Чугун прочный и толстый, сила удара равномерно распределяется по внутренней системе взаимосвязанных буферов и упоров, как и жар, и оглушительный грохот. Клепки выскакивают из стен, деревянные панели трескаются. Двигатель визжит. Огромный паровой котел всхлипывает и стонет.
Но выдерживает.
Разумеется, выдерживает. Для этого он и создавался.
Прямо как я.
Поезд еще не остановился, а Джо уже срывается с места. Он вылетает из кабины машиниста на пылающую траву, чувствуя, что эти первые секунды имеют значение: первый бой может определить исход всей войны. Тому, кто сейчас дрогнет, придется заново отвоевывать преимущество, теряя темп. Джо, осклабившись, припадает к земле. Какая-то тень бросается к нему, кивая и перетекая с места на место. В следующий миг ей в грудь врезается железная труба; тварь отлетает, и Джо издает свирепый победный клич. Это за Эди! И за Теда! Еще один за Билли и Джойс, за Тесс и всех, кому не повезло попасться вам под руку! И за меня! О да. За меня. Он бредет сквозь туман, оскалив зубы и раздавая удары направо и налево. Когда он чувствует, что рескианцев становится слишком много, он шагает обратно к разбитому поезду и облакам дыма, пахнущего горелой резиной. Железные руки и мечи следуют за ним.
А потом он исчезает, бесшумно ступая по траве большими ногами.
Вместо него из «Лавлейс» навстречу рескианцам выскакивает небольшая, но очень бравая армия Психопата Джо: сборище воров и бандитов, которым в кои-то веки выпал шанс совершить подвиг; боксеры на пенсии и телохранители, киллеры и профессиональные мордовороты, все как один взбудоражены и предвкушают бой, и не абы какой, а праведный. Искупительный. За их спинами стоят верхолазы и медвежатники, задача которых – обеспечить Джо беспрепятственный доступ ко всем помещениям, а в самом конце – Братство Бодрствующих: дюжина скорбных лиц и широких от ношения гробов плеч. Отставные вояки, которым Багаж достался дорогой ценой. Не просто армия – отряд разрушителей.
Двигатель воет и рокочет. Огонь в недрах поезда еще горит, пар все еще копится. Выйти ему некуда: отдушины перекрыты, искореженные клапаны заело. Один за другим выбивает предохранители, но умелая рука тут же бережно возвращает их на место.
В тумане Полли Крейдл слышит, как ее любимый хохочет в лицо врага. Вот мелькнула тень пальто и шляпы: он манит их, увлекая за собой. Она прислушивается к шагам его танца, к ритмам его юмора.
Только бы он успел. Только бы не забыл про план, увлекшись этим представлением.
Она поднимает руку, показывает куда-то. В сумке на плече посапывает пес Бастион.
Отряд разрушителей незаметно ускользает от боя.
Джо Спорк смеется в дыму, смеется сквозь натянутую на рот и нос бандану. Белую пелену пронзает длинное металлическое копье. Джо уворачивается, затем хватается за древко, дергает и тут же исчезает. Теперь все рескианцы здесь, идут за ним по пятам. Он переводит дух. Да. Да. Вот так, и так, и так. Взы-взык, сказал бы кое-кто.
Потихоньку, помаленьку он подводит врагов к поезду и воющему локомотиву. На миг ему приходит в голову, что он на это не способен. Все-таки среди рескианцев есть люди. Настоящие, пусть начисто лишенные воли, потерявшие разум. Они погибнут. А потом он думает о Полли, ее брате и обо всем непредставимо огромном мире, который исчезнет, если он не доведет дело до конца. И еще он думает: вы меня пытали.
Так что идите на хер.
Джо хохочет опять и слышит у себя за спиной преследователей. Нарочито громко взбирается по металлическим ступеням к двигателю, затем встает на колени, бесшумно ползет по полу и спускается с другой стороны, где его уже ждут Полли Крейдл и остальные. Считает шаги: раздватричетырепятьшесть… двадцать… тридцать…
Слышит лязг металла о металл: люди и машины подошли вплотную к локомотиву. Ищут его. «Лавлейс» вновь испускает стон. Слишком горячо. Слишком тесно.
Джо Спорк, изогнувшись, проезжает на ногах несколько футов по траве, соскальзывает в неглубокую канаву и, наведя отцовский автомат на переполненный паровой котел, спускает курок.
Тра-та-та. И: ба-бах!
Ночь становится бело-оранжевой; мир соткан из шума.
Если грохот при столкновении поезда со стеной показался ему оглушительным, то теперь он постигает истинное значение этого слова. Со свистом пролетают осколки, бешено вертясь в воздухе. Обломок колеса вонзается в статую. Джо лежит на спине и смеется, но не слышит своего смеха. Зато рескианцев больше нет. Он поднимается и бросает взгляд на место взрыва.
Вокруг дымящегося черного кратера лежат тела. Неподвижные и безмолвные.
Поборов чувство вины, Джо ощущает внутри тугую вспышку гордости, удовлетворение, которое можно испытать только на поле битвы.
Он закидывает автомат за плечо, собирает людей и отдает приказы. Отряд разрушителей снимает с машин черные покрывала, и все вместе проходят внутрь, в дом.
Давным-давно это был прекрасный старинный дворец с мраморными полами и колоннами, а вон те большие окна были окнами Имперского зала, Бирбрукской анфилады и покоев леди Гамильтон. Увы, те времена ушли в прошлое. Теперь в оболочке дворца поселилось нечто чужеродное, вроде жутких океанских паразитов, что растут в плоти крабов и в конце концов пожирают их изнутри.
Все, что было ниже стеклянного купола башни Шэрроу-хауса, сожрано. Вместо залов и покоев – один большой зал, как в соборе. Тут и там остались кирпичные столбы, с которых даже не потрудились снять обрывки обоев. Расписанные вручную стены бывшего бального зала увиты, как плющом, черными кабелями, статуи сбиты, обломки задвинуты в угол. Хотя во рту у Джо до сих пор стоит привкус огненной гибели «Лавлейс», вонь горелой изоленты мгновенно встает поперек горла. Посреди пола зияет черная дыра: вход в подземелье.
Ну, конечно. Все должно быть, как встарь. Опиумный Хан до сих пор живет сражениями полувековой давности, даже обставил все точно так же. Хочет насладиться своей победой над Эди Банистер и ее возлюбленной, над Абелем Джасмином, Тедом Шольтом, над всеми. Неважно, что они умерли. Главное, что он победил.
Из бездны доносится звук, похожий на дыхание, и в ту же секунду Джо улавливает где-то вдали низкий, нездешний гул сотен тысяч крыльев.
Пчелы.
Стены шахты опутаны трубами и электрическими проводами. Сим Сим Цянь попытался воссоздать технологии Фрэнки, но его версия получилась куда более громоздкой, ей не хватает хозяйственности, экономности, гуманистического подхода. Вместо ульев и красивых метафор – безобразная индустриальная громадина, подходящая для запуска ракет и истребления народов. Бездушный инструмент.
Пройдя во внутренние покои Шэрроу-хауса, отряд оказывается на краю разверстой пасти, прорубленной в старом каменном полу и открывающей доступ к подвалам и погребам замка. До дна далеко. Глубина шахты наверняка не меньше, чем высота шпиля. Головокружительные две сотни футов. Вниз ведет импровизированная, поддерживаемая лесами и тросами лестница, похожая на механизированный мост. Кабели обвивают ее и висят рядом зловещими гроздьями: сплетения толстых лиан, норовящих задушить всякого, кто пройдет мимо.
Джо Спорк заглядывает в шахту. На лианах тут и там болтаются пугала. О… нет. Не пугала. Ну конечно, разве Сим Сим Цянь мог украсить бездну веселыми, набитыми соломой огородными страшилами? Это тела. Трупы. Обслуживающий персонал, техники, лаборанты тряпками висят на кабелях. Убиты недавно, меньше суток назад. Быть может, это его очередное послание Богу: прежде чем постучать в дверь, следует передать хозяину дома визитку. Или эти люди пытались ему помешать. А может, он убил их просто так, без всякой причины. Если верить Эди Банистер, причины Опиумному Хану не нужны. Он делает то, что взбредет в голову, и очень часто ему в голову взбредает ужасное.
Джо чувствует, как его лицо искажает гримаса ярости, и тут же прячет ее, приберегает на потом: незачем растрачивать ее попусту здесь, наверху.
Пес Бастион, вырвавшись из рук Полли Крейдл, убегает прочь: незрячие глаза ищут врага. В черной глубине то и дело вспыхивает электрический свет, словно гроза бушует над ночным морем.
Джо берет автомат в руки и первым шагает в темноту. Лестница уходит вниз, и на каждом витке спирали висит, собирая насекомых, новое тело. Конструкция дрожит под идущими: слишком много ног и слишком велик их общий вес. Джо хочет схватиться за поручень, но Полли Крейдл тут же отдергивает ее и яростно шипит:
– Идиот! Включи голову! Разуй глаза!
Она показывает пальцем на поручень. Тот поблескивает в темноте. Джо присматривается. Весь поручень усыпан битым стеклом, и в воздухе стоит запах марципана.
– Что это?
– Цианид, полагаю. А что же еще?
Один из мордоворотов уже порезался. Вскоре он начинает задыхаться и падает без чувств. Когда ему на выручку бросается его приятель, пол под ними проваливается, и они падают на натянутую внизу сеть под высоким напряжением.
Джо Спорк тихо матерится. Говорить «будьте осторожны» никому не надо: в этой команде тупиц нет. Парни они суровые – а теперь еще и очень злые, – но не тупые.
Помещение внизу представляет собой помесь жилого дома и закоулков Тошерского удела, погребов, склепов и прочих темниц. Это огромная, полная шорохов и звуков галерея. Чувство такое, что очутился под куполом собора святого Павла: звуки отдаются от стен, от верхних этажей, от стеклянной башни наверху и от самого неба. Гул надвигающихся пчел здесь кажется непрерывным рокотом, шипением радиопомех в промежутках между станциями.
Опиумный Хан восседает на огромном кованом троне в окружении машин. Посередине расположен улей из Уиститиэля: грубо вскрытый, истыканный проводами, оскверненный. Провода в черных гофрированных кожухах идут от него к огромным батареям компьютеров, а оттуда – к другому знакомому сооружению. Похожее стояло в зале промывки мозгов «Счастливого Дола», только здешнее в сто раз больше: архив Записанного Человека.