— Насчет его жены… — многозначительно усмехнулся Баранов. — Я бы на вашем месте на нее не рассчитывал… У нее в этом деле свой интерес.
— Какой?
— Ну… Дело в том, что Плотникова уже много лет является официальной наложницей Земцева. Их отношения завязались еще в бытность его губернатором в провинции. Собственно говоря, именно Земцев ее вытащил в столицу, приискал ей женишка… Ну и так далее…
— Благороден, черт возьми! — зашелся счастливым смехом Прошкин. — Пристраивает своих бывших любовниц в хорошие руки!
— А кто говорит, что Плотникова — бывшая? Я, конечно, свечку над ними не держал, но…
На короткое время в просторном кабинете, выходившем окнами в глухой внутренний двор, воцарилась тягучая тишина.
Первым молчание нарушил Баранов. Осторожно кашлянув, он заметил:
— Кстати, мы могли бы с пользой использовать этот факт…
— Как? — отвлекся от раздумий Прошкин.
Баранов поднял затуманенный взгляд к потолку.
— Одним махом ударить и по Цыбалину и по Земцеву! Хотя я не сторонник подобных мер, но… Когда нам не оставляют шансов, приходится рыться в грязном белье…
— Давай-ка подробней, не темни, — потребовал Прошкин, знавший манеру своего помощника подступать к делу издалека, подходить к сути окольными путями, с совершенно неожиданной стороны. Именно за это он ценил Сергея Баранова, платил ему за услуги звонкой монетой, повсюду таскал его за собой — сначала из регионального управления в Москву, из министерства на Старую площадь, потом в логово популярной правительственной партии, откуда соратники планировали прямой наводкой попасть в Кремль, однако их продвижение застопорилось на подходе к Кутафьей башне, так что, не преодолев крутого кремлевского наката, партийцы застыли, готовясь к решительному штурму.
— Если грамотно организовать «утечку», можно ударить одним концом по Цыбалину, другим — по его покровителю Земцеву. Когда нечего искать, ищите «шер-ше ля фамм», как говорится… — Бледный, как земляной червь, Бараненок тускло усмехнулся. — Цыбалин взбесится, если информация о том, что его жена — любовница Земцева, обойдет все массмедиа. Да и Земцеву несладко придется — его имидж крепкого семьянина пошатнется. В Кремле нынче не больно-то привечают ветреников!
— Любовная связь с Плотниковой — это, конечно, любопытно, однако вовсе не криминально, — сожалеюще вздохнул Прошкин. — Мелковато для премьера, я бы сказал.
— Будем копать глубже! — пообещал Бараненок.
— Если есть куда копать, — подмигнув своему верному оруженосцу, улыбнулся Прошкин. Он вздохнул с облегчением, когда преданный Сергей Николаевич заверил его, сияя куцей, обрезанной с одного бока улыбкой:
— Куда копать есть! — А через секунду он добавил: — Ельцова помните из министерства? Ну, муж этой самой, рыженькой… У него целое досье на Плотникову собрано. Думаю, он любезно согласится обнародовать имеющиеся у него материалы на Земцева — ведь это с вашей подачи его супругу взяли на четвертую «кнопку»…
— У нее такая грудь… — вспомнил шеф, затуманившись приятными воспоминаниями.
Сергей Баранов тоже задумался, вспоминая, сколько Ельцов заплатил ему за информацию о связи премьера с конкуренткой своей жены. Он жалел, что сильно продешевил тогда. Ничего, теперь он будет умнее.
В процессе верстки программы неожиданно разгорелся спор. Дело в том, что Настя своей властью вздумала выбросить из эфира сюжет о драке главы думской фракции «За народное просвещение» с лидером конкурирующей фракции «За народное процветание».
— Но ведь все вечерние информационные выпуски покажут этот сюжет! — взмолился Антон Протасов.
— Ну и что! — пожала плечами Настя. — Я считаю эту новость недостойной своей программы. Это не наши методы! Если снять драку ларечников у метро — получится тот же уровень желтизны.
— Отнюдь! Ведь драка-то случилась в Государственной думе! Настя, сама посуди, вечер, скучно, плохие новости — и вдруг такая бомба! Это стопроцентно удачный материал! Народ будет пищать от восторга!
— Я не хочу поощрять дурные наклонности этого, как ты выражаешься, народа, — вспылила ведущая. — А если депутаты устроят грязную публичную оргию, мы тоже обязаны ее показывать?
— Придется! — мелко хихикнул кто-то за спиной.
— Вот это был бы материал! — восхищенно поддержала реплику Гурзова. — Особенно если бы нам достался эксклюзив!..
Понимая, что давить бесполезно, Протасов начал дипломатические переговоры:
— Послушай, в девятичасовой линейке наши новости конкурируют с новостями первой программы… Ларионова обязательно пустит этот сюжет, а мы тем самым потеряем зрителя.
Он знал, что Настю бесила одна только мысль о том, что Ирочка Ларионова, белобрысая крыска, неудачливая интриганка, которую выставили с их передачи, собственно говоря, за профнепригодность, теперь в полном порядке — цветет и пахнет, и не где-нибудь, а на федеральном канале (мечта всей Настиной жизни!), в прайм-таймовых новостях, параллельно с Плотниковой в девятичасовой линейке появляясь в эфире!
О, несправедливость Небес! Почему, скажите на милость, одним людям дается все, а другим — ничего? Почему бездарности процветают на федеральных каналах, тогда как некоторые достойные личности со всеми своими талантами вот уже второй год прозябают на метровике, вещающем лишь на центральный регион, и только безнадежно облизываются, зная, что им не светит ни об-щефедеральность, ни тотальная, на всю страну, до самых глухих медвежьих углов популярность.
А все почему? Потому что власть Настиного супруга ограничена столичными куцыми пределами и не распространяется на всю страну, на ближнее зарубежье, на дальнее русскоязычное иноземье, где по спутнику тоже принимают первый — вовсе не потому, что он лучший, а просто потому, что он — первый…
Настя возмущенно обернулась на Протасова, стараясь придать взгляду гневную выразительность, — она тоже знала, как повлиять на безнадежно влюбленного в нее вот уже второй год шеф-редактора, чтобы тот три дня подряд не спал, мучаясь воспоминаниями.
— Давайте вместо драки поставим сюжет о думской этике, — примирительно предложила Гурзова. — Он у нас уже полгода висит… Это будет прекрасный отыгрыш. Все показывают драку — а мы ее еще и комментируем… А?
Настя сморщилась, как от зубной боли, понимая, что уступить все же придется, ведь Антон прав, безошибочно, интуитивно прав — но это с точки зрения новостей, тогда как с общечеловеческой точки зрения права именно Настя. Увы, две эти диаметрально противоположные точки зрения почти никогда не совпадали…
— Ну, раз вы так уперлись, пожалуйста! — проговорила Плотникова, нежно взмахнув на Протасова ресницами — тот сразу отмягчел под ее ласкающим взглядом. — Но только не первым номером!
— Но на первом драку поставят сразу после анонса! У меня знакомый в их редакции, я с ним созванивался…
— Именно поэтому, Антон!
Протасов и Гурзова одновременно переглянулись.
Черт побери, а ведь Плотникова права! Обыватель, конечно, по привычке включит первый канал, наткнется на самую лакомую новость — драку, после чего быстро соскучится унылой новостной текучкой. Тогда он крикнет жене что-то вроде: «Леля, ты видела этих идиотов в Думе?» — а когда гипотетическая Леля подбежит, чтобы своими глазами полюбоваться побоищем, сюжет уже закончится. Надеясь отыскать драку на других каналах, муж примется беспорядочно щелкать пультом телевизора — и попадет, как мышка в мышеловку, в их новости, чтобы уже до конца выпуска не переключаться, ибо переключаться будет уже не на что.
— Настя, как всегда, права! — искренне восхитилась Гурзова.
— Да, ведь она у нас профессионал.
— Конечно, ведь у нее чутье!
— Она у нас лучшая!
— Гениальнейшая!
Настя досадливо поморщилась от неумеренного восторга коллег.
— Значит, ставим на девять три, — резюмировала она.
— Лучше на девять семь, — тактично возразил Протасов.
— А сюжет о думской этике?
— Сократим до полутора минут, пустим сразу после драки… Должны же мы чем-то отличаться от других каналов!
— Но только чем-нибудь хорошим.
— Мы уже отличаемся, Настенька, кое-чем хорошим…
— Чем же, Антон?
— Гобою, ангел ты наш… И этого вполне достаточно, кстати!
Настя удовлетворенно откинулась на стуле.
Игорь Ильич быстрым шагом вошел в спальню жены. Его лицо выглядело воодушевленным, даже слегка светящимся, словно ему не терпелось обнародовать приятную новость.
Настя сидела перед зеркалом, снимая грим. Ее ночной туалет занимал не менее часа, и никто не — смел ее тревожить во время косметических манипуляций, за исключением Алины, — ведь дочка для нее куда важнее, чем «гусиные лапки» на висках. Кажется, важнее…
— Чья была идея поставить драку на середину выпуска? — спросил Игорь Ильич.
— Моя, а что? — не оборачиваясь, отозвалась Настя, изучая в увеличительное зеркало пожелтевшую кожу на лбу.
— Умница! — неожиданно ласково произнес муж. — Только что звонили из Администрации Президента, сам Гайдуков обеспокоился…
Настя живо обернулась, услышав фамилию президентского помощника.
— Кремль недоволен шумихой, раздутой в прессе вокруг Думы. Считает, что показ драки — это ненужная реклама недостойных личностей и что Дума должна быть эталоном поведения для народа, а если этот эталон сбоит, то массме-диа обязаны должным образом комментировать ситуацию. Комментарий, кстати, прозвучал у нас одних… И он президенту понравился!
— Да, комментарий — это тоже была моя идея! — Настя опять вернулась к зеркалу, отвлекшись на морщинку.
Она знала, что окажется права! Так было всегда, так будет и впредь…
Игорь Ильич осторожно поцеловал супругу в блестящую от крема щеку.
— Спокойной ночи, — проговорил сдержанно, на что Настя равнодушно отозвалась: «Спокойной ночи…», поглядывая на его отражение в зеркале.
Муж секундно помедлил на пороге:
— Как Алина? Лучше?
— Все хорошо… Как только прорезался новый зуб, температура сразу упала, — утомленно произнесла Настя, закрывая банку с кремом.