Как ни странно, сказала миссис Райт, все это был не пустой стариковский бред: Либби в самом деле обманывала мужа, хоть и с человеком, коего тот бы в жизни не заподозрил. Священник, венчавший Хатчей, преподобный Клэйтон Паркер, цветом глаз, волос и кожи обладал будто бы тем же, что и маленькие Мэтью с Томасом, а в усадьбу Хатчей наносил регулярные визиты, и там старый Дэниэл всячески развлекал его, насколько позволяла скупость. Миссис Райт, похоже, не единожды видела Либби и Паркера, слившихся в жарких объятьях в лесу за домом, внезапный же рецидив угрюмого беспокойства Либби летом 1893 года приключился, по совпадению, немедля после того, как Паркер объявил своему начальству, что, дескать, его духовные таланты в Боллстон-Спа пропадают впустую, и его надобно перевести творить добро в Нью-Йорк, этот Вавилон современности.
– Священник? – выдохнул Маркус, услышав все это. – Да что, черт подери, священник мог предложить женщине, вышедшей замуж за одного из богатейших людей города?
– Молодость, привлекательность и обаяние, для начала, – ответила мисс Говард. – Хотя, мне кажется, миссис Райт не ошибалась, когда говорила, что Либби одних этих качеств было бы маловато. Нет, там крылось что-то еще. Своего рода… респектабельность, что ли. Нет, больше того. Искупление, быть может.
– Искупление? – повторил Люциус.
– И внутренняя дорожка к богу, – вмешался я.
– Да, вот это, пожалуй, ближе, Стиви, – произнесла мисс Говард, направляя маленького черного моргана прямиком к дому мистера Пиктона. – Я не совсем уверена, хочу услышать мнение доктора…
Мы достигли того участка маршрута, где Чарлтон-роуд превращалась в Чарлтон-стрит. Я привстал, чтобы попытаться различить окрестности в тусклом вечернем свете, и вскоре узрел четыре башенки дома мистера Пиктона – а потом и легкий экипаж без лошади у крыльца.
– Ага, похоже, шанс у вас будет, – объявил я мисс Говард. – Они вернулись от Вестонов.
Подъехав к дому, мы положили кусок обшивки и сиденье от экипажа Хатчей на крыльцо и зашли внутрь, где в гостиной обнаружили Сайруса за пианино мистера Пиктона, а нашего хозяина – стоящим в дальнем углу, где доктор переносил заметки на объявившуюся грифельную доску.
Этой штуке, без сомнения, предстояло стать двойником доски из № 808 на Бродвее, и мистер Пиктон был безусловно зачарован сим процессом.
– Ну вот, – объявила с улыбкой мисс Говард, сообщая о нашем появлении, – уютная домашняя картина, не так ли?
Сайрус прекратил играть, а доктор с мистером Пиктоном быстро обернулись к нам.
– Наконец-то! – вымолвил доктор. – Какие новости из дома Хатча? Наша новая доска ждет!
Следующий час или около того был полон сумбура: каждый пытался объяснить остальным, чего удалось добиться за первый день в городе. Дела у доктора с Кларой Хатч после моего ухода с фермы продолжали идти весьма неплохо, и хотя девочка пока не изрекла ни одного настоящего слова, доктор не сомневался, что сможет в итоге ее на это подвигнуть. Но дело все равно было нелегкое: Клара находилась в том состоянии, которое доктор назвал «затянувшейся истерической диссоциацией», подразумевая, что увиденное девочкой оказалось слишком ужасно для понимания – ее собственного или чьего бы то ни было еще.
Впрочем, мистер Пиктон объяснил, что мы просто вынуждены будем добиться от нее слов: он нимало не сомневался, что его босс, окружной прокурор Оукли Пирсон, даст согласие на сбор большого жюри43 для рассмотрения обвинений против Либби Хатч не раньше, чем Клара будет готова прямо сказать «в меня стреляла мама». Собери мы хоть все вещественные доказательства в мире, ни одно из них не станет существенным в деле, вызвавшем столько волнений, – и, несомненно, приведет к новой вспышке гнева, едва мы огласим свою теорию преступления, – если девочка не заговорит. И хоть он продолжал еще какое-то время объяснять нам все это, основная мысль мистера Пиктона была проста: если собираешься обвинить женщину в убийстве собственных детей, надо быть чертовски уверенным в наличии не только мотива, возможности и средства, но и свидетелей.
Мотиву, возможности и средству, впрочем, еще предстояло сыграть свою роль, их-то мы и могли расследовать, пока доктору предстоял процесс возвращения Клары Хатч к общению. Наиболее доступной для рассмотрения темой в тот вечер казалось средство – ведь мы надеялись, что орудие нападения Люциус извлек на свет божий из старого колодца. Попросив у миссис Гастингс кусок клеенки и расстелив его на пианино, Люциус осторожно положил сверху влажный коричневый сверток и начал медленно разворачивать и разрывать бумажный пакет парой стальных медицинских щупов.
– Я спрашивала у миссис Райт, не заметила ли она в оружии чего-нибудь необычного, прежде чем выкинуть его в колодец, – сказала мисс Говард, когда мы все столпились вокруг Люциуса. – Чего-нибудь, указывающего на перемещение с места или стрельбу. Но она призналась, что была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на подобные детали.
– Понятно, – проговорил Маркус, наблюдая, как брат разворачивает пакет с выпукло проступающим содержимым. – Она не сказала, какого возраста эта вещица?
– Хатч говорил миссис Райт, что всегда держал его под подушкой, – заметила мисс Говард. – В Гражданскую войну он сам не был на фронте – оплатил себе замену, – что исключает вероятность армейского происхождения оружия.
– Да, – согласился Маркус. – Это, скорее всего, одна из самых стандартных моделей. А с учетом возраста и вряд ли большого опыта стрельбы старик, пожалуй, выбрал что-нибудь попроще.
– Верно, – продолжила мисс Говард. – Что-то наподобие «кольта-миротворца» – судя по силуэту, весьма похоже. Ранний вариант, конечно. Когда там выпустили первые армейские модели простого действия, в 71-м? По времени примерно так и выходит.
– Но разве это оружие из тех, что легко могла бы использовать женщина? – поинтересовался доктор.
Обычно на подобные вопросы отвечали Маркус или Люциус, но мисс Говард нравилось быть в центре внимания, и братья благоразумно предпочли не вставать у нее на пути.
– Не вижу тому препятствий, – заявила она, пожав плечами. – Может, на вид револьвер сорок пятого калибра и не кажется дамским, но эта армейская модель простого действия использовала металлические фабричные гильзы и обладала очень мягким спуском. Довольно простой, работоспособный механизм, в самом деле. К тому же даже длинноствольные модели весили не больше трех фунтов, и она бы прекрасно справилась даже без особого опыта обращения с оружием.
Я заметил, как мистер Пиктон бросил на мисс Говард изумленный взгляд, а потом обернулся к мистеру Муру.
– И не думай искушать судьбу с этой барышней, Руперт, – заметил мистер Мур.
Внезапно Люциус обеспокоенно проговорил:
– Кажется, я не могу снять пакет с этой штуки целиком.
– А зачем оно вам вообще надо? – осведомился мистер Мур.
– Если мы сможем доказать, что оберточная бумага местного производства, – объяснил за брата Маркус, – это станет аргументом против того, что перед нами какой-то другой револьвер, выкинутый кем-то позже.
– Но для этого ведь не обязательно сохранять пакет целиком, – сказал мистер Пиктон. – Взгляните на его нижнюю часть, детектив, и увидите слова «“Пакеты Веста”, Боллстон-Спа, Нью-Йорк» мелким шрифтом.
Люциус сосредоточился на части пакета, обмотанной вокруг дула револьвера, потом расцвел:
– Вы правы, мистер Пиктон, – так и есть! Дайте-ка снять его… – Он извлек из кармана хирургический скальпель и произвел аккуратные маленькие разрезы в днище пакета, потом снял квадратный кусок оберточной бумаги и осторожно отложил его на клеенку. – Вот так. А теперь мы можем…
Чуть более быстрыми движениями Люциус начал сдирать полоски оставшейся бумаги, обнажая обычный револьвер простого действия – из тех, что запросто встретишь на стандартных журнальных иллюстрациях на тему Запада. Темно-коричневую рукоять покрывала светло-зеленая плесень, а ствол и барабан вороненой стали порыжели от ржавчины. Никто из нас не знал, что и думать, пока Люциус не достал оружие, просунув один из своих щупов через скобу спускового крючка, вместе с братом осмотрел револьвер, а потом улыбнулся.
– Спасибо вам, мистер Вест, – выдохнул он.
– Хотите сказать, он в хорошем состоянии? – осведомился мистер Мур.
– Скажем проще, – ответил Люциус. – Боллстон-Спа – действительно родина лучших в мире бумажных пакетов.
Маркус, осмотрев в свой черед оружие, уверенно кивнул.
– Хм, да, – объявил он, пытаясь сдерживать воодушевление. – Чуть-чуть усилий, и из него действительно можно будет снова стрелять.
– А это означает… – вмешался мистер Мур.
– Это означает, – ответила улыбающаяся мисс Говард, – баллистическое испытание.
На лице мистера Мура отразилось изумление:
– Пардон, что?
– Если, конечно, – отложив револьвер и воздев палец, объявил Люциус, – удастся найти в этих обломках повозки пулю для сравнения.
– Эй, эй, помедленнее! – взмолился мистер Мур.
– Что скажете, мистер Пиктон? – спросил Маркус. – Какого ваши судьи мнения на предмет баллистического анализа?
Мистер Пиктон пожал плечами:
– Они, конечно, о нем осведомлены. Но, насколько я знаю, у нас пока не было дел, где это бы использовалось при осуждении. С другой стороны, не припоминаю и таких, где сей аргумент специально исключили бы. Судьи наши, похоже, не совсем примитивны в этих вопросах – временами они не против создания прецедента. Если мы наткнемся на нечто убедительное – особенно в сочетании с прочими уликами, – думается, я смогу проверить это и посмотреть, что отсюда будет следовать.
– Проверить что? – запричитал мистер Мур. – Черт возьми, люди, да о чем это вы?
Я и сам был порядком сбит с толку, да и доктор с Сайрусом, на мой взгляд, соображали не больше. Но мы предпочли оставить дурацкие вопросы мистеру Муру, ведь у него – я говорю это со всем должным уважением к прочим, более выдающимся качествам этого человека – все выходило так естественно.