Многие дети изображают ангела. Лепят его из пластилина или глины: кто — в полёте, кто — в покое. Они рисуют его крылья тщательно — со всеми прожилками и волоконцами перьев.
Ангелино позирует с удовольствием: взмывает под потолок, камнем падает вниз, кружит, танцует и вновь взлетает. А потом садится и замирает, чтобы дети рассмотрели его во всех сложнейших и мельчайших подробностях, тех самых подробностях, которые они чуют в самих себе, подробностях поначалу незнакомых, но постепенно всё более и более узнаваемых.
Все трудятся, а мисс Монтеверди поёт. Что-то по-итальянски, очень красиво. А ещё она подходит к каждому и тем же мелодичным голосом, нараспев, поправляет, хвалит и подкидывает свежие идеи:
— Сюда бы немного жёлтого, как полагаешь? Господи, не ждала, что у тебя так здорово получится! Вот сюда мазок, и сюда — чуть другого оттенка! Умница! О, супер-пупер!
Дети прибывают и прибывают — одни просто сбежали с уроков, другим надоело быть ОО, Особо Одарёнными. Они открывают дверь, заглядывают, заходят — вроде как на минутку-другую, посмотреть на ангелочка, — но мисс Монтеверди привечает всех и каждого, и они остаются, надевают фартуки, получают холсты, бумагу, пластилин, глину, краски.
Да и учителей тоже влечёт в этот залитый солнцем кабинет. Возможно, у них сейчас нет урока? Или они пришли из любопытства? Или они хотят забрать тех, кто прогуливает их уроки? Так или иначе, их сюда что-то притягивает, и все они остаются творить. Они творят ангела, они творят друг друга, они творят мир — здесь, в стенах школы, и за окном. Работает и память, и фантазия: под руками творцов возникают существа с рогами и крыльями, феи, принцессы, упыри, инопланетяне с пятью ногами и семью глазами.
Мисс Монтеверди, напевая, двигается от творца к творцу и хвалит, хвалит…
— Рисуй всем сердцем, всей душой! — подсказывает она. — Пусть образы рождаются из каждой твоей клеточки, из самой крови.
Они делают наброски: профессоров и учителей, архиепископов, жуликов и священников. Они лепят кулаков малоунов и им подобных — грубо вытесанных, тёмных и страшных. Они рисуют прекрасных существ — таких, как они сами.
Они создают Вселенную — невидимую сейчас луну, невидимые звёзды, воображаемые миры и галактики.
Кабинет изящных искусств увешан картинами и эскизами, уставлен скульптурами — они на стенах, на потолке, на скамьях и полках. Сегодня здесь царят свобода, страсть, восторг — и с каждой минутой их всё больше. Кабинет мисс Монтеверди походит сейчас на мир, целый мир, изменчивый и прекрасный. В нём есть место совершенству и беспорядку, он наполнен причудливыми существами, законченными и незаконченными работами, осуществлёнными идеями и робкими намёками на будущие шедевры — с пробелами и многоточиями, на месте которых появится ещё много-много чудес.
На перемене некоторые дети выходят: кто в библиотеку, кто во двор — там они носятся как оголтелые, сплетничают, болтают, играют в футбол. А потом расходятся по классам. Похоже, в это странное утро уроки в школе идут вне расписания. Ни тебе профессоров, ни советников из департамента, ни и. о. директора. Ни один учитель не ругает детей, не требует от них сидеть смирно, всем дозволено находиться в кабинете изящных искусств, осиянном присутствием мисс Монтеверди, ангела Ангелино, тех, кто его спас. А ещё — тех, кто его украл, но теперь радуется его свету вместе со всеми.
В этом пространстве не только рисуют, но и танцуют. Дети чуть раскачиваются в прекрасном медленном танце, их освещает солнце, а вокруг пляшут сверкающие пылинки, и кажется, что дети тоже почти летают.
Вскоре после начала урока в дверях кабинета появляется застенчивое и нерешительное существо. И. о. директора, миссис Кротт.
Первой её замечает Нэнси. И подходит к ней вместе с Алисой Оби.
— Миссис Кротт, всё в порядке?
— Да, — говорит миссис Кротт.
— Вы уверены? — говорит Алиса.
Миссис Кротт смотрит в глаза встревоженных девочек.
— Я сбежала с педсовета в туалет, — признаётся она. — И я не хочу возвращаться.
— Ну и не возвращайтесь! — говорит Нэнси.
— И я больше не хочу быть и. о. директора, — едва слышно шепчет миссис Кротт.
— Ну и не надо! — говорит Алиса. — Не надо делать то, чего делать не хочется.
— Заходите сюда, — предлагает Нэнси. — Побудьте с нами и с Ангелино.
— А можно?
— Конечно! — говорит Нэнси. — Сейчас принесу вам фартук. Хотите рисовать красками или карандашами? А может, лепить?
— Не знаю… — Миссис Кротт задумывается. Но мгновение спустя она улыбается и радостно говорит: — Нет, знаю! Я бы поработала с глиной. Я в детстве очень любила лепить зверей.
— Сейчас раздобудем вам глины, — говорит Нэнси. — Садитесь со мной.
И. о. директора принимается за работу — поначалу чуть боязливо, но Нэнси её ободряет:
— Всё получится, миссис Кротт. Ещё лучше, чем в детстве!
Миссис Кротт улыбается своим грязным скользким пальцам, а они исследуют кусок глины, жмут, вытягивают, придают глине форму. И как же радуется миссис Кротт кошечке, которая оживает у неё в руках!
К ней подлетает Ангелино.
— Ах-ах! — говорит он. — Умница.
— Привет, Ангелино, — говорит она.
Он садится к ней на плечо и поёт. Слов его песни никто не знает, но сразу понятно, что слова эти очень красивы и очень добры.
Глава 44
Двое мужчин, которые остались заседать без миссис Кротт, смотрят в окно. А поскольку школа представляет собой в плане букву П, внизу они видят школьный двор, а напротив — окна кабинета изящных искусств.
— Хаос, — стонет Тухлятти.
— Непорядок, — возмущается Фундук.
— Безобразие. Хулиганство. Бесчи…
Звенит звонок на обед. Окна столовой им тоже видно. Они наблюдают, как дети и учителя устремляются в столовую. Как они обедают. Как Бетти Браун ходит от стола к столу с огромными кувшинами, из которых идёт парок, и наливает в миски что-то жёлтое и густое.
— Заварной крем, — говорит Тухлятти.
— С пирогом, — говорит Фундук.
— Видите, как это их возбуждает?
— Да! Фу! О, неужели с ними миссис Кротт?
— Посмотрите! Она ест… пьёт этот заварной крем! Да ещё облизывается!!!
— Разве так поступает и. о. директора?
— Ведёт себя не лучше, чем дети за её столом.
— И посмотрите, у неё на плече… тьфу! Опять он! Оно!
Мужчины смотрят на Ангелино. Или — каждый в свою бездну?
— Смотреть на такие тревожные вещи весьма неприятно, — наконец говорит Фундук.
— Даже противно, сэр, — говорит профессор.
— Зовите меня Корнелиус, — говорит Фундук.
— Спасибо, Корнелиус.
— А вас как зовут?
— Сесил.
— Сесил Тухлятти. Великолепно звучит. Вы истинный профессор!
— Спасибо, Корнелиус. Когда я был помоложе, фамилия доставляла мне много хлопот.
— Сочувствую. Издевались над вами?
— В некотором роде.
— Надо просто забыть. Мы выше этого.
— Разумеется. И мы, помимо прочего, взрослые люди.
— Ещё бы! Мы искореним хаос и наведём порядок.
— А в любые разногласия мы привнесём гармонию.
— Бесспорно.
— Бесспорно.
— Закройте жалюзи, Сесил, — говорит Корнелиус Фундук. — Нам, благонравным людям, такое зрелище отвратительно.
— Да, Корнелиус. Лучше не смотреть.
Сесил Тухлятти закрывает жалюзи, солнечный свет больше не проникает в кабинет, и они продолжают свой Важный Педсовет во мраке.
Глава 45
Во мраке пребывают не только они.
За воротами школы, за сквером на другой стороне улицы, в тени тёмного-тёмного здания чернеет чёрная-чёрная фигура.
Догадались? Ну конечно. Это страшный и ужасный Кулак Малоун.
Как ни странно, он выглядит не таким уж страшным и ужасным. Посмотрите-ка: плечи понурены, голова опущена. Какой-то он грустный, да? Неужели такое бывает — грустный и одинокий Кулак Малоун?
Не исключено!
Может, он тоже хочет рисовать и лепить? Или он хочет заварного крема с пирогом? Может, он хочет дружить с ангелом и совсем не жаждет его жрать? А может, он мечтает вернуться в детство? Снова быть маленьким… снова ходить в школу…
О, смотрите-ка, он повернул назад — к тёмной двери на тёмной улице, откуда он вышел. Странно, но мне его немного жаль. А вам? Вы верите, что даже Кулак, такой ходячий мрачный ужас, способен переродиться и стать хорошим? Давайте напишем повесть или рассказ: «Новая жизнь Кулака Малоуна»? А что? Хорошее название! Вдруг ему в карман залетит ангел? Или он поутру найдёт ангела в своём ботинке на бесшумной мягкой подошве.
Пусть все кулаки малоуны всего мира найдут себе по ангелу и станут лучше и добрее. И мир вокруг них станет лучше и добрее. Может, пока Кулак и не готов переступить порог кабинета мисс Монтеверди или отведать заварного крема Бетти Браун, но однажды… однажды…
Нет, пожалуй, такую книжку нам сейчас не осилить, потом сами попробуете, без меня. А мы пока закончим эту.
Глава 46
Очень Важный Педсовет тоже почти закончен. Как быстро пролетело время во мраке кабинета с кожаными креслами! Тухлятти и Фундук даже забыли поесть. Зато они приняли отличные решения.
— Итак, — говорит Корнелиус Фундук. — Мы представим наши выводы в виде списка.
— Блестящая идея, — говорит Сесил Тухлятти.
— Итак:
• Профессора Тухлятти назначить директором школы незамедлительно.
• Миссис Кротт уволить.
• Учебный день начинать на час раньше.
• Уроки искусства сократить.
• Утреннюю перемену отменить.
• Обеденную перемену сократить на 15 минут.
• Пирог и заварной крем запретить.
• Автобусные проекты запретить.
• НЕ с глаголом писать раздельно.
• Всем ученикам мужского пола носить костюмы, галстуки и начищенные туфли.
• Учителям мужского пола носить то же самое.
• Всем ученицам (ученикам женского пола) носить платья и удобные туфли без каблука.