В руках он баюкал старый сверток из грубой бумаги.
– Это он? – спросил я. – Тот револьвер?
– Это просто револьвер, – отозвался Маркус, начав сворачивать веревку. – Еще мы сняли с подводы куски, в которых могли застрять пули, – переднюю стенку кузова и скамью возницы.
Я кивнул, потом огляделся и понял, что кого-то нет.
– А где мисс Говард?
– Уехала на экипаже обратно в город, – сказал мистер Мур. – Захотела найти эту Райт – домоправительницу Хатчей – и задать ей пару вопросов. А что там на ферме у Вестонов? Как все прошло? Кстати, сигаретки не будет, Стиви?
Вздохнув на этом вопросе (он всегда задавал его, хотя отлично знал ответ), я достал пачку и вручил ему сигарету, потом предложил и Маркусу.
– Может, дым отпугнет эту мошкару, – кивнул Маркус, отмахиваясь от крошечных насекомых, начавших уже роиться вокруг наших вспотевших голов. Он прикурил от моей спички и выдохнул большой клуб дыма, который, похоже, отогнал часть мошек. – Доктор познакомился с девочкой?
Я быстро кивнул:
– Все прошло хорошо – думается мне, мистер Пиктон удивился, насколько хорошо. И пяти минут не прошло, как девочка взяла доктора за руку.
– Хм-м, – неопределенно протянул мистер Мур с сигаретой. – Все же держаться за руки и разговаривать – вещи разные. Есть ли признаки того, что состояние ее психологическое, а не физическое?
– Ну, она тихо мычит, – сообщил я. – А еще она может смеяться – ну, или что-то вроде.
Маркуса сведения сии, похоже, приободрили.
– Но это же решающий факт – по крайней мере, мне так кажется. – Он обернулся к брату, который до сих пор отдыхал на земле. – Что скажешь, Люциус?
– Что ж, – медленно проговорил Люциус, садясь, – мычание и смех свидетельствуют против физической травмы или какой-то иной патологии, сделавшей ее неспособной разговаривать. Если, разумеется, пуля не задела никаких органов гортани, связанных с речью. Согласно отчету доктора Лоуренса, мозговые повреждения точно отсутствуют, а они и могли бы стать той самой обычной физической причиной немоты, о которой тогда говорилось.
– Выходит, если это не физическая патология или травма, – заметил Маркус, – она психологического свойства.
– А если она психологическая, – вступил мистер Мур, – есть неплохие шансы, что Крайцлер ее преодолеет.
Кивнув и покосившись на холм, Маркус затянулся.
– Давайте-ка еще раз взглянем на эти доски с подводы, – бросил он и начал подниматься.
Мы с мистером Муром и Люциусом последовали за ним.
– А чего мы все-таки ищем? – уточнил я.
– Пулю, – отозвался Маркус. Его городские туфли чуть скользили на многолетних залежах мертвых и разлагающихся листьев, покрывавших склон. – Или, если нам очень повезет, пули. Понимаешь, Стиви, в отчете доктора Лоуренса упоминается только точка вхождения пуль при двух выстрелах, убивших Томаса и Мэтью. Когда мальчиков доставили в дом, они уже были мертвы, так что он и не подумал вдаваться в дальнейшие подробности. Путь пули, поразившей Клару, он отследил чуть тщательнее, ведь она была еще жива. Пуля шла под восходящим углом, но все же могла в итоге попасть куда-нибудь в повозке – вероятно, в нижнюю часть сиденья возницы.
– Но, – пробормотал я, пытаясь поспеть за размышлением, – разве мы не можем просто спросить доктора Лоуренса о пулях, что убили мальчиков?
– Мы уже спросили, – ответил мистер Мур, – по дороге сюда. Но Лоуренс служит коронером с 84-го – и за эти годы перевидал массу мертвых тел. Да и, как говорит Маркус, внимание доктора в том случае было сосредоточено по большей части на малышке. Он и вправду не может сказать, были на спинах у мальчиков выходные пулевые отверстия или нет.
– Что оставляет нам два варианта, – продолжил Маркус, – один попросту нудный, второй – близкий к невозможному. Мы можем или расчленить соответствующие части подводы на мельчайшие кусочки, чтобы посмотреть, не застряла ли пуля где-то в дереве, или…
– Или?
Маркус вздохнул:
– Или попытаемся получить судебный ордер на эксгумацию Томаса и Мэтью.
– Проблема тут в том, – добавил мистер Мур, – что любой судья перед распоряжением об эксгумации определенно захочет посоветоваться с матерью. – Он посмотрел на меня и улыбнулся. – Стоит ли гадать, какова будет реакция Либби Хатч на подобную просьбу, Стиви?
Я лишь покачал головой:
– Тут и думать нечего.
На переднем дворе к большому дереву прислонена была трухлявая доска примерно три на четыре фута размером, а также старое, изъеденное молью сиденье возницы. Мы гурьбой окружили эти штуки и уставились на них.
– Но я все равно не понимаю, – произнес мистер Мур. – Если детей застрелила именно Либби, почему бы ей было не предпринять какие-то усилия и не избавиться от этой подводы вместе со всеми случайными пулями заодно?
– Баллистика – новорожденная наука, Джон, даже для экспертов, – ответил Маркус. – К тому же доктор Лоуренс признал, что так и не осмотрел мальчиков на предмет выходных отверстий, ведь они были уже мертвы, – потому так и не упомянул об этих ранениях, пока был в доме, а значит, она о них тоже не подумала. Лоуренс, ясное дело, засуетился над раной в задней части шеи Клары, каковая, видимо, была просто ужасна, учитывая расстояние стрельбы.
– Волосы у нее сзади собраны в толстую косу, – вспомнил я, внезапно ощутив жалость, которой не было, когда я только обратил внимание на прическу девочки на ферме Вестонов. – Может, чтобы скрыть шрам.
Маркус вздернул подбородок – очевидно, упомянутый мною факт укладывался в его теорию.
– Но как-то сомнительно, – продолжил он, – что Либби знала об огнестрельном оружии достаточно, чтобы обдумать траектории выхода пуль.
Тут мы услышали шум подъезжающей упряжки и обернулись на заросшую подъездную дорожку. Направлялась к нам не кто иная, как мисс Говард – она восседала на козлах наемной брички и понукала темпераментного с виду жеребца-моргана. Она заставила компактно сложенное мускулистое животное остановиться рядом с нами, откинула выбившиеся пряди с лица и спрыгнула на землю.
– Я нашла ее! – провозгласила она, подходя к нам и широко улыбаясь. – Миссис Луиза Райт, с Бич-стрит – живет в доме за доходными теплицами Шафера. Работала на Хатчей семь лет – и, похоже, нет ничего, о чем ей не хотелось бы поговорить! – Она указала на подножие холма. – Как с револьвером? Вышло что-нибудь?
– По счастью, да, – ответил Люциус, выставляя напоказ заплесневелый сверток.
– Точно, – заметила при виде его мисс Говард. – Миссис Райт сказала мне, что, прежде чем выкинуть, завернула его в пакет из оберточной бумаги. Что ж, тогда стоит возвращаться, дел у нас хватает!
Мы принялись грузить кучу досок от повозки Хатчей в нашу бричку, и Маркус спросил, что еще мисс Говард удалось выяснить за время визита к бывшей домоправительнице Дэниэла Хатча.
– Расскажу по дороге, – бросила мисс Говард, карабкаясь обратно на кучерское место. – Она, как я уже сказала, была весьма разговорчива. Но одна вещь все же выделяется особо: она считает, что в ту ночь был застрелен только один ребенок Дэниэла.
– Что ты хочешь этим сказать, Сара? – осведомился мистер Мур, пока мы забирались в экипаж.
Но мисс Говард посмотрела на меня.
– Ты же видел Клару, Стиви? – Я кивнул. – Густые светло-каштановые волосы, глаза того же оттенка? Бледная кожа? – Я кивнул снова. – А мальчики, очевидно, выглядели иначе.
Я тут же вспомнил, как мистер Пиктон по приближении к ферме Вестонов попросил доктора Крайцлера обратить внимание на «цвет» Клары Хатч.
– Так вот что он имел в виду, – пробормотал я.
– Кто и что имел в виду? – осведомился мистер Мур.
Но прежде чем я успел ответить, мисс Говард хлестнула вожжами по крупу моргана, и мы тронулись.
Я ничуть не жалел, что распрощался со старым домом Хатча, и был весьма рад видеть, как мисс Говард от души пользуется вожжами, чтобы увезти нас побыстрей. Мы с мистером Муром сидели рядом с ней, а детектив-сержанты ехали в коляске вместе с трухлявой доской, скамьей и револьвером, причем последний они не собирались разворачивать до возвращения в дом мистера Пиктона. На тот момент их переполняли вопросы о Луизе Райт – вопросы, на кои мисс Говард старалась отвечать так быстро и обстоятельно, как только могла, – и из каждой крупицы открываемых ею сведений явственно следовало: старая домоправительница станет чрезвычайно важным игроком в нашем деле против Либби Хатч.
За все годы, проведенные с Либби, миссис Райт не питала к ней уважения, ничего подобного – но, по счастью, точно так же она относилась и к Дэниэлу Хатчу, так что наблюдения ее насчет происходившего в доме не станут выглядеть для присяжных так, будто Луиза вынашивала неприязнь к ставшей ее хозяйкой симпатичной женщине моложе возрастом. Маркус спросил, почему же миссис Райт, раз уж она так недолюбливала Хатчей, оставалась у них столь долго, и мисс Говард объяснила: эта суровая, серьезная вдова была единственной женщиной в городе, кто оказался готов служить той парочке; поэтому с годами семья зависела от нее все больше и больше. В итоге же миссис Райт достигла того положения, когда могла смело называть свою плату старику Дэниэлу: со временем она выжала из скаредного хозяина столько денег, что их хватило на покупку неплохого дома в городе – чего не позволила бы ей ни одна работа в Боллстон-Спа, доступная женщине. Когда Хатч умер, миссис Райт слез особо и не лила, поскольку по завещанию ей ничего не причиталось – когда же Либби попросила ее остаться в доме, домоправительница настояла на привычном жалованье, и Либби предпочла платить ей, лишь бы избежать забот с поиском и укрощением кого-то нового. Иными словами, эмоциональные соображения никоим образом не искажали суждений миссис Райт – и потому на виденное ею (и сообщаемое теперь нам) вполне можно было положиться.
Однако нельзя было сказать, что она не питала ничего и к детям Хатчей, которые, как миссис Райт поведала мисс Говард, оказались в странном, запутанном положении, вынуждавшем их к постоянной скрытности. Все они, как и подозревала мисс Говард, первые месяцы своей жизни провели с кормилицей – это и уберегло малышей от превращения в живую демонстрацию материнских недостатков Либби Хатч и, тем самым, стало единственной причиной их благополучного выживания в младенчестве. Но потом жизнь все же оказалась к ним довольно сурова. Кларе было проще всего, ведь Дэниэл Хатч нисколько не сомневался, что она его дитя. Но появление сперва Мэтью, а затем и Томаса повлекло неприятности, поскольку к тому времени Хатч начал подозревать жену в неверности. Наличие у обоих мальчуганов густых кудрявых черных волос, темно-карих глаз и оливковой кожи (в отличие от обоих родителей и сестры) Хатч счел доказательством того, что их прижили от другого – и хотя старик так и не смог узнать, от кого именно, к Либби он со временем стал относиться все более враждебно, а к Томасу и Мэтью потерял всякий интерес.