Кстати, в том, что в споре двух властей вышла победителем четвертая власть, пятая колонна, виноват был один губернатор Пузырев. Эх, выполнил бы он то, о чем просил его «вице», различавший угрозу в розовой дали, которую губернатор-оптимист принимал за померанцевый рассвет, полный надежды, тогда как это был кровавый закат, полный безнадежности… Обратился бы Пузырев с жалобой в министерство, в ведении которого числился тот самый завод, коим бессменно руководил Андрей Дмитриевич, — глядишь, по-другому сложилась бы наша история, другие бы в ней оказались победители и побежденные. А может, вообще никаких победителей и побежденных не было бы, потому что не случились бы многие сражения и много чего стало бы ненужным и невозможным, например Настин переезд в Москву, который вскоре должен свершиться, но не благодаря Шумскому-урологу, который к тому времени потерял влияние во всех сферах жизни, кроме собственно урологической, а благодаря Шумскому — деятелю культуры. Тот, может быть, станет, наконец, первым заместителем, потом перепрыгнет в директоры дирекции детского вещания, если ему не помешает та сугубо областная, мелкая грызня, длящаяся уже много лет и всем надоевшая, уже даже и мне, которая об этом вынуждена писать, когда хочется писать о большом и светлом, великом и чистом, грустном и большом, о несбывшемся, но таком возможном…
Итак, — вкратце и вскользь, курсивом и петитом, штрихпунктирно и прерывистой волнообразной линией — опишем!
Хотя правда-матка была на стороне Натальи Ильиничны, но губернатор-интриган, жажди реванша, объявил наступление на строптивую директрису. Сначала Плотниковой попытались припаять уголовное дело. Суть его сводилась к тому, что деньги за рекламу, размещаемую на канале, проходили мимо кассы телекомпании. Закрутила дело областная прокуратура по результатам проверки контрольно-ревизионного управления (чувствуется хищная лапа Бараненка!). Проверяющие выяснили, будто бы городское телевидение недополучило три миллиона рублей. а необоснованные скидки за рекламу составили четыреста тысяч рублей. Умело науськиваемая кем-то невидимым прокуратура установила, что руководитель студии, то есть мадам Плотникова, самолично предоставляла эфирное время для рекламы коммерческим фирмам, однако договоры на размещение рекламных объявлений не заключала. За это. следовало из материалов уголовного дела, обвиняемая получала от рекламодателей деньги, компьютеры, аудио- и видеотехнику…
Наталья Ильинична рыдала. Она не представляла, куда могли подеваться оригиналы договоров, которые лежали в такой синенькой с золотым папочке… Может, их кто-то видел?
Никто не видел, кроме… кроме Вени Борчина!
«Вице»-Бараненок выудил из небытия мальчика Борчина, который после американской стажировки мирно служил в телевизионном хозяйстве, ничего не имея против своей начальницы Натальи Ильиничны, кроме того, чтобы ему и дальше продолжали повышать зарплату, нестерпимо маленькую по нынешним инфляционным временам. Веню вызвали пред ясные вице-губернаторские очи и сказали, что от него ждут свершений на благо родного края. Мальчик потупился, пробормотав, что готов по зову сердца, по велению долга… И согласился информировать Баранова относительно планов Натальи Ильиничны, ее промахов, просчетов и служебных (с кем не бывает!) оплошностей: Именно в портфеле Борчина покоилась та самая синяя с золотом папочка…
Бывшему стажеру пообещали платить зa поставленные сведения, а также намекнули на перспективу карьеры. Мальчик, а точнее, юноша, а теперь еще и муж (он только что женился), Борчин согласился с предложением. Для затравки он выдал сведения относительно стажировки, которая запятнала честь Плотниковой младшей пособничеством изменнику родины.
«Вице» поморщился: та давняя история по нынешним арестам совершенно не котировалась.
Тогда мальчик выложил про норковую шубу. Но и это была битая карта…
Тогда мальчик-юноша-муж Борчин, напрягшись еще раз, откопал что-то про трубы на заводе Андрея Дмитриевича, которые пошли налево, но до этого «лева» так и не дошли. Возбудили шумиху в прессе и замутили проверку то налоговой линии.
Проверка показала, как дважды два, что трубы дошли, куда шли, но потом вернулись обратно за ненадобностью и некондицией и уже благополучно сгнили на складе.
А потом Борчин переметнулся на сторону служения Наталье Ильиничне, справедливо полагая, что губернаторские посулы все еще остаются посулами, а кушать хочется уже — сегодня. И поведал своей патронессе про сделанное ему предложение, объяснив, что он согласился с ним только для видимости, лишь для того, чтобы поподробнее рассказать о злобных происках их невинной жертве.
Наталья Ильинична в знак признательности поставила мальчика (а также юношу и мужа) на материально ответственную должность, назначив ему премии, съемочные и прочие выплаты.
Таким образом Борчин стал работать двойным агентом на двойном гонораре и с двойной же выгодой — потому что от губернатора, сообщив ему о трубах, он получил квартиру, а от Натальи Ильиничны, вовремя сообщив о тех же трубах, получил денег на меблировку жилья. Трубы быстро вывезли самолетами оттуда, где они были, вернули их, куда нужно, и даже успели сгноить.
Правда, позже Борчин решил окончательно переметнуться на сторону губернатора. К тому времени он уже собрал данные о грехах Натальи Ильиничны, однако оказалось, что окончательно перекинуться на выгодную ему сторону он не может, потому что директриса тоже припасла на него компромат.
Потому что материально ответственные должности просто так не занимают! Потому что даже на мелкой должности трудно удержаться от крупного воровства, а должность Борчина предусматривала возможность избавляться от устаревшей аппаратуры, сбывая ее местным порностудиям и районным домам культуры за приличную мзду.
И пришлось Вене осесть на коротком поводке, который туго, под самое горлышко затянула на нем Наталья Ильинична. И пришлось ему отказаться от сотрудничества с губернатором в той форме, которую от него требовали, — в форме компромата, чтобы продолжить его в форме прямого восхваления достоинств Натальи Ильиничны, ее превосходных качеств и свойств.
Тогда, поняв бесперспективность борьбы на данном этапе, губернатор торжественно примирился с гранд-дамой городского телевидения, и первая власть облобызалась с четвертой, и вскоре дядя Коля Баранов с традиционной хрустальной вазой забежал «на Огонек», и в городе воцарилось хрупкое, легко нерушимое равновесие, баланс сил, консенсус интересов.
Все эти события произошли аккурат перед тем, как Настя переехала в Москву, выйдя, наконец, из тени своей матери, из вторых, ведомых скрипок нашего повествования в скрипки первые, сольные, ведущие. Потому что кончилась та часть ее жизни, где она была маминой дочкой, папиным солнышком, и началась часть вторая, менее светлая, чем первая, и гораздо более драматическая.
Часть втораяАНГЕЛ В ЭФИРЕ
Глава 1
В последние год-два Наталья Ильинична часто названивала Шумскому — будто бы просто так, поболтать о том о сем, справиться о здоровье, напомнить о былом, помечтать о грядущем… И они мирно болтали, жаловались на здоровье, вспоминали о былом, сожалели о грядущем. И в конце долгого междугороднего разговора неизменно звучал аккордный вздох Натальи Ильиничны:
— Ну, что там у вас с кадрами, Захарчик? А то моя Настенька все в Москву рвется. Только боюсь отпускать девочку… Кровиночка, золотко, такая красавица! Ну, ты же помнишь, какая она…
Шумский помнил, конечно. Он мялся, жевал губами и мычал, но прямо отказать бывшей зазнобушке не решался.
— Я ведь на детском вещании, — скромно напоминал он. — Многого не могу… В сущности, я всего-навсего пешка…
Но Наталья Ильинична знала, что связи на телевидении превращают пешку в ферзя, и упирала именно на них. Впрочем, напрямую требовать услуг от Захара она, конечно, не могла, поэтому ей приходилось пользоваться намеками, надуманными и даже лживыми.
— Недавно видела твое фото в газете, — ворковала она грудным, бархатным голосом. — И ты знаешь, что я тебе скажу, Захарушка… С годами она становится все больше похожей на тебя. Правда-правда! У нее твои глаза совершенно, и нос…
— Да? В самом деле? — оторопело удивлялся Шумский. Ведь, если ему не изменяет память, познакомились они с Наташей уже после рождения девочки, а сошлись еще позже… Но может, изменяет?
Между тем Наталья Ильинична, умело лавируя между воспоминаниями с сожалительным привкусом и надеждами на будущее с привкусом оптимистическим, долго расспрашивала собеседника о разводе с женой, и как дети, то есть сыновья, навещают ли отца… И, услышав, что жена живет отдельно, дети пристроены в телерекламе и наилучшим образом, а отца они не навещают, поскольку и так ежедневно видятся с ним по служебной надобности, торжественно восклицала:
— Вот видишь, это же сыновья!.. — С присущим ей напором она втолковывала Шумскому, что сыновья — это одно, а дочь — это другое, вот она, отрада родительскому сердцу, вот она, услада и упокой, вот оно, бессреб-реничество и благодарная нежность, и все это будет — только кликни, только позови, только пристрой… — Настя так талантлива! — восклицала Наталья Ильинична. — Захар, ты же помнишь того педагога, который прочил ей…
Что-то такое Шумский действительно припоминал.
— А какая она красавица!..
Захар, вспоминая Наташу в молодости, вполне верил в красоту ее дочери.
— А какой у нее английский язык! Вот бы ее на информационное вещание пристроить, в иностранный корпункт…
— Но я на детском вещании, — слабея и душой и голосом, кротко блеял Захар.
— Ну кассетку-то ты можешь передать хотя бы? — не сомневаясь в могуществе своего бывшего любовника и тем самым тайно льстя ему, напирала невидимой, но ясно воображаемой грудью Наталья Ильинична. — Кто там у вас этим заведует…
А Шумский, вспоминая, кто именно заведует информационным вещанием, внутренне содрогался, ведь заведовал им твердолобый, старой закалки партиец, ставивший голые принципы выше морали, а интересы дела выше интересов личности. Это был безнадежный, отживший свое ортодокс, одно обращение к которому сулило явные неприятности, не только лично для Шумского, но и для всего детского вещания в целом, которое и так переживало не лучшие времена и даже вынуждено было давать рекламу презервативов в «Спокойной ночи, малыши», утешая свою совесть тем, что детки все равно ничего не поймут, а вот их родителям будет полезно, и потом — сексуальное воспитание молодежи! — есть сейчас такой полезный лозунг в наше малолозунговое, принципиа