Магдалина отступила. Столько мощи и темных чувств было в голосе падшего вестника.
– Однажды твою судьбу изменили. Тебе было суждено стать ведьмой северных племен: повелевать злыми ветрами и волчьими стаями, хранить то, что было спрятано в пустынных землях вдали от цивилизации, в складке пространства-времени. Но спутал карты непредсказуемый человеческий фактор… На севере Кольского полуострова группа людей оказалась отрезанной непогодой от внешнего мира. Твоя мать умерла, не оправившись после родов, сердобольный Павел Эльвен взял заботу о новорожденной на себя, убоявшись, что в ту долгую и суровую зиму никто из северян не пожелает кормить еще один рот. Трудно было ожидать столь импульсивного поступка от рационального профессора…
– Отец тоже видел ангелов, – сказала Магдалина. – Он знал, что делал.
– Я – твой отец, Магдалина! – Лукавый встал, шагнул к Магдалине, заставив ее с ужасом отшатнуться. – Настало время вернуть течение твоей жизни в положенное русло.
– Нет! – Магдалина подняла руки; руны на ладонях пылали силой, точно нити накала. – Не вам менять мою судьбу!
– Ударь меня магией, если ты того желаешь! Выпусти свой гнев! Тем самым ты только приблизишь конец мира!
Магдалина тяжело дышала, она ощущала себя загнанным в угол зверем.
– В тебе слишком мало собственной «особой энергии», – Лукавый прошел перед ней, склонив голову вбок, словно хищник, прикидывающий, как наброситься на жертву. – Ты пользуешься заемной магией, черпая ее из чужой Вселенной, тем самым способствуя расширению бреши между мирами. Ты это делаешь неосознанно, у тебя все получается само собой. Но последствия красноречивы: нападение некроморфов на Москву – твоих рук дело! И кто, как не ты, виновен в том, что обитатели мира мертвых учинили беспорядки в Тверской губернии… но тебе это даже неизвестно! Ты ничего не знаешь о себе! Ты не умеешь пользоваться собственными исключительными силами! Ты – мартышка, оказавшаяся на посту огневого контроля дредноута.
Гроза подобралась к южной окраине Мемфиса. За вспышкой последовал тяжелый, насыщенный сухим треском электричества раскат. Набережную накрыла густая тень; в темноте стало видно, что зрачки Лукавого светятся, словно угольки.
– Можно по-разному оценивать мое отношение к человеческому роду, – продолжил Светоносный, заходя на Магдалину с другой стороны. Хищник все еще примерялся для броска и выискивал слабое место. – Я не питаю к людям любви – верно. Я обманываю и использую в своих целях – тоже верно. И именно потому, что люди мне нужны как материал, как средство удовлетворения собственных амбиций, своей похоти, своей кровожадности, я заинтересован, чтобы цивилизация продолжала существовать в том виде, в котором она существует сейчас. До тех пор, пока мир способен носить вас на своем теле! Подчиняясь логике развития и законам вашего же человеческого общества! Как можно дольше! В мире вестников я изгнанник, я проклят и наречен Врагом всего сущего. А в вашем мире я – живой бог. Думаю, легко понять, почему я стремлюсь сохранить статус-кво: моя выгода очевидна.
Лукавый резко остановился, нацелил на Магдалину указательный палец.
– Ветер поменялся, ты чувствуешь?
Действительно, в воздухе теперь сильнее пахло речной водой, чем вулканической гарью. По набережной прошелся невысокий смерч, засасывая в воронку пыль и мелкий мусор. В городе тявкали и выли бродячие псы. Шакалы исправно подвывали из пустыни, словно команда профессиональных плакальщиц на похоронах.
– Симфония разрушения, прерванная когда-то в прошлом, может быть доиграна, – Лукавый многозначительно понизил голос. – Сюда торопится он… Ее новый дирижер.
Магдалина отвернулась.
– Остановим его вместе! – прошипел Лукавый Магдалине в спину.
Многих из тех, кто был ей дорог, нет на этом свете. Ушел отец, не стало дяди Матвея и тети Эмили. Мукеш… верный друг, тебя предали и убили. Вероны – их она почти не знала, но эта пара оставила яркий след в воспоминаниях – погибли в крушении…
Но остались младшие братцы – маленький ангел Адам и несносный демон Каин. Остался Роланд, – он где-то на севере, ему сейчас не до нее. Остались эти люди – жители Мемфиса, которых бросили на погибель. Она несла ответственность и перед ними тоже. Кто же их защитит, если не она? У кого еще найдутся силы…
– Остановим!.. – не унимался Лукавый.
Мемфис – покинули дом с пустыми окнами? Стовратные Фивы – в огне и дыму?
Но остается Москва и Петербург. И еще много-много прекрасных городов. И маленьких городков, и живописных деревень…
– Остановим!.. – слышался свистящий шепот у самого уха.
Лукавый останется на троне?
Сколько убийц, палачей и развратников владеют исключительной властью в границах какой-либо страны, ведь корона им досталась не за мудрость, не за смелость, не за высокие моральные качества, а по праву наследства.
Одним тираном и деспотом меньше – одним больше…
– Остановим! – жарко дышал Лукавый в затылок.
В конце концов, она убедилась, что мир – не музыкальная шкатулка и не коробка с леденцами. Людей неизменно обуревают страсти. И в своих страстях они гораздо ближе к Лукавому, чем к кому-либо еще. Почти такие же… Наверное, не напрасно этот мир был приговорен.
– Он приближается! – Лукавый отступил, чинно заложив руки за спину. – Поторопись с ответом!
Магдалина снова повернулась к реке.
Небо на севере было серым: там свет и тьма все еще противостояли друг другу. Солнечные лучи смешивались с дымом, но проникали под покров туч.
На севере заблистала звезда. Она была одинока, она была ярка. Она возникла ниже туч.
К городу приближался какой-то дирижабль!
И солнечный свет отражался в зеркале его обшивки.
Глава десятаяАнгел
Сердце бьется быстро… быстрее… и еще быстрее.
Кровь рокочет в ушах, кровь поет яростную песню, и Магдалине кажется, что у нее в голове – многотысячная армия, рвущаяся в бой. И это ощущение переполняет ее силой. Она словно стала частью машины, в которой вместо поршней и маховиков – звезды и планеты, а вместо горящего в топке угля и струящегося по трубам пара – мировой эфир и «особая энергия».
– Кахи! – позвала она, войдя стремительным шагом в холл.
Полсотни пар глаз уставились на нее с удивлением и страхом. Люди, брошенные на произвол судьбы, не питали иллюзий относительно своего будущего. Все эти старики, калеки, смертельно больные… Но каждый страшился услышать, что вот, мол, последний час пробил.
Слуга сидел на нижней ступеньке лестницы и нашивал на шаровары заплатку. Услышав призыв Магдалины, он кинулся к ней, сжимая двумя пальцами иглу и нить.
– Нас предали. Скоро здесь будут наемники Мосдея, – сообщила Магдалина. – Не думаю, что наемники питают ненависть к этим людям, – она обвела холл рукой, – но и церемониться с ними тоже не станут. С бывшими слугами Матвея Эльвена – тем более.
Кахи кивнул. Он понимал, что наемники не погнушаются прибегнуть к пыткам, чтобы выведать, где находится Магдалина.
– Я покину это место, – Магдалина положила ладонь, сочащуюся синим светом Кахи на плечо. – Но я постараюсь сделать так, чтобы наемники сюда не дошли. Возможно, мы больше не увидимся.
– Я пойду с вами, госпожа! – Кахи суетливо перекусил нитку, вынул из кармана катушку, воткнул в нее иглу и затем уже взялся за револьвер.
– Нет! – глаза Магдалины сверкнули. – Ты останешься здесь. Если у меня ничего не выйдет, ты приложишь все силы, чтобы остановить людей Мосдея.
– С-слушаюсь… – пробормотал Кахи, серея лицом.
Магдалина отвернулась. Нашла взглядом деда Аруха: тот дремал на старой кушетке у окна, занавешенного для светомаскировки мешковиной. Она приблизилась к изголовью, ее босые, в порванных чулках ноги ступали по-кошачьи бесшумно. Но старик все равно почувствовал ее приближение.
– Ты – за мной? – спросил он.
– Пока не время, – качнула головой Магдалина.
– А-а, – протянул Арух с сожалением. – Что меня ждет?
– Жизнь не исчезает. Она лишь меняет форму бытия. И какая из Вселенных ждет тебя – мне знать не дано.
– Что же ждет тебя?
– Огонь и пепел.
– Мне так жаль, дитя. Если бы можно было что-то изменить…
– Ничего нельзя сделать. Любовь – это всегда самопожертвование. Таков мой выбор.
Дед Арух всхлипнул:
– Я знаю, дитя. Ты не поверишь, но я знаю.
Он протянул к Магдалине трясущуюся руку… однако через миг забылся тревожным стариковским сном.
Магдалина поднялась на крышу.
– Азазел! Иетарел!
Падшие ждали ее на том же месте. Судя по всему, они не сомневались, что Магдалина вернется. А может, почувствовали ее приближение. Падшие были собранны: в руках – помповые «ремингтоны», в поясных кобурах – по револьверу, в ножнах – по кинжалу.
Магдалина указала на медленно скользящую по небосводу звезду далекого дирижабля.
– Нам понадобится транспорт, чтобы добраться до воздушного порта. Сюда как раз направляется бронированный паромобиль. Предлагаю позаимствовать его у наемников Мосдея. Мертвецам все равно колеса без надобности.
Падшие одновременно шагнули к Магдалине. Азазел взял ее за правый локоть, а Иетарел – за левый. Вместе они подошли к краю крыши, вместе шагнули в пустоту.
Поток воздуха задрал ее юбки, обнажив ноги.
А в целом это оказалось почти так же, как в детстве прыгнуть с дивана на пол…
Азазел и Иетарел, не говоря ни слова, кинулись вперед. Магдалина устремилась за ними. Они обежали контору, свернули на Третью Рыбацкую улицу, припустили по присыпанной пылью брусчатке. Ветер беспокойно метался, как будто не мог определиться с направлением. И Магдалина ощущала тревогу воздушной стихии. Гроза переместилась к центру Мемфиса. Молнии ударили в увенчанные громоотводами высотные здания, обелиски и статуи. И Магдалина ощутила предвкушение стихии огня.
Тень, расправив нетопырьи крылья, пронеслась над Третьей Рыбацкой. Некроморф заложил крутой вираж, приземлился на крышу верфи и тут же затерялся среди кирпичных и жестяных труб. Магдалине показалось, что этот некроморф крупнее, чем прочие особи… несмотря на то, что у него по ключицу отсутствовала правая передняя лапа.