— Отметелил его кто-то ночью на улице, — сообщил Валерий. — А потом, проявив вдруг трогательную заботу, затащил и бросил в одном из боксов, чтобы не замерз. Там его под утро мужики и нашли, домой приволокли. Не знаю, кто уж умудрился? Ведь, чтобы так отделать великана Зеленцова, надо быть либо супергероем, либо законченным психопатом. Сам Зеленцов молчит, как воды в рот набрал. Не хочет ничего говорить, да и вряд ли может, ведь вся морда разукрашена.
— Ну, поехали, — кивнула Инна, уже садясь в «уазик».
Вскоре они уже были возле знакомого дома. У дверей их встретила все та же соседка Зеленцовых, Катя, едва скрывающая рвущееся из глубины души злорадство.
— Проходите, проходите… — пригласила она. — Голубь наш лежит и крыльями сегодня что-то не машет…
Действительно, сопящему на кровати через сломанный нос мужику было не до того, чтобы размахивать кулаками. Одна рука была откровенно вывихнута в плече, да и вторая выглядела не лучшим образом, так же как и весь Зеленцов в целом. Сердобольная Зина суетилась около него, отмачивая засохшую на лице кровь, а муженек только угрюмо зыркал на нее из-под распухших век, никак не проявляя и уж тем более не пытаясь больше выместить на жене свою животную злобу. Заметив приближающуюся Инну, Зеленцов перевел заплывшие глаза на нее, как будто надеясь, что фельдшер сейчас одним мановением руки снова поставит его на ноги. Но Инна, осмотрев его, выдала свой вердикт участковому:
— Наш служебный телефон у тебя? Вызываем «Скорую» — мне здесь делать нечего. У него нога, ребра и челюсть наверняка сломаны, так что пусть забирают в травматологию. — И, не удержавшись, добавила, с неприязнью взглянув на Зеленцова: — А может, заодно еще и психиатру его там покажут.
Глаза у мужика сверкнули, но он тут же угрюмо опустил их, прикрывая распухшими веками, и отвернулся к стене.
Запоздало вспомнив о том, что лежачего не бьют, Инна пожалела о своей глупой выходке. Но только о ней. Зеленцова ей не было жаль ни капельки. По ее мнению, нынешней ночью не ведающий жалости дебошир справедливо получил свое по принципу «око за око». И возможно, подумала Инна, психиатр, который в обычных условиях вряд ли бы смог приблизиться к этому монстру, теперь и вовсе не потребуется. Потому что понимающему лишь язык грубой силы мужику сегодня все разъяснили и без специалиста. Разъяснили очень доходчиво, тем единственным способом, которым, пожалуй, только и было возможно. Кроме того, Инна была более чем уверена в том, что знает, кто это сделал.
Желая отвести от виновника подозрения, она спросила у Зорина, после того как перебинтовала на Зеленцове все, что было в ее силах, и уже садилась в машину:
— Скажи по секрету, случайно, не ты его так разукрасил?
— Что я, больной, что ли? — возмутился Валерий. — Закон, знаешь ли, есть закон, его соблюдать надо, особенно мне. Так что я не играю по ночам в супермена.
— Тогда я ничего не понимаю, — с чувством сказала Инна.
— А я как раз собирался спросить тебя, все ли у вас нынче дома ночевали, — усмехнулся полицейский Валерий. — Потому что знаю одного безбашенного…
— Мы никуда не выходили, — перебила Валерия девушка. — Вадим вчера вечером руку повредил… вернее, это я нечаянно попала ему по руке молотком для разделки мяса, поэтому могу поручиться, что ночью ему точно было не до прогулок.
— Ну, значит, мое расследование зашло в тупик, — вздохнул участковый. — Зеленцов-то ничего не скажет, даже когда поправится, учитывая его натуру.
— А ты просто дело не заводи, вот и все, — предложила Инна. — Не заводил же на Зину.
— Не на Зину, а на ее мужа. Это в предыдущем случае. Сейчас же надо не на него, а о его избиении, — ворчливо поправил Зорин. — Тебе легко сейчас говорить, если даже правильных формулировок не знаешь. А мне вот…
— Вот — в рот, — снова перебила Инна, в подтверждение своих слов запихивая ведущему машину Валерию в рот развернутую конфету. — Жуй и не нуди попусту. А то у меня их всего три, так что второй тебе может и не достаться.
Своеобразная угроза девушки подействовала, так что до ФАПа доехали без лишних слов. Но когда доехали и «уазик», развернувшись, укатил, Инна сразу пожалела об этом. Во всяком случае, она не отказалась бы от того, чтобы участковый присутствовал рядом в тот момент, когда дверь приемной распахнулась и на пороге возник Захар Топилов.
— Здравствуй, — негромко сказал он, снова царапнув фельдшера своим колючим взглядом исподлобья.
— Здравствуй, — кивнула Инна.
Мужчина учащенно дышал, но в целом производил впечатление абсолютно здорового человека. Из тех, кого кувалдой не убьешь. Впрочем, вспомнив про его мать и ее кочергу, Инна тут же укорила себя за это сравнение. И спросила как могла приветливее:
— Что у тебя случилось?
— Я там принес… — Захар замялся и как будто еще больше набычился, готовясь встретить отказ. — Может, посмотришь?
— Кого? — удивилась Инна.
Вместо ответа Топилов исчез за дверью. А когда появился снова, на руках у него была собака. Поскуливающая крупная серая дворняга с окровавленной лапой.
Девушка растерялась. С одной стороны, кощунством было вносить немытую псину в святая святых всего ФАПа — в мини-операционную, которую Инна неустанно драила с усердием маньяка. А с другой стороны, собака тоже живое существо и испытывает боль, как и человек…
А Захар стоял перед Инной, держа на руках изувеченного пса, и ждал решения фельдшера.
— Положи здесь, — нашлась Инна, указав на стоящий в коридоре топчан, — я сейчас сюда операционный столик выкачу. Постараюсь сделать все, что смогу, но ты же знаешь, я не ветеринар. А еще тебе придется собаку держать.
— Угу, — буркнул Захар, — подержу. А ветеринар меня еще в прошлый раз послал, сказал больше не приходить… гад.
Положил псину на топчан, он опустился рядом на пол, прижав к своей груди ее голову и уткнувшись лицом в лохматую макушку. Инна коснулась лапы. Собака сдавленно взвизгнула. Захар сжал ее крепче, что-то нашептывая.
— Что случилось-то? — спросила Инна, решив начать осмотр после того, как обколет лапу лидокаином.
— Зэки собак жрут. Наставили капканов… Суки!
Последнее слово Топилов выдохнул с такой яростью, что Инна невольно отпрянула. Но, убедившись, что к ней Захар претензий вроде как не имеет, приступила к делу — сделала в лапу визжащей собаки несколько уколов по ходу нервов, так называемую проводниковую анестезию.
«Пациентка» вначале скулила и пыталась вырваться, но Захар держал ее крепко. Потом уколы подействовали, и фельдшер осмотрела лапу. Та оказалась сломанной в двух местах. Пришлось после обработки раны накладывать гипс. Инна плохо представляла себе, как это делается на животном, но, раз уж взялась, отступать было некуда. Использовала лангетку и прибинтовала.
Собака вела себя тихо. Но только до тех пор, пока на крыльце не послышались чьи-то шаги. Псина заворчала, а когда дверь начали открывать, то и вовсе попыталась вскочить. Рявкнула. В ответ от входа раздался женский визг, и створка захлопнулась. Потом приоткрылась снова, чуть-чуть, и внутрь просунулась голова Анфисы Марковны.
— Инночка, да что ж такое?! — возмущенно заблажила вечная больная. — Как можно грязь всякую таскать туда, где люди?! Это ж…
Она не договорила, потому что тут Захар приподнялся и грозно рыкнул:
— А ну, пшла вон отсюда!!!
Тетка исчезла еще на середине этой короткой фразы, и уже с улицы понесся ее удаляющийся крик.
— Может, не стоило так? — решилась заметить Инна, предвидя в недалеком будущем неприятности из-за инцидента. По крайней мере, гипертонический приступ в сегодняшней программе точно был обеспечен.
— Так ей и надо, другого не заслуживает, — отрезал Захар.
Инна лишь молча покачала головой, продолжая работу. Больше ее никто не прерывал, что было, скорее всего, заслугой Анфисы Марковны, понесшей новость по поселку. Топилов тоже молчал, лишь прижимая к себе раненую собаку и нежно наглаживая ее макушку. Только когда уже прощался с Инной, снова взяв псину на руки, буркнул:
— Спасибо. — И, подумав немного, добавил: — Знаешь, ты не такая, как все эти бабы. Ты лучше.
Инна только руками в ответ развела, не зная, что сказать.
Потом фельдшер проводила Захара до крыльца, опасаясь, не стоит ли за порогом толпа приведенных выгнанной теткой линчевателей. Но нет, обошлось. Зато стоило мужчине скрыться, как повалили, кто с чем, а главное — с расспросами. Даже Зорин приехал удостовериться, что Инну не взяли в заложницы, как следовало из слухов, которые успели до него докатиться. Инна заверила, что нет, не взяли, втайне пожалев об этом: охи и причитания Анфисы Марковны изводили ее так, что впору было спрятаться в погребе. Девушка едва вытерпела нашествие, длившееся до вечера, а особенно жалобы старухи. Наконец приехал Вадим и, как всегда, спокойно и непреклонно выпроводил настырную бабку прочь.
Вернувшись домой, Инна взяла Вадима за отбитую руку и осторожно погладила, взглянув ему в лицо. «Я все знаю!» — говорил ее взгляд. Ларичев едва заметно кивнул, так же молча ответив: «Я был уверен, что ты догадаешься. Но давай не будем об этом». Но Инна не могла выполнить его безмолвную просьбу и полностью проигнорировать тему, потому что кое-что ей было просто необходимо сообщить:
— Валера сегодня спрашивал про тебя. И я ему сказала, что вчера на кухне нечаянно ударила тебя по руке молотком.
— Врать нехорошо, Иннуль, — покачал Вадим головой. — Тем более представителю закона.
— А разве я врала? Я просто покаялась в своей неуклюжести, — с невинным видом возразила Инна.
— Иннуль… — начал было Ларичев. Но она прервала его:
— Не надо, не пытайся читать мне нотаций. Я уже не маленькая и сама понимаю, что делаю. А ты имей в виду про молоток.
Следующее утро было субботним. Чудесным и восхитительным от сознания того, что не нужно идти на работу. Наоборот, чувствовать полную свободу от всех обязанностей, иметь возможность поступать в этот день по своему усмотрению, никуда не спеша, очень приятно.