— Так и есть. Я поступил ужасно, но это было ради того, чтобы дать нам шанс.
На лице Евы вдруг появилась истеричная широкая улыбка. Она запустила руку в волосы, убирая растрепанные пряди с лица.
— Вот только, — с чувством невероятной обиды, продолжала наследница, — ты совершенно забыл, даже и не думал о том, что был и другой выход. Ты не просто не рассказал мне о своем решение, когда оно касалось МОИХ сил и МОЕЙ судьбы, но и остался абсолютно слеп для другого варианта.
Райнхард нахмурился, смотря на Еву сейчас крайне серьезно, просто потому что не знал, как ещё реагировать.
— Какого же?
— Для того чтобы мы были вместе, один из нас должен был потерять статус наследника. Однако ты ведь даже не задумался ни на секунду, что это могу быть не я.
Она уставила на него цепкий, осуждающий взгляд. Дьявол же сначала растерялся, не находя нужных слов, а после не сдержал совсем легкой недоумевающей улыбки. Всего лишь один уголок губ его едва приподнялся, но всё отношение к ситуации уже стало предельно ясно.
— Ева, — он невольно мотнул головой, продолжая стоять в недоумении, — меня всю жизнь готовили к тому, чтобы я сел на адский престол. И эта жизнь исчислялась даже не десятилетиями. Это моё предназначение.
Райнхард говорил это ей так, будто Мерриман сказала невероятную глупость, и он даже не мог понять, как такое вообще могло прийти ей в голову. Однако в ответ она вдруг рассмеялась. Громко, истерично. Не тем душевным, милым смехом, который он так любил. Это был скорее болезненный выплеск, лишенный даже иллюзии радости.
— Ну да. — смеясь, говорила она. — А я так, просто случайно получила кристалл и даже уже один раз хотела от него избавиться. Конечно, речи идти не могло о том, что в этом выборе лишиться чего-то можно было тебе.
Она приложила ладонь к лицу, скрывая то за широко расставленными пальцами, и никак не могла перестать смеяться.
— Знаешь, — всё с той же широкой неестественной улыбкой громко произнесла она, — ты говорил, что любишь меня. Говорил, что тебе было страшно от мысли, что мы не сможем быть вместе, и лишь поэтому ты не рассказал мне правды. Что хотел сделать это для того, чтобы дать НАМ шанс. Но, на самом деле, ты не любишь никого больше себя. Ты эгоист, Райнхард. Ты хотел забрать себе всё. И ад, и меня. И неважно, что думаю об этом я или другие. Тебе было плевать. Тебе и сейчас плевать.
— Ева, это не так…
— Хватит!
Она выкрикнула последнее слово, и кристалл на её шее вспыхнул энергией. В то же мгновение вокруг появилось пламя, волной прошедшее по полу и стенам, а затем ударившееся в потолок так, что невидимый барьер разошелся легкими всполохами, проявляя себя, но ещё оставаясь на месте. Пламя же вычертило чёткую линию между Евой и Райнхардом. Дьявол хотел было шагнуть вперед, игнорируя огонь, который не должен причинять ему вреда, однако как только он соприкоснулся с пламенем, оно тут же стало холодного голубого оттенка. Шац зашипел от боли, не собираясь останавливаться, но чем ближе он пытался подобраться к Еве, чтобы продолжить говорить, тем выше становилась стена огня. Она будто передвигалась вместе с ним и не собиралась пропускать дьявола к наследнице. Ему пришлось отступить.
— Ева, выслушай меня!
— Довольно. — сухо произнесла Мерриман, снова прячась под маской железной девы. — Я не хочу больше говорить с тобой. И кто бы ни был создателем этого барьера, ему пора нас выпустить…
***
Ной и Октавия стояли недалеко от той самой двери, в которую вошла ранее Ева. Всё внимание зала всё ещё привлекал к себе конфликт главной ангельской семьи. Вивьен пришла очень кстати. Она пыталась заявить о своих правах, взмахивая снова и снова своими яркими крыльями, пока её приемный отец еле сдерживался, чтобы не выйти из себя. При этом бестия никак не хотела покидать зал. Рафаэль пытался её успокоить, однако его сестра продолжала бросать в своих родителей какие-то абсурдные обвинения, прося у брата поддержки.
В конце концов, Этьенн не выдержал. Он дал старшему сыну шанс решить конфликт мирно, но когда понял, что все главные существа трёх миров наблюдают за сценой, а приемная дочь продолжает позорить их, то уже не собирался строить из себя доброго отца.
Ноэль вздрогнул и интуитивно взял Октавию за руку в момент, когда властитель рая материализовал в своей руке длинный меч. Он в одно мгновение оказался подле приемной дочери, отвел свободной ладонью в сторону Рафаэля и сделал лишь один отточенный удар.
Крик. Болезненный вопль. Ангелы и сифты застыли в шоке, смешанным с нотками ужаса. В то время как дьяволы смотрели на подобную жестокую расправу смиренно. Крылья Вивьен пали на пол, а за спиной её осталось лишь два уродливых отростка. Оперенье тут же потеряло свой яркий цвет, становясь грязновато-серым. Виви пала на колени, вопя от боли и рыдая, а Рафаэль не смел подойти к ней, как бы сестра его не звала. Меж ними стоял отец, который смотрел сейчас не на приемную дочь, а именно на старшего сына. Он молчал, но в одном его взгляде читалось, что он просто требует Рафаэля занять сторону сильного.
Тут Ноэль вздрогнул во второй раз, понимая, что мощный поток магии ударил в его барьер. Семейная сцена расправы произвела на ангела огромное впечатление, и он просто не знал, что делать. Тем временем, к Вивьен уже подошла Камилла, что не смела осуждать своего мужа вслух, но все же с большой заботой и сочувствием пыталась помочь дочери встать.
— Я… — неуверенно начал Ноэль, — …Октавия, я снимаю барьер. Они не хотят оставаться там.
— Что? Ной, нет, подожди, дай им ещё время!
— Прости. — ангел с трудом, но опустил руку возлюбленной, делая шаг к в сторону разгоревшейся сцены. — Она моя сестра, мне нужно… нужно что-то сделать. Он отрезал ей крылья. Это не то же самое, что окрасить их в серый, это… это ужасно. Её лишили ангельской чести, как если бы у дьявола вырвали рога. Я не могу больше оставаться здесь. Прости.
Ноэль был невероятно поражен и не находил слов. Для его доброго ангельского сердца подобная жестокость даже во имя наказания была чем-то ужасным, запретным и совершенно невозможным. Это могло быть присуще дьяволам, последователям Каина, но не им. Он взглянул на Октавию ещё раз с невероятным сожалением в глазах, и в них блеснула магия, что развеяла барьер. Дьяволица лишь грустно кивнула возлюбленному, понимая, как сильно сейчас ноет его ещё столь доброе сердце.
Ной сорвался к Вивьен. Камилла уже подняла дочь на ноги и хотела вывести из зала, однако младший сын остановил их. Он шепнул что-то матери и после того, как она кивнула, сам приобнял плачущую девушку и повел к выходу. Прежде чем окончательно уйти, Ной задержался, чтобы кинуть на отца взгляд, полный осуждения. Вот только сам Этьенн этого даже не заметил. Он продолжал наблюдать за Рафаэлем, будто эта сцена была устроена для него, а не для Вивьен.
Октавия услышала за дверью шаги. На самом деле, за ней была лестница, которая вела в тот самый подвал, но проход смогли исказить магией. Сейчас же, когда всё вернулось на свои места, кто-то явно спешил покинуть эту импровизированную темницу. Стук каблуков отчетливо выдавал, что это была Ева. До того, как наследница успела показаться в зале. Октавия забежала в дверь, преграждая ей дорогу.
— Ева?
Дьяволица улыбнулась, надеясь, что разговор пошел этим двоим на пользу, вот только холодное осуждение на лице наследницы говорило об обратном.
— Пожалуйста, отойди. — сухо попросила Мерриман, останавливаясь в узком проходе.
— Я…
Октавия попыталась найти слова, но не знала, что сказать. Она ждала, что следом появится Райнхард, однако тот оставался в подвале и не спешил подниматься.
— Давай я поправлю твой макияж. — грустным шепотом произнесла, в конце концов, дьяволица, понимая, что всё пошло крахом.
Ева молча сурово кивнула, и тогда Октавия прикоснулась подушечками пальцев к её лицу, произнося короткую магическую команду. При этом рогатая старалась не смотреть в глаза наследнице, чтобы не выдать своего невероятного сожаления и стыда. Буквально через секунду Мерриман выглядела столь же прекрасно, как и в момент, когда только пришла сюда. Тогда дьяволица отошла в сторону, давая ей пройти.
— Ева, — окликнула Октавия её уже перед самым выходом и, помедлив, добавила тихо, — …прости.
Девушка вновь замерла, хотя рука её уже была на ручке двери.
— Ты ведь всё это время пряталась под личиной моей кошки, да? — спросила вдруг Ева холодным тоном, не оборачиваясь.
— Да.
Воцарилась давящая тишина, которую прервал легкий скрип двери.
— Не возвращайся, пожалуйста, больше в мой дом. — наследница будто специально сказала эту отточенную фразу перед самым выходом, чтобы точно не последовало возражений.
Сразу после она вышла в бальный зал и поспешила пройти ближе к центру. Вивьен уже успели вывести, а кровавое пятно быстро начали убирать слуги. Нахмурившись, Ева поняла, что нужно как можно скорее выяснить, что произошло, пока её не было. Благо в толпе недалеко она заметила Дженнифер, рядом с которой стоял Эбнер. Мерриман было уже настолько всё равно на всех вокруг, что она подошла к ним со спины и негромко сухо спросила:
— Что произошло?
Её родители, кажется, удивились и не сразу нашли слова. Однако после каких-то своих моральных терзаний серокожий дьявол всё-таки произнес:
— Властитель рая отрезал своей приемной дочери крылья.
И даже это не вызвало на строгом, хмуром лице девушки ни одной лишней эмоции.
— А где ты была? — вмешалась Дженнифер с легким волнением.
— Отлучалась поправить макияж. — не долго думая, ответила отточенной ложью Ева и зашагала вперед, сквозь зал, прямо к Рафаэлю.
Главная ангельская семья уже не стояла возле лужи с кровью. Они говорили в стороне, делали это тихо. В основном, Ева услышала лишь слова Камиллы, которая, обвиняла мужа в невероятной жестокости и несправедливости. Рафаэль же был рядом с родителями, поэтому, несмотря на то как могло быть неэтично прерывать столь важный разговор, Мерриман не стала ждать.