Доктор издал тяжелый вздох, и я обернулся к нему.
– Тысяча чертей, – прошептал он, отворачиваясь от сцены перед зданием суда и потирая свою высохшую руку здоровой. – Ну вот и начинается…
Добравшись до фермы Вестонов, мы увидели, что вся семья уже вышла из дома и окружила коляску – простой, но достойный экипаж, покрытый блестящим новеньким слоем черной краски. Выглядели они так, будто собирались в церковь: начищены и одеты в какую-то темную, официального вида одежду, которую, вероятнее всего, надевали только по воскресеньям да на свадьбы и похороны.
Доктор сел в коляску вместе с ними, на одно сиденье с Кларой, чета Вестонов заняла другое, а Кейт взобралась на кучерское место вместе с Питером, который взялся править.
Клара воплощала собой, разумеется, нервозность и смятение: ее золотые глаза округлились и бегали, как у напуганной чистокровной верховой лошади. Едва забравшись в коляску, доктор велел ей открыть альбом и достать карандаши: очевидно, он понял, что это лучший способ отвлечь ее мысли от того, куда она едет и зачем. Питер тронулся по дорожке, я направил наш экипаж за ним, и всю дорогу до города мы с Сайрусом и Эль Ниньо как следует высматривали любопытные или враждебные лица, что могли встретиться нам по пути.
Вплоть до окраины Боллстон-Спа нам так и не попалось ни одного – но холодные взгляды, что устремлялись на нас в самом городке, ясно говорили: слухи о происходящем в суде распространились повсюду. В целом реакция, кажется, была той же, что и у тех смельчаков, кои всей толпой приперлись к зданию суда. То была не совсем стадная психология толпы – я видывал толпы в действии, – здесь было нечто иное. Жители Боллстон-Спа по большей части как будто пребывали в замешательстве: их лица были взволнованы, изборождены морщинами, и ясно выражали желание, чтобы мы проваливали обратно в исторгший нас злой город.
– Странно, сеньорито Стиви, – заметил в какой-то момент Эль Ниньо. – Эти люди – они не хотят, чтобы нашлась малышка Ана?
– Они на самом деле не видят связи, – ответил я; мы как раз проезжали мимо отеля «Орел», ловя просто массу пристальных взглядов. – А мы не можем им сказать, потому что так велел сеньор. Это тайна, если ты понимаешь, о чем я.
– Значит, – кивнул Эль Ниньо, – потому они так и смотрят. Если б они узнай историю малышки Аны, они бы чувствовать по-другому. Точно.
Я чертовски надеялся, чтобы абориген оказался прав.
Сцена у здания суда не сильно изменилась, а лишь только два наших экипажа въехали на Хай-стрит, к нам подошел мужчина крупного сложения с густыми седыми усами, в широкополой соломенной шляпе и со значком на отвороте сюртука.
– Иосия, – вежливо, но серьезно обратился он к мистеру Вестону.
– Шериф Даннинг, – бесстрастно кивнул мистер Вестон. – Народ собрался.
– Да, сэр, – ответил шериф, несколько встревоженно оглядывая толпу. – Ничего серьезного – но, может, вы пожелаете отправиться в объезд. Пройдете через цокольный этаж. И будьте ко всем снисходительны. – Он покосился на Клару и сказал с улыбкой: – Привет, юная мисс. Приехали посетить суд, верно? – В ответ Клара спряталась за руку доктора, и шериф отвел глаза и встретил его взгляд. Улыбка мужчины испарилась. – Как бы то ни было, Иосия, – произнес он, – я просто думаю, так поступить будет проще.
Мистер Вестон кивнул, развернул коляску на Бат-стрит и покатил вниз по холму к черному ходу в здание суда. Я было собрался последовать за ним, но Сайрус потянулся и схватил меня за руку.
– Нет, Стиви, – сказал он. – К передней двери. Давай убедимся, что эти ребята не отправились за ними.
Я знал, о чем он: с Сайрусом и Эль Ниньо внимание толпы, скорее всего, сосредоточится на нашем экипаже, куда бы он ни направился; а если мы просто подъедем к фасаду суда и внаглую проследуем через парадный вход, то наверняка дадим Кларе и Вестонам без труда попасть внутрь.
Так что я подхлестнул лошадь мистера Пиктона до бодрого галопа и сделал все, что мог, чтобы побыстрее проехать оставшиеся полквартала. Точно как и говорил Сайрус, едва мы вышли из экипажа и поспешили к лестнице, все взгляды толпы оказались направлены на нас. Донеслось несколько смешков, но прищелкиваний языком и легкой ругани было куда как больше – и, разумеется, мы услышали кое-какой бубнеж насчет «проклятых ниггеров» и тому подобного; все они имели целью добиться какой-то реакции от Сайруса и Эль Ниньо. Но те умники, что бурчали это, не знали, с кем имеют дело: Эль Ниньо, если он их и слышал, никак не выдал понимания, а Сайрус давно научился сдерживать эмоции насчет подобных сентенций в свой адрес.
У парадной двери мы лицом к лицу столкнулись с охранником Генри, который, похоже, немало переживая по поводу того, что́ подумает толпа о его следующем шаге, принялся грызть ногти на руке.
– Что ж это такое, Генри? – обратился к нему какой-то напыщенного вида мужчина, по чьему голосу я опознал в нем редактора «Боллстон Уикли Джорнал» мистера Гроуза. – Неужели уважаемым жителям общины и представителям прессы запрещено присутствовать на этом процессе, тогда как детям и – хм, – тут взгляд мистера Гроуза переместился с Сайруса на Эль Ниньо, – дикарям разрешено?
Определенно не зная, что делать, Генри повиновался инстинктам истинного служаки: он скрестил руки, встал пошире и посмотрел Сайрусу в глаза.
– Простите, – заявил он, – когда у большого жюри со… со…
– Совещания, – закончил за него Сайрус с каменным лицом.
Взгляд охранника был полон негодования:
– Такие совещания закрыты для публики.
– Сэр, – тихо ответил Сайрус, – вы знаете, что мы участвуем в расследовании под началом помощника окружного прокурора Пиктона. И мы знаем, что вы это знаете. Так что можете или впустить нас – или станете подыгрывать этому сборищу, а позже объясните свое решение мистеру Пиктону. Он ваш начальник. – Сайрус кивнул на толпу позади. – А эти люди – нет.
Кто-то у меня за спиной проворчал:
– Хитрожопый ниггер, – а потом я увидел, что какая-то рука протянулась из напирающей толчеи тел и схватила Сайруса за плечо. Рука эта пыталась оттащить моего друга назад, а лицо ее владельца переполняло возмущение, явно подогретое утренней выпивкой. Но кто бы то ни был, алкоголь подсказал ему дурное решение: Сайрус попросту схватил пальцы, сжимавшие его плечо, и вывернул их кверху на дюйм или около того, а потом, не сводя глаз с лица охранника Генри, начал сжимать их – и когда на лице Генри выступили бисеринки пота, стиснул их еще сильнее.
Надо сказать, хватка у Сайруса всегда изрядно напоминала ни много ни мало стальные тиски – и уже секунд через двадцать тот человек, что схватил его, начал подвывать. Потом раздался звук ломающихся костей, после чего раздались самые настоящие вопли.
– Ну хорошо, хорошо, – выпалил Генри, отходя от двери. – Входите, вы трое, – но я доложу обо всем мистеру Пиктону!
Сайрус заверил Генри, что и сам в точности даст мистеру Пиктону знать о том, что случилось. И мы проскользнули в дверь, захлопнув ее за собой, когда из толпы снаружи понеслись еще более громкие и злобные выкрики.
В главном холле мы увидели мистера Мура, мисс Говард и Люциуса – они нервно расхаживали перед дверью в маленькую комнату для заседаний, что находилась в левом крыле здания.
– Что там за чертовщина творилась? – вопросил мистер Мур, когда мы быстро подошли к ним.
– Похоже, настроения уже накалились изрядно, – ответил я. – Один из этих придурков пытался докопаться до Сайруса.
– Все в порядке? – осведомилась мисс Говард, глядя на невозмутимое лицо гиганта.
– С ним все в порядке! – рапортовал Эль Ниньо, благоговейно покосившись на Сайруса. – Он эль маэстро – не все эти свиньи снаружи могут тягайся с мистером Мон-розом!
Слегка смутившись, Сайрус просто кивнул мисс Говард:
– Ничего особенного, мисс. Процесс уже начали?
– Думаю, да, – отозвалась она. – Слава богу, с Кларой пойти разрешили семье – когда они добрались сюда, она была бледнее бумаги.
– Ага, – встрял я, стараясь подглядеть в щель между раздвижными дверями красного дерева, ведущими в комнату заседаний, но ничего не увидел. – Похоже, придется занять выжидательную позицию. – И поднял руки. – И да, прежде чем кто-то спросит – у меня куча сигарет…
То было нервное время – эти последовавшие часа два: податься было некуда (прогулку на улице, понятно, отклонили), и заняться нечем, только курить и переживать. Кто бы там ни мастерил эти двери в суде, работенку он проделал знатную – ведь, не считая того, что в щель между ними не удавалось разглядеть ни черта, до нас ни разу не донеслось никаких звуков четче смутного бормотания – да и того-то ничтожно мало. Мистер Мур заметил, что это хороший знак – вот только хороший он был или нет, все равно странно и в немалой степени волнительно было стоять снаружи, не слыша обычной судебной перепалки. До нас не доносилось даже случайного эха от стука молотка судьи, ведь, как я уже говорил, заседания большого жюри были бенефисами окружного прокурора (или, как в нашем случае, его помощника), и в этом зале попросту не было судьи, чтобы вмешаться в ход дел. Там был лишь один мистер Пиктон, его показания и свидетели, и сами присяжные жюри. Так что, с учетом такого расклада и малого количества шума, просачивающегося через двери, похоже, нам и впрямь стоило счесть, что дела шли неплохо – и пока время тянулось, каждый из нас все сильнее старался в это поверить.
И в кои-то веки предположения наши совпали с фактами. Где-то в половине второго мы услышали в комнате грохот стульев и шаги, потом двери красного дерева раскрылись; у каждой створки стояло по судебному приставу. Первыми из зала вышли Вестоны с доктором; последний с чувством обращался ко все еще бледной Кларе – но, пройдя мимо, он наградил нас коротким уверенным кивком, без сомнений говорившим о том, что они добились предъявления обвинительного акта. Последовали быстрые взаимные поздравления, но их прервал вид выходившей из зала семьи Вестонов: старый Иосия смотрелся так, будто побывал в сражении, а его жена Руфь выглядела очень бледной и изнуренной – на самом деле, сдается мне, она бы рухнула в обморок прямо на пол, когда бы ее не поддерживали под руки Питер и Кейт. Когда они миновали нас, вся радость погасла от холодного осознания того, что только что случилось, и что теперь оставалось сделать – и того, в какой опасности все они могли оказаться, вернись в Боллстон-Спа Либби Хатч.