— Я помогу протестировать твои лётные упражнения, — сказала я. — Но я не стану делать то, что покажется мне небезопасным.
— Уверяю тебя, все мои упражнения абсолютно безопасны.
— Когда дело касается моих крыльев, я сама буду судить, что безопасно, — я выгнула брови. — По рукам?
— По рукам.
Мы пожали друг другу руки, и оказалось, что во время полёта по воздуху сделать это намного сложнее, чем стоя на земле. Хорошо, что мы оба — весьма квалифицированные ангелы в божьей армии.
— Скольким ангелам ты предлагал попробовать твои техники? — спросила я у него.
— Всем.
— И все тебе отказали?
— Как ты уже, несомненно, поняла к этому времени, Каденс, у меня в Легионе не лучшая репутация.
— Других ангелов беспокоит, что ты просто можешь взмахнуть своим значком Мастера-Дознавателя, и они окажутся в твоей власти, вне зависимости от их положения и ранга, даже если он выше твоего.
— Одна лишь вероятность очутиться в чьей-то власти вызывает у ангела подозрение и злость.
— Другие ангелы тебя сторонятся, — осознала я.
— Никто из нас в принципе не ладит друг с другом, но да, они особенно враждебно относятся к моему присутствию.
— Это грустно.
— Просто так должно быть. Если бы я им нравился, если бы они меня не боялись, то из меня получился бы не очень эффективный Мастер-Дознаватель. Дознаватели сами должны держаться в стороне от остального Легиона. Того требует наша работа.
— Это звучит так одиноко.
Он взглянул в мою сторону, пристально присмотревшись ко мне.
— Ты не должна жалеть меня, Каденс.
— Почему нет?
— Потому что… — он нахмурился. — Я не заслуживаю твоего сочувствия. Ты отдаёшь его слишком свободно, слишком легко. Враг может использовать это против тебя.
— Думаю, я знаю разницу между другом и врагом, Дамиэль. Ты мне не враг. Ты мой друг.
— Друзья, — он выглядел задумчивым. — Эта дружба может стать проблематичной, если мне когда-либо придётся тебя допросить.
Я ослепительно улыбнулась ему.
— Тогда мне лучше приложить дополнительные усилия, чтобы вести себя хорошо и не делать ничего такого, из-за чего я окажусь в твоём кресле для допроса.
— Уверен, у тебя это не вызовет проблем, принцесса. Ты всегда была идеальной.
— Так гласит моё личное дело?
— Более многословно, но по сути да.
Мне в голову пришла шальная мысль.
— Интересно, что гласит твоё личное дело.
— Тебе придётся спросить у Никс. Моё личное дело уже очень долгое время видела только она.
— А ты его не видел?
— Нет.
— Ты никогда не испытывал соблазна заглянуть туда одним глазком? — спросила я.
— Сопротивление искушению закаляет характер.
Я рассмеялась.
— У тебя с моим отцом больше общего, чем вы оба признаете. Ты знаешь, что он постоянно помещал меня возле того, чего мне больше всего хотелось в тот или иной момент? Вода во время тяжёлой тренировки. Куртка во время тренировки при минусовой температуре, которую я должна была терпеть в футболке и трико для бега. А потом он смотрел, сколько я выдержу, не схватив то, в чем я нуждалась.
— И каковы были твои успехи?
— Неплохие, если смотреть в целом, — ответила я. — Я воздерживалась от воды и куртки. Но он знал мою величайшую слабость. Наша экономка готовила клубничные пирожные. Каждое из них походило на крохотный кусочек рая. Я до ужаса обожала эти клубничные пирожные, и мой отец знал об этом. Он часто ставил их на стол во время обеда. Само собой, я не должна была их есть; они находились под запретом. Он ставил их туда лишь для того, чтобы помучить меня. Затем, после каждого обеда, он выбрасывал их в мусорное ведро. Ну, однажды ночью (думаю, мне тогда было лет восемь) я обнаружила, что он оставил на тарелке несколько крошек от клубничных пирожных.
— Ты облизала тарелку, — сказал Дамиэль.
— Конечно, я облизала тарелку. И это было так вкусно, что после этого я полезла в мусорное ведро и выудила клубничные пирожные. В таком виде и застал меня отец — руки в мусорном ведре, а лицо перемазано клубникой и кремом.
Дамиэль расхохотался.
— Моим наказанием стала неделя самых суровых тренировок в моей жизни (на тот момент), но это стопроцентно стоило тех нескольких блаженных укусов, — вздохнула я.
— Похоже, ты так и не выучила урок, который пытался преподать тебе генерал Сильверстар, — заметил Дамиэль.
— Что я могу сказать? У всех у нас есть смертельные слабости, даже у ангелов, и моя слабость — это клубничные пирожные.
Дамиэль коротко кивнул.
— Принято к сведению. Когда мы в следующий раз отправимся в битву, я прослежу, чтобы у врага не было клубничных пирожных, а то ты предашь меня за один укус.
— Мне нравится думать, что моя способность противиться искушению улучшилась по сравнению с восьмилетним возрастом.
— Рад слышать.
Я ослепительно улыбнулась ему.
— Вражеским солдатам придётся предложить мне как минимум два или три целых пирожных, чтобы оно того стоило.
— Ты шутишь, — сказал Дамиэль, наблюдая за мной.
— Да? Ты так уверен?
— Да. Но на всякий случай я обещаю тебе, что сколько бы клубничных пирожных тебе ни предложили враги, я готов удвоить их предложение.
— Буду знать, — я расхохоталась.
И Дамиэль тоже рассмеялся. Хотя его смех больше напоминал фырканье или хмыканье.
— Видишь? — сказала я. — Не так уж сложно.
— Что не так уж сложно?
— Иметь друзей, — сообщила я ему. — Ладить с другими ангелами.
— Ты не такая, как другие ангелы.
— Именно поэтому я тебе помогаю.
Он выглядел озадачившимся.
— Помогаю с тестированием твоих техник полёта, — пояснила я.
— А.
— На самом деле, можно сказать, что моя помощь неоценима, учитывая, что больше никто из ангелов не согласился это сделать.
Он нахмурил брови.
— К чему ты ведёшь?
— Без меня твои эксперименты окажутся невозможными, — сказала я с улыбкой. — Думаю, это как минимум стоит твоей вечной благодарности, тебе так не кажется?
— Ты меня одурачила.
— Я буду наслаждаться твоей нескончаемой, вечной благодарностью. В конце концов, зачем выигрывать одну неопределённую услугу, когда можно заполучить бесконечно много услуг? — я процитировала Дамиэлю его же слова. А затем подмигнула.
Несколько долгих секунд он смотрел на меня… затем усмехнулся.
— Ты определённо не похожа на других ангелов. Нет, ты гораздо хитрее… возможно, даже коварное всех остальных ангелов, вместе взятых.
— Привет, горшок. Познакомься с чайником[1].
— Что, если в этот раз я хочу быть чайником? — невозмутимо поинтересовался он.
— Уверена, это можно устроить, — я кашлянула, прочищая пересохшее горло. — Судя по твоей реакции во время нашей первой миссии, когда я в твоём присутствии употребила поговорку, я не была уверена, что ты вообще знаешь такие штуки.
— О, я знаю, что такое поговорки. Я просто был озадачен тем, как небрежно эта поговорка соскользнула с твоего языка, когда ты разговаривала с большим и страшным Мастером-Дознавателем.
— Может, я вовсе не считала тебя таким уж большим и страшным? — я лукаво прикусила свою нижнюю губу зубами.
Я точно из ума выжила. Я флиртовала с Мастером-Дознавателем. Опять.
— Ты считала меня большим и страшным, — заявил Дамиэль. — Но это изменилось к концу нашей первой миссии. А теперь ты питаешь иллюзию, что я настоящая, абсолютно реальная личность. А не монстр вроде них, — он взмахом руки показал на море.
Словно отвечая ему, из воды выстрелило каменистое щупальце, взметнувшееся метров на тридцать в воздух. Мы с Дамиэлем бросились в сторону, чтобы от него увернуться.
— Похоже, монстр пытается поглотить нас заодно с сушей, — заметил Дамиэль. — Он хочет добавить нас к своему растущему телу.
— Аппетит морских монстров не ограничивается одними лишь камнями и песком, — сказала я. — Они сожрут всё, чему хватит глупости оказаться близко к ним.
Дамиэль посмотрел вниз.
— А вот и следующий.
Щупальце грязи выстрелило в нашу сторону. Другой монстр.
— Я о них позабочусь, — сказала я Дамиэлю.
Я пролетела между монстрами, уворачиваясь от их щупалец. Теперь их показалось уже восемь, по четыре от каждого монстра. Они щёлкали и хлестали, пытаясь меня схватить. Я оказалась быстрее, а два монстра запутались в щупальцах друг друга.
Я метнулась вокруг запутанной массы двух монстров и продолжила лететь в сторону острова. Дамиэль меня нагнал.
— Это было умно, — сказал он мне.
— Не особенно. Эти монстры на самом деле глупые. Они ведутся на один и тот же трюк годами, с тех самых пор, как я начала приезжать сюда. Звери, может, и становятся крупнее, но точно не умнеют. Они ничему не учатся.
— Да, они тупые как камешки, — сказал Дамиэль с убийственной серьёзностью.
Я усмехнулась над его дурашливой шуткой. И он тоже.
Мне нравилось видеть эту часть Дамиэля. Он проявлял эту свою сторону со мной, когда рядом не было других людей. Именно таким он был, когда ему не нужно было притворяться мрачным педантом для поддержания репутации или отпугивания других ангелов. Ангелы интерпретировали юмор и доброту как признаки слабости. Почувствовав её, они атаковали без милосердия, как акула, почуявшая кровь в воде.
Когда я видела такого весёлого и даже немного игривого Дамиэля, это давало мне надежду, что он сможет удержаться за эту свою личность. Я осмеливалась верить, что личность Мастера-Дознавателя не поглотит настоящего Дамиэля без остатка.
Я знала, что запутавшиеся монстры не останутся в таком положении надолго. Они, может, тупые, но стойкие. В конечном счёте, они рванут так сильно, что оторвут друг другу щупальца и впитают их в свою массу. Затем озлобленные монстры отправятся за нами, ища расплаты, чтобы справиться с сильной болью.
Мы с Дамиэлем приземлились на острове, на который он показал. На каменистом комке суши было очень мало жизни, и вся она происходила из моря. Тут имелось немного морских растений и цветов. Несколько морских мидий приклеилось к поверхности скалы. Они давали возможность ухватиться за слизистую, скользкую поверхность.