— Разумеется, помню. После этого визита я больше не видел Адриену живой. Надо сказать, я не большой охотник ездить в город. А ремесло твоей матери не позволяло ей ездить по гостям. Мы редко виделись, но очень любили друг друга.
Октавия загляделась на профиль Жана Бонзона, грустно качавшего головой. Этот мужчина притягивал ее к себе. Он был высоким, сильным, выглядел моложе своих лет. Как только рано утром он переступил порог таверны, Октавия почувствовала странное возбуждение, смутившее ее. «Боже мой, Анжелина так похожа на него! — думала она. — У них одинаковый тип лица. С такими тонкими, приятными чертами. Правда, у него волосы светлее, чем у нашей малышки, но он тоже рыжий. Прекрасный, суровый горец, вот что приходит мне на ум».
В смятении чувств, Октавия сосредоточила свое внимание на крупе ослицы, который покачивался в такт размеренному шагу. Животное часто шевелило ушами, прогоняя назойливых мух.
— Спаситель исчез, — сообщила Анжелина. — Он был с нами, когда мы покидали деревню, а потом убежал.
— Черт возьми! Собака будет в Ансену раньше нас. Должно быть, она помчалась лесом. Твою овчарку невозможно ни держать взаперти, ни посадить на цепь.
— Вот и хорошо. Когда я уходила от Жанны Сютра, было еще очень темно. Вероятно, люди, веселившиеся около костра святого Иоанна, разошлись по домам. Я слышала за собой какой-то шум, доносившийся, как мне казалось, из всех улочек. К счастью, меня нашел Спаситель. Я сразу же почувствовала себя в безопасности. Но, вероятно, он подрался с другой собакой или прогонял кошку.
— Ты не должна бояться, племянница. У нас в долине нет бандитов. Ба! Иногда молодые парни из Масса бьются на ножичках с парнями из Бьера. В худшем случае, они ранят кого-нибудь, но как только начинают писать кровью, тут же зовут своих матерей.
Жан Бонзон заливисто расхохотался, довольный своей шуткой, но Октавия поморщилась, пораженная его вульгарностью.
Чуть позже три козочки перебежали через дорогу и тут же исчезли, словно их поглотила пропасть. Анжелина с сожалением поняла, что ее сын не увидел животных.
— Как жаль! Анри играл с ремешком моей сумочки.
— Он увидит моих овец и ягнят. У меня есть также кролики и куры.
— Слышишь, малыш? — спросила молодая мать, целуя Анри в лобик.
— Надо же, племянница, как ты возишься с ним! Можно подумать, что это ты его родила.
— Я люблю детей, дядюшка Жан. Надеюсь, когда-то у меня будет ребенок…
Октавия решила перевести разговор на другую тему. Она показала рукой на дома, едва видневшиеся за деревьями.
— Ансену там, наверху, мсье? — спросила она.
— О нет, мадам Октавия. Вы показываете на еще недостроенный хутор Рамэ. Шифер сверкает, как новое су. В Ансену мы приедем, примерно, через час.
— Через час?! И дорога будет идти все время в гору?
— Да, в двуколке путь кажется долгим. Я взял ее, чтобы избавить вас от ходьбы. На двух крепких ногах до Ансену добираешься быстрее, срезая путь через лес.
— Крепкие ноги у тебя, дядюшка, — рассмеялась Анжелина. — Давай, похвастайся еще чем-нибудь.
— Здесь, в горах, мы взбираемся, куда захотим. И не жалуемся до восьмидесяти лет и более. Ах, моя славная Анжелина! Я рад, что ты станешь повитухой, — ты не создана для городской жизни. Когда ты была девочкой, я водил тебя на Плато ведьм. Мне приходилось бежать за тобой — ты была проворная, словно козочка.
— Плато ведьм? — удивилась Октавия. — Какое странное название!
— Это всего лишь луг, расположенный недалеко от хребта, Октавия, — объяснила Анжелина. — Люди вообразили, что туда на шабаш слетаются ведьмы. Правда, дядюшка?
— Ничего они не вообразили. Спроси у мсье кюре. Он скажет тебе, что в семье Кампет, живущих около плато, все мужчины из поколения в поколение рождаются ведьмаками.
Жан Бонзон принялся посвистывать, ухмыляясь в усы. Октавия незаметно перекрестилась, с беспокойством глядя на окружавшие их горные вершины, на склонах которых росли буки, дубы, клены и каштаны. В какой-то момент пейзаж показался ей диким и суровым, даже угрожающим.
— Малышка, спой, — предложила она Анжелине. — Так будет веселее.
— Хорошо… Ты подпоешь мне, дядюшка?
Анжелина вполголоса запела. Жан Бонзон звонко вторил ей. Его грассирующий выговор придавал песне особое очарование.
Арьеж, Арьеж, мой край родной,
Моя любимая земля,
Моя обожаемая мать!
Вблизи, вдали, всегда
Имя твое радует меня,
Арьеж, мой край родной…
Неистовой любовью люблю я твои величественные горы,
Облачающиеся зимой в белые одежды;
А летом среди высокой травы
Резвятся ягнята, припрыгивая.
Арьеж, Арьеж, мой край родной,
Имя твое радует меня,
Арьеж, мой край родной[52].
Маленький Анри завороженно слушал. Когда они замолчали, ребенок захлопал в ладоши. Октавия последовала его примеру, очарованная красотой песни. Она больше не думала о ведьмах, привыкнув к этой бесконечной дороге среди оврагов и горных потоков. Через час, после приятных разговоров и песен, они наконец приехали в Ансену.
Бьер, таверна «Липа», в тот же день
Жерсанда де Беснак лежала на кровати, решив, что будет читать до обеда. Одетая в голубое муслиновое платье, в изящных туфлях из тонкой кожи, она вдруг резко отложила начатую книгу Эмиля Золя «Страница любви».
— Право, он талантливый писатель! — прошептала она. — Но сегодня все идет кувырком. Я не в состоянии сосредоточиться.
В глубине души Жерсанда жалела, что не поехала к дяде Анжелины. Проснувшись утром, она решила отказаться от приглашения. Женщина не кривила душой, у нее действительно немного болела голова, да и жара была изнуряющей.
«Ничего, — подумала Жерсанда. — Поеду в другой раз, осенью. Этот Жан Бонзон мне не понравился. Его манеры, высокомерие…»
Взаимная антипатия возникла мгновенно. Как только Жерсанда увидела высокого весельчака лет пятидесяти с проницательным, испытующим взглядом из-под черного берета на курчавых рыжих волосах, она решила, что не сможет провести целый день в его обществе, а уж тем более переночевать в доме, расположенном в горах. Отсутствие элементарных удобств в таверне и так раздражало старую даму, и она предпочла не знакомиться с образом жизни четы Бонзон.
«Надеюсь, Анжелина не обиделась на меня. Что касается Октавии, похоже, она рада, что я осталась здесь».
Жерсанда понимала, что теперь эти отговорки бесполезны, и сердилась на себя. Она встала, подошла к окну и задернула занавески, чтобы приглушить ослепительный солнечный свет. Но, сочтя это недостаточным, она закрыла ставни. В этот самый момент послышался цокот копыт и на площадь въехали три всадника в форме.
— Надо же, жандармы! Что случилось?
Жерсанда видела, как военные спешились. Тот, у которого на мундире было больше нашивок, вошел в таверну, и Жерсанда, чья комната находилась на втором этаже, услышала крики и восклицания. Сгорая от любопытства, она взяла веер и вышла в коридор. Когда старая дама стала спускаться по лестнице, до нее донеслись рыдания хозяйки таверны.
— Боже мой! Бедная женщина! — тихо вздохнула Жерсанда. — Вероятно, ей сообщили плохую новость.
Застыв на лестничной площадке, она не решалась продолжить путь. Слова бригадира, наделенного от природы зычным густым басом, ее буквально парализовали.
— Да, отец нашел дочь на берегу реки, на дороге, по которой ездят дилижансы, — говорил он. — Ноги были в воде, а тело лежало на гальке.
— Только этого нам не хватало! — всхлипнула хозяйка. — Парню, который это сделал, надо отрубить голову без всякого суда. Однако, бригадир, хочу вас заверить, что я всегда предлагала Марте ночевать в таверне, когда она поздно заканчивала работу. Но нет, ей надо было непременно возвращаться в Масса!
Жерсанда не могла больше сдерживать любопытства и спустилась на первый этаж. Она отказывалась принять то, о чем только что узнала. Увидев ее, хозяйка простерла руки к небу. Два посетителя, облокотившись на цинковую стойку, равномерно, словно метроном, качали головами. Вид у них был озадаченный.
— Такое в долине случается впервые, — сказал на местном диалекте один из посетителей.
— Нет, лет шестьдесят назад одна девушка подверглась, похоже, такому же насилию на хуторе Льер, — ответил другой по-французски.
— Мадам, речь идет о вашей служанке? — спросила Жерсанда. — Бедная малышка умерла?
— Да, Господи Иисусе! — простонала хозяйка.
Обеспокоенные приездом жандармов, жители деревни сбегались к таверне. Вопросы сыпались со всех сторон: все хотели знать, что случилось.
— Спокойно, господа! — приказал бригадир. — Ночью было совершено преступление. Речь идет о Марте Пикар, которую все вы хорошо знаете. Ее изнасиловали, изувечили и убили. Расследование будет долгим и трудным, поскольку в Масса и Бьере все праздновали День святого Иоанна. Впрочем, в других деревнях тоже.
Потрясенная Жерсанда закрыла глаза. Она хорошо понимала, что хотел сказать жандарм: по всей долине пылали костры, мужчины были пьяны и в толпу местных жителей мог затесаться случайный приезжий. Вероятно, преступник был уже далеко. Все громко переговаривались. В таверне стоял шум, подобный гудению роя разъяренных пчел.
«Но почему? Почему? — спрашивала себя Жерсанда. — Люсьена в Тулузе… теперь эта прелестная служанка».
В общем зале страсти накалялись. Люди входили в раж и требовали объявить охоту на человека. Пробил час подозрений и клеветы. То здесь, то там выкрикивали имена соседей, которых считали виновными и заслуживающими наказания. Это была возможность разрешить старый спор из-за земельного надела или гектара леса, породивший вражду. Жерсанда, устав от суматохи, решила подняться в свою комнату.
«В одном я уверена: тот акробат, о котором рассказывала Анжелина, не может быть виновным, поскольку он убежал в Бордо, — думала старая дама, поднимаясь по лестнице. — Увы! Убийства молодых девушек не так уж редки. С тех пор как на земле появились люди, некоторые мужские особи испытывают потребность удовлетворить свои похотливые желания силой, а потом убить свою жертву».