Ангел во плоти — страница 43 из 74

ловека — это вам не мечом махать!

Мне было очень стыдно, но я не удержался и, спустя некоторое время приблизился к девушке, «взяв» ее за руки. Она не могла меня видеть и чувствовать, как я, но ее отстраненно-застывший взгляд потеплел и стал изумленно радостным. А я, тем временем, невольно читал ее мысли. Как ни странно — они были обо мне. Оказывается я, несмотря на все неприятности, доставленные ей, до сих пор занимал ее сердце. Я не мог оставаться равнодушным и попытался ответить взаимностью, и кажется, мне это удалось — девушка улыбнулась, сама не понимая, что это я подогревал воспоминания о самом себе.

Такой я ее и оставил. Как бы мне ни хотелось побыть с ней еще, меня ждала моя добровольная «головная боль» — мне пришла в голову бредовая идея разделаться с артефактом прямо сейчас. Да, я был в очень невыгодной позиции без защиты Жениного тела, но и перевозчик был весьма уязвим — было достаточно что-нибудь ему внушить или просто оставить без сознания. К ангелам обращаться я не решился — слишком уж опасно спрашивать разрешения или помощи — ведь официально их возможности были весьма ограничены.

Я, словно зарядившись силой от общения с Люсей, полетел, преисполненный самых решительных намерений, навстречу самолету. Завидев впереди темное пятно, я отметил, что самолет уже не так уж и далеко от своей конечной цели. Прежде чем кидаться в омут с головой я завис, двигаясь параллельно двухместному аэроплану. Моя новая, усиленная защита помогала сдерживать влияние артефакта и я, совершенно заблокировав его видение в инфернальном спектре, попытался рассмотреть летчика и пассажира.

Да, пассажир был настоящим хозяином положения, хотя и летчик не уступал по своим «талантам» тому же Вазгену Рашидовичу. Я решил не связываться с главным, тем более что на землю отправить самолет в ускоренном темпе мог именно летчик. Попробовав приблизиться вплотную к кабине, я понял, что не выдерживаю давления артефакта, а об установлении контакта с пилотом не могло быть и речи. Я несся за самолетом, как рыба прилипала, сопровождающая акулу — время шло, а я никак не мог найти решения.

Понимая, что еще немного и самолет начнет заходить на посадку, я решился на крайнее средство: просто немного отлетел, набрался духу и «зажмурив глаза» кинулся прямо в направлении летчика. Не знаю сам, на что я рассчитывал, но ощущения были все равно, что сесть голым задом даже не на ежа, а на оголенный высоковольтный провод — хорошо, что в астрале дыма не видно! В общем, изнанка содрогнулась от моих воплей, а я «орал и ругался» на чем астрал стоит. Спустя некоторое время я все-таки пришел в себя и увидел, как самолет клюнул носом, но ненадолго. Затем он вдруг совсем исчез из поля видимости. Я из последних сил бросился за ним, но в том месте, где только что была белая стальная птица, я резко и непроизвольно сменил направление полета. Тогда до меня дошло, что произошло: инфернальный дядя скрыл весь самолет в капсуле, отталкивающей внимание. Причем так скрыл, что пробить эту защиту отсюда было невозможно. Я, понимая, что проиграл бой, разочарованно вывалился в астрал, набираться сил и готовиться к новой попытке, но уже на Земле.

Хозяин гостиницы, пухлый, немного говорящий на русском словенец, был несказанно удивлен, что его новый постоялец, не успев толком поселиться, уже опять собрал манатки и отправляется обратно в аэропорт. Ближайший рейс в Мюнхен был через час, чем я и не преминул воспользоваться — до замка оттуда было рукой подать — километров двести.

* * *

Я рулил на новеньком, взятом на прокат, «отечественном» Фольксвагене по дорожке, вьющейся в невысоких предгорьях южной Германии. Вокруг простирался прекрасный сельский пейзаж, но мне было не до него. Я чувствовал себя, как былинный богатырь, вставший после тридцатилетних возлежаний на печке и вышедший на рахитически атрофированных ногах на свой смертный бой. Нет, вернее, как коммунист на партсобрании или на расстреле, или это опять что-то не то. Вот, нашел сравнение: как Дон Кихот Ламанческий! Да, на коне (пусть и железном), с рапирой своей храбрости (или глупости), панцирем из астрального кольца и Дульсинеей в сердце (чем Люся не Дульсинея?). Именно так я и ехал в глубокой задумчивости на великое сражение — настоящую битву двух экстрасенсов.

Задуматься было над чем. После неудачной атаки самолета мне некогда было ломать голову над тем, что мне предстоит. И только в самолете я начал соображать, с чем и кем я столкнулся. По всем статьям я проигрывал этому германскому коллеге Вазгена Рашидовича, как и сам коренной москвич со своим перстеньком не мог сравниться с этой немецкой «сладкой» парочкой самадхи и его хозяина. Артефакт такой невероятной мощности не даст мне высунуться из-под защиты Женькиного тела, а неизвестный колдун будет, наоборот, только черпать из него силы.

И если совсем уж честно, я чувствовал себя вором, и не потому, что опять шел на грабеж, а потому что впервые осознавал, что могу украсть у Жени его жизнь в реале Земли, уничтожив его тело. О себе мне вообще не хотелось думать. И все-таки, после нелегких сомнений я послал пару СМСок с предупреждениями на случай моего провала: одну Феде и одну Люсе, а в гостинице предупредил портье, что могу задержаться. А также попросил, если ко мне вдруг приедет девушка, чтобы они проводили ее в мой номер, подождать там меня. «Гостиница» была милым домиком всего на десять комнат, так что такая мелочь, как пустить чужого человека в номер, им была вполне по силам.

А еще до этого я ночью вышел в астрал и подчистил там все дела. Хозяин моего нынешнего тела остался доволен моими стараниями по уходу за вверенным мне организмом. Если бы он знал, как я собираюсь рисковать его реальной собственностью! Но в интересах дела спасения, как Сэйлара, так и Земли было просто необходимо соблюдать конспирацию. Так что Женька со спокойной совестью отправился к своей принцессе, а я сюда.

Сейчас передо мной была моя цель, и теперь она уже никуда не могла деться — я чувствовал, что она впереди, по ее тяжелому зову. Признаться, я не очень пока понимал, что смогу с ней сделать, если мне удастся ее захватить, но это были мелочи, до которых нужно было еще дожить. Я ведь даже не знал, что буду делать, когда подъеду к замку в конце моего пути. Сколько я его не изучал с изнанки, так и не выяснил ничего существенного кроме того, что дом был напичкан темными штучками, препятствующими считыванию информации. Особенно было тяжко в подвалах, расположенных прямо над горным разломом. Единственным моим планом было банальное: «Здрасьте, я от дяди Вазелина!», а там драка покажет…

Последние километры я ехал против всякого желания и, в конце концов, вынужден был наглухо закупориться под Женькиной черепушкой. Остановив машину у ворот во двор замка, я понял, что не могу даже прощупать наличие людей в здании. Было такое впечатление, что замок готов раздавить меня своей мощью. Но я по-прежнему пытался изобразить легкий интерес и уверенно нажал кнопку звонка у ворот.

Спустя некоторое время с той стороны показался пожилой, весьма благообразный мужчина, который, не открывая ворот, представился Генрихом, садовником и домоправителем в одном лице. Я попытался радостно улыбнуться, слегка поклониться и, прищелкнув несуществующими каблуками, вежливо представиться, а заодно объяснить цель своего визита: очень важное и секретное дело от Вазгена Рашидовича из Москвы…

Дяденька вежливо поклонился и попросил меня немного подождать. Слава богу, при развитии современной техники мне не пришлось долго топтаться, пока этот немолодой человек будет бегать по переходам замка, разыскивая своего хозяина. Генрих просто отошел немного в сторону и, достав мобильник, переговорил с боссом. Я, наконец, понял, что не зря наведывался к московскому колдуну, но даже не столько из-за адреса, как для такого поручительства. Ворота замка начали открываться передо мной, и мне было учтиво предложено оставить машину на парковке.

Я въехал во двор, стараясь запоминать любую мелочь — наученный в доме Вазгена, сейчас я пытался избежать ошибок с мудростью мыши, обнюхивающей сыр в мышеловке перед своим последним пиром. Двор был произведением немецкого… нет, не искусства, скорее порядка. Несмотря на всю правильность и ухоженность, что-то было во всем этом неживое, как будто даже кусты были пластмассовыми. Да, даже птиц было не слышно, будто жизнь старалась обходить этот шикарный уголок стороной. Я, следуя указаниям Генриха, прошел к парадной лестнице и, зайдя в прохладный холл, остался ждать хозяина.

Небольшая передышка была весьма кстати. Ведь дальнейший план действий приходилось выдумывать на ходу, сообразуясь с обстановкой. Первый шаг в своей операции я проделал успешно, оказавшись в логове настоящего зверя, причем, совершенно не испортив отношений с ним. Где-то здесь находился и обсидиановый самадхи. Но на этом мои «завоевания» пока и кончались. Определить, где конкретно он находился, с изнанки было просто невозможно, а здесь я не мог воспользоваться своими способностями, не рискуя Женькиным здоровьем. Нужно было разговорить нового, пока незнакомого мне слугу Селима.

Походив из угла в угол по зале с высокими готическими окнами, я, не зная, куда себя деть, приземлился на кожаный диванчик в уголке. Но посидеть мне на нем не довелось, так как именно в этот момент в залу вошел хозяин замка, которого я успел немного рассмотреть с изнанки в самолете.

Да, это была личность! Он не смотрел тем противным взглядом из-под полуопущенных век, которым частенько награждает своих приспешников инферно. Но, несмотря на свою «открытость», его неподвижные глаза словно воткнули в меня мертвящий укол черных зрачков, и никакая дипломатическая улыбка не могла скрыть властного выражения лица. Только спустя несколько секунд я сумел рассмотреть, что это нестарый мужчина, с щеголеватой, коротко стриженой бородой и ранней сединой в волосах.

— Здравствуйте, меня зовут Иоганн Шанке, — представился он, протягивая руку для пожатия.

Я немного обалдел: или он полный лопух, или играет в поддавки! Вместо того чтобы выяснить откуда я знаю его имя и знаю ли его вообще (а я его не знал, ни сном, ни духом), он сам мне его называет. Однако взяв себя в руки, я самым вежливым образом представился и начал рассказывать те же байки, что и дяде Вазгену о своих снах и поручении Селима.