не фравнитфя!
Выкрикнув последние слова, Прыщ швырнул крысу на пол, открыл клетку и, запустив руку внутрь, извлек двухфутового серо-белого хорька. Черные глазки зверя уставились в лицо моему приятелю будто бы с узнаванием – хорь на коленях Прыща перевернулся на спину, а потом вскочил и обвился вокруг плеч хозяина одним плавным, быстрым движением, словно его вылили из бутылки. Прыщ громко расхохотался, и хорек скакнул обратно к нему на колени и принялся чесать свои круглые ушки и заостренный нос короткими передними лапами. Зверек покосился на меня, маленькие кинжалы его острых верхних зубов выглядывали из меха нижней челюсти.
– Поффекофефь меня, а, Майк, мальфик мой? – радовался Прыщ, поглаживая брюшко хоря с настоящей любовью и воодушевлением. – А потом я тебя! – Но хорек, казалось, просто наслаждался касаниями и через несколько секунд настолько расслабился, что Прыщ смог взять его на руки. – Давай, Фтиви, валевай фюда и повнакомьфя ф Майком как фледует! – Он посмотрел зверьку в глаза. – Ну вот, Майк, это Фтиви Таггерт, ты его уве видал, правда, ваф никогда друг другу по вфем правилам не предфтавляли. Это Фтиви – а это Майк. – И прежде чем я успел сообразить, он посадил животное мне на грудь, вынудив меня прижать его покрепче. – Фто фкажефь, Майк?
Хорек какой-то миг смотрел на меня в упор, а потом внезапно перевернулся и стремительно метнулся вверх по моей руке; острые когти протыкали рубашку и слегка царапали кожу. Ощущение было тревожным, поначалу – безболезненным, но странным, а через несколько секунд быстрые движения зверька вокруг моей шеи и плеч ослабли до той степени, что стали и впрямь щекотными.
– Что… что он делает, Прыщ? – спросил я, начиная хихикать.
– Ну, он внакомитфя ф тобой, Фтиви. Он фтрого отфенивает характер, мой Майк, и фкоро решит, фто о тебе думает!
Майк сбежал вниз по другой моей руке, на мгновение спрыгнул на один из сундуков, потом быстро заскочил обратно ко мне на колени. Принюхиваясь к моей рубашке своим подергивающимся носом, он просунул голову между двумя пуговицами – и неожиданно скользнул внутрь. Я резко вдохнул от потрясения, почувствовав голым телом теплый мех и холодные когти.
– Прыщ! – проговорил я изумленно и одновременно испуганно.
– О, вот это редкофть – такая фтука, и в фамом деле редкофть, вот фто, – отозвался тот. – Это внак его выффей привяваннофти. Я бы фказал, фто напарник у тебя уве ефть, Фтиви, фтарина!
Прыщ хлопнул в ладоши, а потом потер их о ляжки, очевидно довольный по уши тем, что я так быстро пришелся Майку по душе. Когда хорь выглянул из-под рубахи, я стал поглаживать ему спинку и почувствовал, насколько быстро бьется его сердце – точно маленький паровой двигатель, так быстро, что, казалось, вот-вот взорвется. Потом Майк перевернулся на спину, позволяя мне почесать ему брюшко, как делал хозяин.
– Майк, Майк, Майк! – вмешался Прыщ с притворным неодобрением. – Я тебе не дам вефти фебя неподобаюффе, так фто не вабывайте-ка о фвоем дофтоинфтве, юнофа! – Посмеиваясь над собой, Прыщ обратился ко мне: – Ф лофадьми работаефь, да, Фтиви?
– Ага, – ответил я. – У нас две, кобыла и мерин. А что, никак ты запах учуял?
– Нет, – сказал Прыщ, покачав головой, и кивнул на Майка. – Но он – мог. Любит он вапах лофадей, вот фто. А к тебе этот вапах точно прифтал. Ну, фто ф, Фтиви – фто там у тебя за работа?
Я не знал, что́ стоит рассказывать Прыщу, но должен был объяснить главные детали, чтобы он научил меня, как натаскать Майка на будущую добычу. Поэтому я лишь упомянул, что мы с моим работодателем пытаемся выследить одного человека, который, как мы не без основания полагаем, находится в некотором доме против своей воли, в запертой комнате. Сможет ли Майк узнать, в доме ли на самом деле этот человек, и найти нужную комнату? Конечно, сможет, кивнул Прыщ – вообще-то это пара пустяков по сравнению кое с какой работенкой, что Майку доводилось выполнять раньше. Потом я спросил про обучение, и удивился, узнав, как это просто: все, что мне требовалось, – предмет одежды человека, которого я разыскиваю, и чем интимнее, тем лучше, потому что так он будет глубже пропитан его запахом. Майк уже до того хорошо обучен, что стоит ему сообразить, как нужный предмет или запах связан с кормежкой, он немедля понимает – надо искать нечто выглядящее или пахнущее точно так же; на подготовку ему хватит всего пары дней. Лучше мне забрать его к себе на это время, как сказал Прыщ, чтобы он совсем ко мне привык. Я ответил, что ничего легче не придумать, и спросил, чем именно должен кормить маленького резвого приятеля.
– Он пло-тью-ядный, мой Майк, – сообщил Прыщ тоном эксперта. – Только не вфдумай мне его ифбаловать. Никаких там биффтекфов ф отбивными – профто налови ему мыфей, ефли фможефь, а ефли нет – и вайфатина фойдет. Три-фетыре рава в день во время тренировки, фтобы понял, к фему ты клонифь.
– Мне его в клетке забирать?
– Конефно, конефно, – закивал Прыщ, стаскивая хитроумную штуковину с сундуков и слезая с ней на пол. – Фейфаф найдем только какую-нибудь тряпку ее накрыть, он ведь не флифком-то городфкую фуету увавает.
Прыщ начал рыться в разнообразном мусоре там и тут в комнате.
– А что с деньгами, Прыщ? Плачу что надо, как я и сказал.
Прыщ разыскал кусок старого брезента, но за обладание им пришлось сражаться с одной из собак – среднего размера мастифом.
– Деньги? Хм-м… дай-ка прикину… ну ве, Борегар, давай проваливай ф этой фертовой фтуки! – Наконец он отнял брезент у собаки, а когда вернулся с ним к клетке, я уже спустился с Майком. – В первый раф такое, вот ведь как оно. – Прыщ осторожно забрал Майка у меня из рук и поднял его, чтобы посмотреть ему в глаза. – Фмотри там, поработай как фледует и будь поофторовней, а, флыфифь, фто говорю? – Он поцеловал Майка в темечко и запустил его в клетку, а потом закрыл ее. – Дайка подумаю… он ве вуть фколько для меня внафит, Майкто мой…
Ясно было сразу – Прыщ ждал, что я предложу ему сам, и я, что называется, с потолка взял первую сумму, показавшуюся немалой:
– Что скажешь на пятьдесят зеленых? За неделю?
Прыщ тут же впал в то оживленное состояние, что иногда бывает у торговцев, когда им предлагают больше, чем они рассчитывали, и потому они надеются, вдруг выгорит побольше:
– Фемьдефят, Фтиви, и по рукам – профто фтоб у меня дуфа на мефте была, имей в виду – тогда буду внать, фто ты и впрямь двентльмен, каким я тебя вфегда ффитал.