— Скажите, а когда мой отец клялся вам в верности, он подарил вам кольцо? — спросил Луиджи, которому очень хотелось озадачить мать.
— Разумеется, и оно лежит в этой шкатулке, — ответила Жерсанда. — Попробуй узнать его среди всех прочих. Вильям подарил его мне в Лионе, когда я сообщила ему, что беременна. Вначале он пришел в ужас, так как понимал, насколько тяжело болен. Но через несколько дней он повеселел, и мы подолгу разговаривали о нашем будущем ребенке. Знаешь, как он меня называл? Своей ощипанной маркизой.
Взволнованный Луиджи смотрел, как его мать открывает шкатулку, в которую были аккуратно уложены драгоценности. Белыми руками, испещренными морщинами и голубоватыми прожилками, Жерсанда вынимала столь дорогие ее сердцу сокровища, рассказывая сыну об их происхождении и своих предпочтениях.
— Я очень люблю этот изумруд, оправленный в серебро и обрамленный бриллиантами. Смотри, вот золотой браслет, который я носила, когда была девочкой. А вот мое жемчужное ожерелье. Его я хочу подарить Энджи.
Вскоре на вышитой скатерти лежали восемь колец. Акробат стал искать самое скромное, поскольку предполагал, что его отец, бродячий комедиант, не имел средств, чтобы купить дорогое украшение. Но напрасно.
— Все эти кольца очень красивые, мадам, но я не прорицатель. Я отказываюсь угадывать.
— Ну, попытай удачу! — подзадорила Жерсанда.
Луиджи вздохнул. Он выбрал кольцо из чеканного серебра с рубином и, нахмурившись, взял его двумя пальцами. Старая дама покачала головой, на ее глазах мгновенно выступили слезы.
— Это оно, — сдавленным от волнения голосом прошептала она.
— Нет, это невозможно! Вы врете, чтобы растрогать меня, чтобы произвести на меня впечатление! — возмутился Луиджи. — Я мог бы указать на любое кольцо, и вы сказали бы то же самое!
— Я не посмела бы, Луиджи. Посмотри, это кольцо не подходит мне. Знаешь, почему я не могла его носить? Оно принадлежало матери Вильяма, твоей бабушке Лучии. Я знаю ее только по имени. Я не успела познакомиться с ней в ту пору. Конечно, твой отец никогда не смог бы купить рубин, даже самый маленький. Он мало рассказывал мне о своей семье, жившей в итальянском Пьемонте. Но об этом мы поговорим позже. Возьми это кольцо и умело воспользуйся им. Но не жди долгие месяцы или годы. Для всех нас время сочтено, сын мой. Никто не знает ни дня, ни часа своей смерти. Надо наслаждаться жизнью, любить, не сдерживая чувств, без всякого расчета. Я никогда не жалела, что убежала из дома и последовала за Вильямом. Никогда!
Потрясенный Луиджи пристально смотрел на мать. Он представлял ее цветущей красавицей, величественной белокурой аристократкой с бледно-розовой кожей, выросшей в обеспеченной семье суровых гугенотов и все же способной отказаться от всего ради любимого мужчины, бродячего комедианта. Он осознал, что был человеком того же социального статуса, человеком, к которому с презрением относятся порядочные люди, и сходство их судеб поразило его. Последние бастионы пали. Луиджи расслабился, и его ярко-красные губы расплылись в лучезарной улыбке, а в темных глазах весело засверкали лукавые искорки.
— Думаю, мама, вы сейчас преподнесли мне поучительный урок, — заявил Луиджи. — Я упрямо боролся с любовью к Анжелине. Я, конечно, боялся стать пленником этой любви, потерять свободу, не мог смириться с необходимостью отказаться от своих причуд, эксцентричности, которые помогали мне твердо стоять на ногах, придавали мне сил в суровые холода и дождливые ночи, заставляли забыть об одиночестве. Но боролся я напрасно. Это возвышенное и таинственное создание вот уже в течение трех лет бередит мне душу, а ведь я несколько раз советовал Анжелине выйти замуж за другого.
— Но это глупо! — возмутилась Жерсанда.
— Согласен. Буду откровенен. Прежде чем признаться Анжелине в любви, я сообщил ей, что уеду после Рождества и что у меня нет никакого желания становиться мужем повитухи.
Старая дама громко вскрикнула и, тыча в сына указательным пальцем, обвинительным тоном произнесла:
— И ты еще удивляешься, что она не запрыгала от радости, ничего не сказала тебе в ответ? Луиджи, почему ты так жесток с ней?
— Я думал над этим. Полагаю, я сержусь на Анжелину за то, что она для меня очень важна, а мне вовсе не хочется мириться с этим. И мне никак не удается простить ее за те муки и страдания, которые она мне причинила. Разумеется, я сказал, что простил ее, но я покривил душой. Я говорю о зловещих событиях прошлого лета, о своем аресте, о тюрьме, о народной мести. К тому же недавно я узнал о ее любовном прошлом, а потом и об Анри, который для меня служит живым воплощением этого прошлого. Что вы хотите, я не святой! Я мужчина, способный быть ревнивым, мстительным и озлобленным. Я даже не уверен, что смогу сделать ее счастливой, войти в роль идеального мужа.
— Ты должен попытаться. Прислушайся к своему сердцу! Слушай только его! Иди к ней, Луиджи. А в Комбелонг мы поедем в следующее воскресенье. У нас есть время.
Положив кольцо в футляр, акробат решительно встал и надел свой кожаный жилет.
— До скорого… мама!
Обойдя стол, Луиджи нагнулся и поцеловал Жерсанду в обе щеки.
Луиджи проходил под сводчатой аркадой колокольни, когда увидел бежавшую навстречу Анжелину. Молодая женщина была в серой блузке, на голове у нее был повязан платок. Но сильнее всего Луиджи поразило ее бледное, почти белое лицо.
— Слава Богу! Я бежала за тобой! — воскликнула Анжелина, бросаясь к Луиджи. — Пойдем со мной, умоляю тебя! Розетта снова исчезла.
— Как? — удивился Луиджи, отметив, что обезумевшая от страха молодая женщина обратилась к нему на «ты».
— На этот раз все гораздо серьезнее, — задыхаясь, сказала Анжелина. — К несчастью, я заснула, хотя и собиралась не спускать с Розетты глаз. Луиджи, мне страшно. Я обыскала весь дом, заглянула в конюшню, в чулан…
С этими словами Анжелина схватила Луиджи за руку. В ее широко открытых глазах плескалась тревога.
— Пойдем, я уверена, что Розетта где-то рядом. Я проверила. Вся ее одежда осталась в комнате, обувь тоже. Она убежала в одной ночной рубашке.
Луиджи бегом последовал за Анжелиной, решив не настаивать на объяснениях. «Никогда прежде я не видел Анжелину столь обеспокоенной. Даже после несчастного случая, происшедшего с Гильемом! — говорил он себе. — Что же произошло?»
Они вбежали во двор, оставив ворота приоткрытыми. Спаситель, лежавший посредине дворе, приветствовал их громким лаем.
— Собака здесь, — заметил Луиджи. — Но мне кажется, что она должна была бы уйти с Розеттой.
— Именно это и вызывает у меня беспокойство! Скорее всего Розетта где-то поблизости, но я не вижу, не нахожу ее! Боже, она умрет, если уже не умерла!
— Черт возьми, но почему? Скажи мне!
— Ты должен знать только одно: у Розетты есть веские причины убить или серьезно покалечить себя, — пробормотала Анжелина.
Несмотря на весь ужас ситуации, Анжелина не собиралась выдавать тайну Розетты. Если понадобится, она сделает это позже, когда с девушкой все будет в порядке. Однако Анжелина сомневалась, что они вообще найдут ее, мертвую или живую.
— Ты полагаешь, что она попыталась покончить с собой? — выкрикнул Луиджи, тоже охваченный паникой.
— Да. Или сделать что-нибудь другое, но, возможно… Да!
— Ладно! Если бы я захотел убить себя, как бы поступил? И при этом вид у меня не слишком пристойный…
И вдруг взгляд Луиджи упал на поросшую мхом стену, возвышавшуюся над обрывом. Он стремительно бросился туда, а Анжелина, дрожа от ужаса, застыла на месте. Она даже не подумала заглянуть за эту стену. Теперь же ее внимание было направлено на скалы, среди которых возвышались руины галло-римских укреплений. На склонах обрыва, там, где это было возможно, местные жители разбивали грядки. Однако таких мест было немного. В основном склон был таким крутым, что невольно кружилась голова.
— Я вижу ее! — крикнул Луиджи.
И он крепко выругался, не желая призывать на помощь небесные силы.
— Она… умерла? — пробормотала молодая женщина.
— Не знаю, — ответил Луиджи, сдерживая рыдания. — Я должен спуститься, вынести ее оттуда.
Анжелина бросилась к Луиджи в тот момент, когда он уже собирался переступить через камень на краю обрыва.
— Прошу тебя, будь осторожен.
— Да, конечно… Поставь в известность сестер в больнице, да и своего отца. Не сомневаюсь, что мне понадобится помощь.
Анжелина кивнула и посмотрела вниз. Ее сердце сжалось от невыносимого горя. Похолодев, Анжелина увидела Розетту, лежащую на земле. Были видны ее голые ноги, поскольку во время падения ночная рубашка задралась. Она также заметила выше того места, где лежала девушка, высокий куст, одна из ветвей которого была сломана.
«Господи, Пресвятая Дева, Матерь Божья, умоляю вас всей душой, сделайте так, чтобы Розетта была жива! Умоляю вас, верните ее нам!» — мысленно взывала к высшим силам Анжелина.
С удивительной ловкостью Луиджи, используя любой уступ, спустился по скалистой террасе с полуразрушенными стенами укреплений. Анжелина отпрянула назад, испугавшись, что он тоже вот-вот сорвется в пропасть. Ослепленная горючими слезами, она быстро пересекла двор и выбежала на улицу. «Это моя вина!» — твердила Анжелина, направляясь к площади с фонтаном.
Глава 14Смерть души
Анжелина резко остановилась метрах в десяти от ворот своего дома. Она, отчаявшаяся, упрекала себя за трусость, хотя просто хотела выполнить распоряжения Луиджи. «Я могла бы дождаться, когда он вытащит Розетту, — говорила она себе. — Если она мертва, зачем беспокоить монахинь и отца? Необходимо сделать так, чтобы все поверили в несчастный случай, иначе я не смогу похоронить ее в освященной земле. И по ней не отслужат мессу. Если же она выжила, я, возможно, тайком буду лечить ее и ухаживать за ней».
Анжелина думала в первую очередь о ранимой душе Розетты, зная, до какой степени девушка боится всеобщего осуждения. И она зашагала назад, беспокоясь также и за Луиджи, который, хотя и был превосходным акробатом, все же мог разбиться. Когда Анжелина вошла во двор, звонарь собора бил во все колокола, но она даже не слышала их перезвона. С тяжелым сердцем, с пересохшими губами, Анжелина вновь склонилась над пропастью. Примерно в двадцати метрах ниже того места, где она стояла, Луиджи сжимал Розетту в объятиях. Девушка слабо шевелила рукой, положив голову ему на плечо.