— И с чего бы это? — прямо спросила Инна. — Я тебе вроде ничего подобного не обещала с утра.
— Ну, тогда, — поднявшись, улыбнулся он ей, — иди переодевайся. А я быстро в душ. Встретимся на кухне. Идет?
— Идет, — тоже улыбнулась ему Инна, прежде чем развернуться и выпорхнуть из комнаты.
А потом был ужин. Очередной обычный ужин, которые девушка так любила — с красивой сервировкой стола под уютно нависающим абажуром. И главное, с Вадимом в качестве компании. Как бы Инна ни уставала на работе, ей всегда было приятно провести с ним вместе минуты почти семейного застолья с тихой беседой о прошедшем дне, с осознанием того, что сегодня уже никуда не нужно спешить. Потом они вместе убирали со стола, мыли посуду. А после, как правило, либо расходились, либо садились в большой комнате, игравшей роль гостиной, смотреть телевизор. Точнее, Вадим — всегда! — спрашивал у Инны, не помешает ли он ей, если что-то посмотрит. А Инна, заверив, что не помешает, каждый раз в таких случаях присоединялась к нему. И не обязательно лишь потому, что ей был интересен какой-то фильм или программа — «фильмов» ей и на работе хватало с избытком, — а еще и ради того, чтобы провести в обществе Вадима лишние пару часов, о чем-то поговорить, обменяться мнениями, а то и просто молча посидеть рядом.
В этот раз все тоже было как обычно.
— Иннуль, я тебе не помешаю? — спросил Вадим, когда она направилась после ужина в ванную чистить зубы.
— Конечно, не помешаешь, — ответила девушка, прекрасно зная, по поводу чего задан вопрос.
Когда она вошла в гостиную, Ларичев уже сидел перед включенным телевизором на «своей» половине большого, условно поделенного ими пополам дивана. Это определилось как-то само собой: левая сторона — Вадима, правая — Иннина.
— Что смотрим? — поинтересовалась она, усаживаясь. И прежде чем Вадим успел что-то сказать, получила ответ с экрана. После чего, одобрительно кивнув, обосновалась на диване уже надолго: забралась поглубже и поджала под себя ноги, откинувшись на спинку.
— Возьми, Иннуль, так тебе удобнее будет, — протянул ей Вадим еще одну из пышных диванных подушек.
Инна взглянула на нее и не взяла. А вместо этого, вдруг нарушив невидимую условную границу, пододвинулась к мужчине и пристроила голову у него на плече, спросив затем:
— А так не возражаешь?
— Конечно, нет. — Он улыбнулся и обнял ее, дав возможность устроиться поудобнее.
Девушка скосила глаза на обвившую ее плечи руку, потом нежно провела по ней кончиками пальцев. Рука у Вадима была рельефной, мускулистой, с выдающимися из-под кожи крепкими венами.
— Что, вены хорошие? — спросил Ларичев.
— Угу, — машинально кивнула Инна, поначалу не расслышав в его голосе усмешки.
Тут уж он засмеялся в открытую:
— Ну, тогда поздравляю! Значит, диагноз «сельский фельдшер» пора записывать в историю болезни.
Инна тоже рассмеялась, вдруг сообразив, что у нее и в самом деле промелькнула при виде его вен мысль о том, насколько хорошо в них можно попасть иголкой. А отсмеявшись, вздохнула:
— Думаешь, мне легко?
— Нет, Иннуль. Знаю, что трудно. Очень трудно, потому что такая работа не может быть легкой в принципе.
Его рука сжала девушку чуть крепче, и Инна, повинуясь этому безмолвному призыву, перемостила голову с плеча на грудь. И замерла, ощущая ритм дыхания Вадима, вдыхая успевший стать родным запах его тела. Сидеть бы вот так и сидеть, ни о чем больше не думая, вообще забыв о том, что на свете существует что-то еще.
Не ведая о ее мыслях, Ларичев через какое-то время нарушил идиллию:
— Иннуль, насколько я понял, Зеленцов снова бьет свою Зину?
— А что, разве когда-то прекращал? — спросила в ответ Инна, возвращаясь в бренный мир.
— Да было дело, — кивнул Вадим. — Значит, опять взялся за свое?
— Взялся, — кивнула она. И вздохнула: — Да не просто бьет, а в последнее время натурально сживает со свету. И ничего с этой скотиной не сделать! Не знаю, где только в мире справедливость спрятана?
— Не заводись, Иннуль. — Его рука успокаивающе прошлась по ее плечу. — Да, со справедливостью в нашем мире и в самом деле трудновато. Зеленцовой, по крайней мере, судьба отвесила точно не по заслугам. Зина всегда была очень отзывчивым человеком. Я сам это испытал, на собственном опыте, когда мы с Ларкой сюда только приехали. Угораздило же ее связать свою жизнь с таким…
Инна снова прижалась к нему, спрашивая себя: а что бы Вадим сделал, если бы оказался на месте участкового? Так же разводил бы руками? И тоже пообещал бы купить фельдшеру швейную машинку? Или все-таки придумал бы что-то более эффективное?
Он снова стоял у своего окна, глядя на то, как в свете уличных фонарей на вершинах сугробов посверкивают недавно выпавшие крупные снежинки. Он любил красоту, считал себя тонким ценителем прекрасного. Именно поэтому Инна не оставила его равнодушным. Нежная и светлая, как одна из этих сверкающих, совершенных снежинок. Девушка наверняка уже спит сейчас. Точнее, должна спать глубоким сном, судя по времени. А ему снова не спалось.
Вначале лег и уснул, но через пару часов поднялся. И снова все думал, думал о ней. И об их дальнейшей судьбе. Потому что с тех пор, как повстречал Инну, больше не думал о себе и о ней по отдельности. Только вместе, он и она. Благо, Инна решила остаться в Боровом. И даже, судя по всему, влилась в эту жизнь, перестав считать поселок таким уж глубоким захолустьем. Во всяком случае, переживает за его жителей, и переживает искренне. За всех без исключения, как за достойных того, чтобы за них переживали, так и за не очень того заслуживающих.
Достав из пачки сигарету, он спросил себя: а как, интересно, Инна отнесется к тому, что в поселке появится еще одна жертва «резинового душителя»? Спросил не просто так: тот демон уничтожения, что однажды поселился в нем, не желал его покидать. Лишь затих на время, когда Инна своим появлением в поселке резко всколыхнула его размеренную жизнь. Но теперь демон снова дает о себе знать, настойчиво скребется в мозгу. И не только там. Слишком огромное наслаждение он получал от того, чем начал заниматься пару лет назад, чтобы вот так просто отказаться от возможности пережить его снова. Тем более что с каждым разом испытываемые им чувства оказывались все сильнее. Подготовка… преследование… а потом — нежная женская шея, бьющаяся под ладонью жилка… и полная, абсолютная власть над телом…
Нет, с Инной он такого все-таки не сделает, иначе как же потом будет без нее? Но все же может позволить себе маленькое удовольствие: грубо прикоснуться к ней таким образом, чтобы девушка его ни в чем не заподозрила. Прикоснуться не к ее телу, а к ее сознанию, даже к ее сердцу, убив знакомую ей женщину. Хорошо знакомую. Так что ошибиться с выбором нельзя. Потом Инна приедет на вызов и вынуждена будет все увидеть. Как она это воспримет? Какое выражение появится на ее прекрасном, нежном лице?
Он постарается быть не просто рядом, а как можно ближе в тот момент, чтобы не упустить из этого дивного спектакля ни единого штриха. Сложностей не возникнет, ведь к трупу наверняка сбегутся зеваки и не он один будет пялить на Инну глаза. А потом будет присутствовать в той толпе, которая станет ее утешать.
В детстве он тоже так любил: взять маленького котенка и сильно сдавить ему лапку или хвостик, чтобы животное запищало от боли. А потом самому же и утешать пушистого кроху, прижимать к себе, гладить. Искренне и, главное, совершенно обоснованно. Как же иначе? Ведь котенок только что пережил такую боль…
Почувствовав, что курить расхотелось, он смял так и не зажженную сигарету. А потом выбросил ее и направился в прихожую, решив немного прогуляться.
Утром Инна, выбрасывая в мусорное ведро бумажку, увидела валяющийся там использованный шприц.
— Вадим, что это? — спросила она, так и застыв у приоткрытой дверцы мойки, за которой стояло ведро: слишком свежи еще были воспоминания, связанные с наркоманом-мужем, чтобы спокойно смотреть на выброшенные шприцы.
— А ты сама не видишь, Иннуль? — Ларичев проследил за ее взглядом, чтобы понять, к чему относится вопрос, и снова как ни в чем не бывало принялся разливать по чашкам чай.
— Вижу, конечно, — кивнула девушка. — Но откуда здесь взялся шприц?
— Я выбросил. А что? — Переставив чашки на стол, Вадим повернулся к ней. Увидел выражение ее лица и понял наконец, о чем она думает. И тогда успокаивающе покачал головой: — Нет, Иннуль, ничего криминального. Обычный кетонал, только и всего. Делаю себе изредка уколы, когда спина начинает ныть.
— О господи… — выдохнула Инна. — Предупреждать надо! А лучше сказал бы мне, я сама тебя уколола бы.
— К чему было тебя беспокоить, Иннуль? Я давным-давно наловчился, колю в бедро. И потом, решил сделать укол довольно поздно, ты наверняка уже спала.
Мужчина пододвинул ей стул, чтобы Инна села к столу.
— А это что? — Девушка осторожно взяла его за правую кисть, заметив на костяшках пальцев весьма внушительную опухоль и ссадины, которых вечером не было и в помине.
— Да так… — Ларичев неопределенно повел плечами и убрал руку с Инниных глаз долой, явно не собираясь пускаться в объяснения. — Садись, а то чай остынет.
Инна села, все еще вопросительно глядя ему в лицо. Но Вадим, встретив и выдержав ее взгляд, так и не сказал на эту тему ни слова.
Она не стала настаивать на объяснениях, но пребывать в неведении относительно увиденной весьма характерной травмы ей все равно пришлось недолго. Едва Вадим привез ее на работу и Инна успела переодеться в свой белый халат, как перед ФАПом остановился «уазик» участкового. А через минуту тот сам уже был в кабинете.
— Привет, — поздоровался он. — Я за тобой, поехали. Снова к Зеленцовым. Только — ты не поверишь! — на сей раз не к ней, а к нему.
— Что случилось? — на ходу поинтересовалась Инна, отправляясь за своим чемоданчиком и рабочей телогрейкой, более уместной и удобной на вызовах, чем ее повседневная пушистая шубка.