– Это похоже на окружной путь, – сказал он Магдалине. – Мы можем предполагать и планировать все, что душе угодно. Но день нынешний диктует свою волю. Как только мы преодолеем сегодняшний кризис, я снова пойду на ковер к твоему дяде… Сделал бы это сейчас, но готов поклясться, он перенесет беседу до лучших времен.
– Абу-Симбел, – нахмурившись, прочитала Магдалина на карте. – Это ведь в Нубийской пустыне… Почему туда? – Ее воображение рисовало море песчаных дюн, из которого торчали редкие клыки острых скал.
Роланд потер подбородок, его высокий лоб рассекли тонкие морщины.
– Служители храмов Рамзеса и Нефертари прислали запрос на эвакуацию. Они опасаются, что нубийские радикалы воспользуются сегодняшним хаосом в Новом Царстве и камня на камне не оставят от этого анклава… Все тяжелые дирижабли Фив зафрахтованы под нужды жителей столицы, резерв имеется только в воздушной группировке Мемфиса. Вот я и решил рискнуть… – договорил он задумчиво.
Магдалина положила ему на плечо руку.
– Что тебя гложет? – спросила она. – Ведь там – тоже люди, которые нуждаются в помощи.
– Ничего не гложет, – ответил Роланд, глядя на карту. – Заказ как заказ. Весьма выгодный, если сравнить с теми запросами, которые приходят из уцелевших городов центра…
– Ну, тогда попутного тебе ветра. Или как там у вас говорят…
– «Попутного ветра» – так тоже говорят. Нам попутный ветер – в самый раз, еще нужнее, чем морякам.
– Тогда – самого попутного ветра.
– Мой ангел…
«Тион» отшвартовался от причальной башни. Ожили винты мотогондол по правому борту, разворачивая летающего левиафана, засверкало солнце, отражаясь в многочисленных иллюминаторах. Пришли в движение хвостовые рули, трубы ударили в небо тугими струями горячего угольного дыма. Над воздушным портом Мемфиса прозвучал протяжный, чуть сиплый гудок.
Путешествие началось.
На юг, вдоль сверкающей ленты Нила, в раскаленные пески Нубии.
– Правый – стоп, – командует Роланд, не отводя глаз от иллюминатора. Магдалина стоит за его правым плечом, затаив дыхание.
– Правый – стоп, – репетует вахтенный помощник, после чего перебрасывает рукоять телеграфа, передавая команду в машинное отделение.
– Поворот завершен, – докладывает рулевой. – Курс – сто тридцать.
– Малый вперед, – отдает приказ Роланд. – Высота – полторы тысячи.
Снова со звоном скользят по пазам хромированные рукояти телеграфа. «Тион» набирает ход, вместе с тем – и высоту.
Запруженная людьми площадь теряется из виду, в иллюминатор видно лишь синее небо.
Как бы она хотела, чтоб этот полет продолжался вечно. Над небесным дном, над городами и поселками, над пустынями, оазисами и скалами. Рядом с любимым… слушать его голос… любоваться статной фигурой… смотреть, как золотятся его волосы в солнечных лучах…
«Тион» пришвартовался к запасной башне на южной окраине Мемфиса. Здесь не было тех толп, которые осаждали воздушный порт. Роланд и Магдалина покинули «Тион», их встретили смотрители башни. Роланд бросил одному из смотрителей монету, и через пять минут их уже вез экипаж к особняку Матвея Эльвена.
У ворот Роланд и Магдалина попрощались.
– Это ненадолго, – пообещал он, грустно улыбаясь. – Все беды растают, как дым. Скоро наши дороги снова сплетутся в клубок.
Магдалина зажмурилась, глаза жгло от выступившей на них горькой влаги.
– Я буду ждать тебя! – сказала она, не открывая глаз.
Скрипнули створки ворот. Застучали копыта: экипаж с Роландом удалялся.
Глава третьяНеперелетная
Птицы кружили над Нилом. И было их несметное множество. Какая-то странная, смешанная стая: воробьи, чайки, дикие гуси, аисты и цапли. Словно разноликая и говорящая на разных языках орда беженцев. Та же суета, та же неприкаянность, тот же гомон.
Наверное, с наступлением весны гуси, аисты и цапли должны были улететь на север. Наверное, они остановились на отдых, облюбовав мелководье.
Наверное.
Магдалина шла по пустынной набережной к ограждению. Когда-то тут было не протолкнуться из-за уличных торговцев. Торговлю «с земли» запретили, все ресурсы взяли под государственный контроль: чрезвычайное положение. Одинокий конный полицейский удалялся в одну сторону, а мальчишка – продавец газет – брел с пачкой «Царского обозревателя» в другую. В газетах печатали дурные новости. Газеты были черны, как небеса на юге.
Магдалина не сводила глаз с птичьего вихря. Его движение, неутихающий крик и мелькание перьев гипнотизировало, звало вверх, манило в незамаранную (пока не замаранную) вулканическим дымом синеву над древним Мемфисом.
Наверное, и ей полагалось улететь вслед за аистами.
Но события последних дней тяжким грузом упали на плечи. Сломали крылья, пригвоздили ледяными стержнями боли и тоски к земле. И хотелось взобраться на парапет, запрокинуть голову, а потом шагнуть в пустоту.
Если небо не примет ее, то это сделает река.
Река мелка у берега, и течение ее неспешно, величественно.
Но Магдалина совсем не умеет плавать.
Чужих людей Магдалина ощутила с порога.
Не аромат дорогого кофе и корицы встретил ее в гостиной, а настораживающая смесь из запахов незнакомых парфюмов, пота, кожи, пыли и чесночного перегара. Как будто толпа из воздушного порта переместилась под крышу особняка Матвея Эльвена!
Матушка Птанифер, согнувшись в три погибели, подметала в гостиной пол. Дед Арух, щуря подслеповатые глаза, целился ключом из потемневшей бронзы в отверстие на корпусе настенных часов; у него сильно тряслись руки. Увидев племянницу хозяина дома, старик проворно встал во фрунт. Магдалина жестом позволила ему вернуться к безуспешным попыткам завести часы.
Со второго этажа доносились приглушенные голоса. В канделябрах горели все свечи, как будто из дома настойчиво гнали ночь, а она цеплялась когтями теней за углы, за раскачивающиеся на сквозняке портьеры и пряталась под мебель.
– Кто у нас здесь? – спросила Магдалина слуг.
– У нас нет разве только Лукавого, – ответила, с очевидным усилием выпрямляя спину, матушка Птанифер. – Господин Эльвен принимает важных господ в своем кабинете. Да, дорогая! – пожилая служанка понизила голос: – Ты ведь не знаешь. Хозяина сегодня едва не отправили на Небо проклятые безбожники! Но ангелы были милостивы!
Магдалина присела на край дивана.
– С дядей все в порядке? – спросила торопливо.
– Милостивы ангелы, говорю тебе, дитя, – матушка Птанифер округлила глаза. – Но господину нашему пришлось нелегко, поэтому он продолжил работать дома. Трудится он, трудится, себя не жалеет.
– Я сейчас же поднимусь к дяде и все выясню сама! – Магдалина вскочила с дивана и кинулась к лестнице.
– Дитя, ну по мусору! Ну как же так! Только подмела! – запричитала ей вслед матушка Птанифер.
В коридоре на втором этаже на расставленных вдоль стен стульях сидели люди.
– Мадемуазель! Мадемуазель! – поднимались посетители Эльвена со своих мест, едва завидев ее.
И снова – мундиры чиновников и военных. Костюмы коммерсантов. Халаты восточных купцов.
Хороша очередь – от дверей спальни Магдалины до входа в дядин кабинет!
Блеск перстней на толстых пальцах, золотая шнуровка эполетов, мерцание орденов на мундирах. От купцов пахнет не только парфюмами, но и нездешними специями, – у Магдалины острое, кошачье обоняние.
Они точно сошли с портретов в фамильных галереях. Все немолоды, от обеспокоенности и вечных забот глаза их потускнели и выцвели. Седые бороды и усы, алые пятна экземы вокруг мясистых носов, склеротичные сеточки вен, блеск стекол пенсне и очков…
Взгляд Магдалины невольно задержался на молодом чиновнике в скромном мундире. Смуглая кожа уроженца юга, синие глаза северянина. Гладко выбритая голова в традициях жрецов Старого Царства, в руках – фуражка с гербом Мемфиса на кокарде. Муниципальный служащий.
Заметив взгляд Магдалины, молодой человек слегка поклонился и протянул ей руку.
– Советник Мукеш, – представился он.
Магдалина нерешительно подала руку, и Мукеш легонько пожал ей пальцы, чем вовсе сбил ее с толку. Когда речь шла о некоем советнике из муниципалитета, предрекающем срабатывание портальных пирамид, воображение рисовало ей выжившего из ума старикашку с повадками бешеной обезьяны, на самом же деле Мукеш оказался совсем другим. И еще это рукопожатие, идущее вразрез традициям консервативного Мемфиса…
– Советник Мукеш… – точно припоминая, протянула она. – Портальные пирамиды, не так ли?
– Да, – советник загадочно улыбнулся.
Магдалина кивнула и заторопилась по коридору дальше. У дверей дядиного кабинета она обернулась и снова встретилась взглядом с Мукешем.
Этот человек хоть и не походил на безумца, каким его расписывал Матвей Эльвен, но странность в нем, несомненно, имелась. В чем эта странность заключается, Магдалина понять не могла. Впрочем, у нее были другие заботы.
Она постучала, затем, не дожидаясь приглашения, толкнула створку.
– Дядя, простите за вторже… – начала было она, но осеклась на полуслове.
Матвей Эльвен сидел, откинувшись на спинку кресла. Он явно держался на пределе сил. Мокрые от пота волосы собрались в неопрятные сосульки. Глаза председателя гильдии были полузакрыты, мешки под ними распухли и потемнели. Пиджак висел на левом плече, правую же руку оплетали широкие бинты. Из-под повязки торчали потемневшие от йода и плохо смытой крови пальцы.
Напротив Матвея ерзал толстым задом по сиденью стула для посетителей темнокожий купец. Он был одет в синий халат из персидской материи, из-под расшитых серебряными слониками пол торчали задранные вверх мыски туфель, на голове сидел утративший свежесть за время суетного дня белый тюрбан.
Место за соседним столом занимал Кахи. Слуга, высунув от напряжения язык, что-то записывал перьевой ручкой в гроссбухе Эльвена.
– А-а, – протянул председатель гильдии; глаза его широко распахнулись, в зрачках вспыхнули огоньки, словно лицо Эльвена осветило солнце. – Рад тебя видеть, дорогая. Видишь, какой афронт вышел… – Эльвен, морщась, приподнял перебинтованную руку.