— Давай с этим разберемся раз и навсегда.
В ошеломлении он покачал головой.
— Ты хочешь, чтобы я тебе причинил боль, в то время как ты ничего не сделала плохого?
Анжелика опять вспомнила, как она повредила ему скулу в Новом Орлеане. От той стычки на его лице до сих пор был тонкий бледный шрам.
— Я сделала тебе больно — ты при этом ничего плохого не сделал.
Долгое время он хранил молчание.
— Подойди ближе, ангел, — наконец прошептал он с нежностью в голосе.
С дрожью в теле она подошла к нему, и рука легла на ее бедро — его рука была горячей даже через халат. По позвоночнику побежали мурашки, когда он зашептал:
— Ангел, я думаю, что мы можем найти более подходящее применение твоему телу.
Она услышала, как покатился гребень, и очутилась у него на коленях. Заплакав от радости, Анжелика обвила шею мужа руками. Ответом ей был страстный поцелуй, воспламенивший ее, и она еще теснее прижалась к нему.
— О, дорогая Анжелика, — сказал он с надрывом. — Я был таким ослом. Просто голова пошла кругом от ревности, гнева и гордости.
Внезапно он замер, прильнув губами к ее щеке.
— О Боже, — вскричал он. — У тебя нестерпимый жар. — Он потрогал ее лоб и голые ноги. — Ты сидишь здесь среди ночи с оголенными ногами и, очевидно, тебе хочется слечь в постель с воспалением легких.
Мгновенно протрезвев, он вскочил на ноги, все еще держа Анжелику в объятиях.
Через полчаса Ролан развел огонь в комнате Анжелики и попросил Бланш посидеть с ней, пока он сходит за доктором.
К тому времени, когда Бланш пришла к Анжелике, та провалилась в лихорадочный сон.
— Что с ней? — спросила она брата, глядя на мечущуюся Анжелику.
— Она, очевидно, недомогает после того, как попала на днях в болото, — с мученическим видом он посмотрел на жену. — Если с ней что-то случится, я не проживу и дня.
— Нет, Ролан. Ты не должен так говорить.
Когда Бланш пыталась схватить его за рукав, он отвернулся и выбежал из комнаты.
Бланш присела на кровать Анжелики. Она действительно выглядела ужасающе — на щеках лихорадочные пятна, глаза запали… Она продолжала метаться в бреду. Бланш задернула постельное покрывало, закусив губу, вновь присела.
Бланш знала, что все происшедшее было ее виной. Когда три дня назад Ролан ворвался в гостиную и потребовал сказать, где Анжелика, она сказала ему, что видела золовку в теплице с Джорджем. Этим она подожгла фитиль от пороховой бочки, чтобы скрыть то, что натворила в теплице. Ей было слишком стыдно, она была перепугана, чтобы осознать тот эффект, который произведут ее слова на Ролана. И все-таки она произнесла их. Бланш не могла забыть выражение глаз Ролана, когда он вломился в дом с Анжеликой на руках. Все знали, что от болотной воды легко подцепить любую заразу.
Анжелика была молода и сильна, но ведь и более сильные умирали после подобной передряги. Но… Анжелика ничего не сделала дурного, чтобы заслужить такое предательство. Своим предательством Бланш причинила боль — и, возможно, непоправимую, как золовке, так и Ролану. Если Анжелика умрет, то это она заслуживает смерти, а вовсе не Ролан.
Если бы Ролан знал о ее вероломстве, он бы, вне всякого сомнения, выгнал ее из дома — и по праву. Со слезами на глазах Бланш молилась о выздоровлении Анжелики. Она клялась перед Богом, что если золовке удастся выкарабкаться, то она никогда ничего плохого ей не сделает.
Ролан привел с собой местного доктора, который лаконично заявил, что Анжелика подхватила желтую лихорадку. У него не было никаких предложений, за исключением кровопускания при помощи пиявок, на что Ролан ответил отказом. Доктор пожал плечами, защелкнул саквояж и, собираясь уходить, сказал:
— Промойте ей желудок и кишечник — через три дня это должно пройти — в ту или иную сторону.
Ролан запретил кому-либо заходить в комнату и безотлучно сидел у постели страдалицы. У него выросла борода, от бессонницы покраснели глаза. Анжелика то приходила в себя, то вновь теряла сознание. Все это время у нее держалась высокая температура. Время от времени она что-то бормотала, выкрикивала бессвязные фразы. Иногда к ней возвращалось сознание, и она видела, как переживает Ролан. В эти редкие моменты прояснения ему удавалось подкормить жену несколькими ложками бульона.
Она должна была умереть, так же, как его отец и мачеха, он это знал. Ужас и чувство вины не покидали его. Когда она умрет, он похоронит ее, затем придет к себе в кабинет, достанет пистолет и застрелится. Без Анжелики в этой жизни для него ничего не останется. Более самоотверженного и чистого человека он не встречал. И он же уничтожил ее.
Будь она проклята, эта ослиная гордость, когда он запретил ей принять Джорджа. Сейчас весь эпизод казался мелочным и глупым. Анжелика всегда была верной женой и не давала поводов к недовольству ее поведением. Однако этого ему было мало — он хотел завладеть не только ее сердцем, но и душой. Он не хотел, чтобы она смотрела на какого-либо мужчину, кроме него. Каким же он был дураком, думая, что заставит ее полюбить себя. И вот его поведение поставило на карту саму ее жизнь.
На третий день болезни жены Ролан обнаружил, что предсказания доктора сбываются. Наступил кризис. Анжелика то металась в жару, то стучала зубами от озноба. Под глазами были громадные черные круги, она сильно осунулась. Ролан знал, что к завтрашнему дню либо наступит облегчение, либо — конец.
Он протирал ее губкой, когда видел испарину, и укрывал горой одеял, когда ее знобило. Время от времени он сажал ее и слегка похлопывал по спине, чтобы она откашлялась. К вечеру, когда Анжелике стало особенно плохо, он испугался, что приближается ее последний час. Когда ее затрясло в припадке лихорадки и ему никак не удавалось ее согреть, Ролан сбросил с себя одежду, лег в кровать и тесно прижал к себе.
Сразу же на него навалились небывалые по остроте ощущения — держать ее в руках было неземным наслаждением. И еще вдруг понял, насколько вымотался за эти дни. Подумав, что уже никогда не сможет держать ее в руках, и все это по его вине, он, не скрываясь, зарыдал. И вдруг, посмотрев на жену, обнаружил, что она смотрит лихорадочным взглядом. Ах, более прекрасного взора он никогда не видел. Раскрасневшееся лицо светилось изнутри.
— Ролан, — прошептала она, — ты плачешь?..
— Да, дорогая, — он тесно прижал ее к себе и, не стыдясь, заплакал.
— Ролан, пожалуйста, не плачь. Я люблю тебя и хочу от тебя ребенка.
При этих словах сердце у него готово было разорваться на части. Они так ясно прозвучали, что он отказывался этому верить. Она сказала, что любит его… но это в ней говорила лихорадка.
И все-таки он вспомнил то утро в Новом Орлеане, когда она плакала у него на руках из-за того, что не будет иметь от него ребенка. Он зарылся лицом в ее волосы, чтобы похоронить в них свои рыдания.
Анжелика действительно бредила. Но в какие-то минуты она приходила в себя и ее сердце обливалось кровью, когда она видела, в каком состоянии находится муж. Где-то в глубине души она понимала, что их разделила пропасть и необходимо наводить мосты. Потусторонний мир звал ее, но ей туда не хотелось. У нее оставалось здесь еще немало неразрешенных проблем.
— Ролан, пожалуйста, не плачь, — прошептала она. — Дозволь мне любить тебя и быть любимой.
Она прижалась к нему, и он почувствовал, что ее опять затрясло. Он отпрянул и пристально посмотрел на нее.
— Ангел, мы же не можем. Ты больна.
Однако никакой реакции в ее глазах на его слова не было.
Со стоном отчаяния он встал с кровати, задул лампы и опять лег рядом с женой. Если бы она заснула, то и он смог последовать ее примеру. Он повернул ее на живот в опасении, что она опять начнет задыхаться, и прижал своим телом. Перебросил руки через ее плечи, а ее руку прижал к матрацу.
— А теперь выспись, мой ангел, — прошептал он, целуя ее в ухо. — Пожалуйста, ты должна выспаться.
Сначала казалось, что она пассивно лежит в постели, однако вскоре все тело ее пришло в движение, доводя его до умопомрачения. Она пыталась освободиться от его веса и со всхлипыванием умоляла:
— Приди ко мне, Ролан, пожалуйста, приди. Ты меня просто убиваешь этой удаленностью.
«Убиваю ее, — подумал он. — Да, я убивал ее. Я и только я виновник этой катастрофы и всего случившегося». И сейчас — о Боже — она жила свои последние дни.
Несмотря на все это она хочет меня и мучается от нашей удаленности!
Ролан чертыхнулся. Он не мог на это пойти, даже терзаемый нестерпимым желанием.
Про себя он произносил молитву. «Пожалуйста, не дай ей умереть. Пусть она отдохнет. Не дай ей, Господи, умереть!»
Воспоминания нахлынули на него с новой силой: Анжелика, очаровывающая его прекрасной песней, Анжелика, расхаживающая по саду, Анжелика, завораживающая его своим взглядом.
Анжелика, убегающая от него…
И все-таки она продолжала умолять.
— Приди ко мне. Пожалуйста, Ролан, приди, — ее слова бередили его душу. Он сопротивлялся до тех пор, пока не почувствовал, что ему может стать дурно. Однако она продолжала настаивать, и ему ничего не оставалось, как уступить. О Боже, он даже не представлял, что в ее состоянии такое было возможно. Она даже издавала стоны удовольствия. Одновременно он осознавал все безумие происходящего, хотел это прекратить, но услышал в ответ сдавленное «Нет!»
Ролан утерял контроль над собой. Он может потерять ее завтра, но он будет любить ее сегодня, безо всяких ограничений, несмотря на всю трагичность ситуации.
Открыв глаза на следующее утро, Анжелика ощутила тяжесть и тепло крепко прижавшегося к ней мужа.
О прошедших днях у нее сохранились довольно смутные воспоминания. Когда она попыталась пошевелиться, перед ее взором замелькали пленительные образы вчерашней ночи. Она ощутила ломоту во всем теле, и картина начала вырисовываться. Ее грудь побаливала от его прикосновений, бородой он натер ей щеку и шею. Ощущение было непередаваемым. Похоже, страсть мужа излечила ее. Но не только… Ей подумалось, что венцом такой ночи обязательно станет ребенок.