прозреть. Постичь истину.
Он кивает, увидев, как вспыхнули глаза Джо.
– Начнут происходить чудеса. А потом… Непременно всплывут чудовищные преступления прошлого, невыполненные обещания… У человека с научным складом ума могут возникнуть опасения, что подобная проницательность в конце концов приведет к полному и необратимому уничтожению жизни на Земле или навечно сделает нашу Вселенную непригодной для существ, наделенных сознанием. Ученые носятся с принципом предосторожности, как с писаной торбой, не правда ли? – Он снисходительно улыбается: интеллектуалы, что с них возьмешь.
– Простите, – говорит Джо Спорк, до которого не сразу доходит смысл последнего дополнения. – Как вы сказали?
Мистер Титвистл пожимает плечами.
– Эрвин, ты ведь выручишь меня, если я начну заговариваться?
– Конечно.
– Я порой путаюсь в цифрах.
– Обойдемся без них.
– А разве это не отразится на научной достоверности нашего рассказа?
– Что поделать, Родни!.. – говорит Эрвин Каммербанд, затем продолжительно давит толстой ладонью на клаксон; припозднившийся гуляка бьет кулаками по капоту, показывает ему непристойный жест и, пошатываясь, уходит.
– Видите ли, – продолжает Родни Титвистл, – если вся эта гейзенберговская муть – правда, то мы, сознательные существа, играем определенную роль в непрекращающемся процессе сотворения Вселенной. Наблюдение крошечного неопределенного события изменяет само событие. У человека ответственного напрашивается вопрос: если мы научимся непосредственно и безошибочно наблюдать Вселенную, не запустит ли это своего рода каскад необратимых процессов? Что если само наше существование зависит от этих крошечных неопределенностей, из которых соткано полотно нашего мира? И что если одно знание повлечет за собой другое – и третье, и пятое, и так до тех пор, пока открытых вопросов не останется, и каждый выбор, который человеку предстоит сделать, будет определен другим выбором, пока все мы не станем – если позволите прибегнуть к метафоре – маленькими заводными человечками. Пианолами, мистер Спорк, а не пианистами. Не приведет ли это к полному исчезновению разума? Как вы считаете?
– Признаться, я потерял нить.
– Вопрос действительно непростой. Эрвин?
Эрвин Каммербанд бросает взгляд в зеркало заднего вида.
– Давайте предположим, что сейчас мы – наши разумы – подобны воде, Джо, – мягко произносит он. – Так вот эта машина предположительно – чисто гипотетически, – может оказаться своеобразным морозильником. Вероятно, она заморозит все – вообще все, везде, навсегда. И тогда мы перестанем быть жидкими. Сами того не заметив, мы станем твердыми и будем действовать согласно заранее определенному сценарию, думая при этом, что решения принимаем мы сами. Видите ли, Джо, сейчас у нас есть выбор. В трудную минуту, под влиянием стресса человек может поступить так или эдак. Его решение не предопределено, но и не случайно. Оно – сознательно. А после заморозки… Мы никогда, ни на шаг не сможем отклониться от пути, проторенном для нас еще до нашего рождения. Поэтому неважно, что мы будем делать – все мы часть механизма, торящего все новые неотвратимые пути. Мы превратимся в химическую реакцию. Соль ведь не решает, растворяться ей в воде или нет. Мы перестанем быть особенными, сознательными и превратимся в прах, ржавчину… В заводных людей. Понимаете?
– О!.. – отвечает Джо.
– В самом деле, «о!», – мягко произносит Родни Титвистл. – Полностью с вами солидарен. Теперь вы спросите, как такое устройство вообще могло быть создано, и я отвечу вам: от отчаяния. И по недомыслию, без которого, боюсь, редко обходится создание оружия массового поражения. Достаточно будет сказать, что это старый проект. Сейчас важно другое.
Постигатель – устройство, позволяющее человеку видеть, как все обстоит на самом деле. В любой ситуации. Вы ведь понимаете, как это заманчиво: обмануть врага и сразу понять, поверил он вам или нет; при этом ему вас не обмануть. Колоссальное стратегическое преимущество.
Разумеется, создательница Постигателя преследовала другие интересы. Она была идеалисткой. Этим словом стали называть людей недалеких и наивных, но в те времена великие идеи еще были в почете. Наука сделает мир лучше, знание превратит нас в богов… А тут она со своей машиной правды. Ложь и обман навсегда останутся в прошлом. С появлением Постигателя настанет новый век процветания, экономической стабильности, научного прогресса, социального равенства… Это потом уже выяснилось, что плохие люди могут использовать его в куда менее благовидных целях. И, как я уже говорил, неужели нам так уж хочется знать всю правду? Обо всем? Чтобы все наши любови, мечты, страхи, желания оказались на виду? Наши слабости и мелочные обиды? Наши грехи?
История – это колодец, мистер Спорк, уходящий вглубь прошлого сквозь напластования безумия, насилия и убийств. Когда уровень воды в нем поднимается, мы спешим укрыться на возвышенности – и правильно делаем. А эта машина, этот Постигатель, который вы, не подумавши, активировали… он подобен стодневному дождю. Тысячедневному. Это потоп, а я не Ной. Я – Кнуд.
Родни Титвистл поворачивается к Джо. Лицо у него встревоженное, умоляющее. Кажется, он вот-вот ткнет в него пальцем, как правитель с плаката о призыве добровольцев в армию: «Стране нужен ты! Запишись добровольцем, чтобы спасти мир».
Джо Спорк в самом деле тронут. Разумеется. Но ответов у него нет, и он сознает, что очутился если не в брюхе зверя, то уж точно в его пасти, и теперь уверенно катится к глотке. Совершенно незачем помогать зверю себя проглотить.
Для пущей важности мистер Титвистл опускает голос и проникновенно вопрошает:
– Так позвольте я спрошу вас снова, от всего сердца: как мне его отключить? Как им управлять? Как вы его включили? И чего вы надеялись этим добиться?
Глядя ему в глаза, Джо понимает, что мистер Титвистл искренне верит во все, что сейчас наговорил. И в то же время внутренний голос Ночного Рынка холодно нашептывает ему на ушко, что из любой правды можно при желании сваять элегантнейшую, коварнейшую ложь.
– Быть может, – отвечает Джо под воображаемые возмущенные крики Мерсера, – чисто гипотетически, как вы говорите: нельзя ли просто выдернуть его из розетки?
Родни Титвистл кивает.
– Можно попробовать. Но как нам отозвать пчел? И как мы узнаем о своей полной победе? Не получится ли так, что я, наоборот, ненароком увеличу производительность машины, посею хаос и погублю свою страну и самого себя? Или активирую аварийную кнопку и вызову Армагеддон? Нет уж. Лучше мы воспользуемся вашей помощью. Здесь нужен знающий человек.
– Простите, – говорит Джо. – Я ничего не знаю.
– Нет, мистер Спорк, – говорит Родни Титвистл, – вам не за что извиняться. Поверьте, это я должен просить прощения. И я прошу, покорнейше.
Всю оставшуюся часть пути они молчат, пока Эрвин Каммербанд не сворачивает в узкий переулок и, въехав в современные стальные ворота, не оказывается во дворе неизвестной и ничем не примечательной коробки из песчаника с широкими вращающимися дверями.
– Вот мы и на месте! – возвещает Родни Титвистл тем же голосом, каким говорил о «прискорбной необходимости». – Уверен, у нас все получится.
Фраза вроде бы знакомая и дежурная, однако, слетая с его губ, она превращается в траурную речь. Молитву об усопшем. Когда они приближаются к невзрачной серой дверце и попадают в устеленные линолеумом кабинеты за ней, Джо не может избавиться от чувства, что в его жизни наступил поворотный момент. Он морально готовит себя к испытанию, какому его может подвергнуть Родни Титвистл, и гадает, что ему говорить и делать, и выйдет ли он отсюда целым и невредимым или все же лишится парочки пальцев и зубов. Из недр его груди рвется негромкий всхлип. Джо хочет взмолиться: «Пожалуйста, не надо!», но стесняется. Да и ясно же, что при всем нежелании мистера Титвистла причинять ему боль, он совершенно точно не смилостивится, а если и смилостивится, расторопный Эрвин Каммербанд мигом все уладит. Эрвин Каммербанд, бюрократ, знающий цену всему и вся – и все ценное прибирающий к рукам.
Джо косится влево и видит длинный серо-черный автобус «мерседес». Окна затонированы, рядом стоят три фигуры в черных покрывалах. Стоят и молча ждут. Опять вампиры? На сей раз от этой мысли не так легко избавиться, как утром. Три безликие головы синхронно поворачиваются, провожая Джо взглядом. Родни Титвистл на них даже не смотрит, из чего Джо делает тошнотворный вывод: именно этим людям его и отдадут.
– Кто это? – тихо спрашивает он.
– Призраки, быть может, – отвечает Родни Титвистл в нехарактерной для него чудаковатой манере (или он просто не на шутку взвинчен?); Джо вопросительно смотрит на него, и тот отмахивается. – Формально они – подрядчики. Применяемые ими техники ведения допроса – коммерческая тайна. Они нас заверяют, что все, чему вас подвергнут в комнате для допросов, полностью отвечает требованиям закона. Мы в их дела не вмешиваемся, это не в нашей компетенции. Мало того, это нарушало бы права, гарантированные вам Законом о защите данных. Понимаете? Никто не спросит. А если и спросят, ответа не получат. Я имею право отдать вас им на растерзание в полном соответствии с недавно принятым законодательным актом. Желаете знать его название? У меня где-то написано. Увы, многие подробности вымараны…
Джо вновь косится на призраков и тут замечает, что они не одни. За автобусом стоит странный бронированный Папамобиль, а в нем сидит очередной знакомец. В согбенном силуэте угадывается тот самый рескианец, что наведывался в лавку.
Лицо его прячется в тени, однако покрывало он откинул на плечи, чтобы лучше видеть в темноте; он источает суровое, несокрушимое зло и кошмарное предвкушение.
– Они зовут себя рескианцами, – добавляет Родни Титвистл. – Такой благотворящий монашеский орден. Живут, по счастливой случайности, неподалеку, в красивой старинной усадьбе. У них к Постигателю свой интерес. Когда мы его отключим, они станут его изучать. Они во всем ищут божественные проявления. Их искренность давно вышла из моды, зато опыт и профессионализм заслуживают уважения. Вдохновляются они трудами Джона Рескина. Впрочем, как я понял, в последние годы они очень изменились, и теперь творят не только благо. Однако они по-прежнему заботятся о тех, кто потерял родителей в результате несчастного случая… Это достойно уважения.