На этот день у него было запланировано столько дел, что он, решив наконец-то действовать, боялся попросту не успеть. Но удача оказалась на его стороне — все шло, как будто было отрепетировано и согласовано заранее.
Он сгонял в город, уладил там свои дела, вернулся назад. И, вопреки своим опасениям, занял давно облюбованное укромное местечко в окутанном темнотой парке прежде, чем Танька, намеченная им жертва, вышла со склада в конце рабочего дня, чтобы отправиться через этот самый парк домой. Очередная безмозглая дура, усмехнулся он. Ведь прекрасно знает о том, что опасно ходить в темноте безлюдными тропинками, но каждый день надеется на извечный русский «авось». Что ж, ему это только на руку. Точнее, на обе, стиснувшие сейчас женскую шею в незнающем пощады захвате. Он думал, что после неудачи с Жанной ему будет страшно такое повторить — но нет, ощущал себя, как канатоходец, снова ступивший на давно знакомый канат. Как фанат своего дела, после долгой болезни вновь вернувшийся к любимой работе. И даже испытывал эйфорию от того, что снова это делает.
Когда все было кончено, он поднялся, отдышался, одернул на себе одежду. Посмотрел на неподвижно застывшую Таньку. Посмотрел требовательно, как будто та обязана была выполнить свою часть его плана и ни в коем случае не должна была его подвести. Потом, наклонившись, придирчиво подправил кое-что, чуть изменив позу лежащей женщины. И, не оглядываясь, пошел прочь. Сцену он подготовил. Теперь оставалось разыграть на ней свой многообещающий спектакль.
Зная, что не успеет вечером приехать за Инной, Вадим попросил сделать это Петра Иваныча. И, закончив все дела, Инна послушно ждала отзывчивого соседа — ей не прошел даром однажды преподанный Вадимом урок! Но после того как свет фар подъехавшей машины скользнул по окнам ФАПа, на пороге появился не Петр Иваныч, а Зорин.
— Привет! — кивнул он. — Как жизнь молодая?
— Это что, вопрос или предисловие к паршивым новостям? — осторожно поинтересовалась Инна.
— Исключительно — вопрос. Если только для тебя не станет паршивой новостью то, что я приехал за тобой вместо Петра Иваныча. Встретил его, он как раз за тобой собирался, и пообещал ему тебя подвезти. Мне все равно по пути было, так чего зря лишнюю машину туда-сюда гонять… А я к тебе по делу: таблеток от желудка еще не дашь? Опять что-то побаливает, зараза.
— Ну, поздравляю! — вздохнула фельдшер. — Это все нервотрепка на работе сказывается. И что, обследоваться снова не будем?
— Инесс, ну не начинай! — поморщился Валерий. — Столько мороки и мучений, а чего ради? В тот раз ведь обошлись таблетками, и прекрасно все помогло.
— Ну что с тобой делать? — Понимая, что настаивать бессмысленно, Инна только вздохнула, подбирая нужные лекарства. — Помнишь, как принимать?
— Помню. — Зорин засунул таблетки в карман. — Ну, а теперь поехали. Пока еще кто-нибудь не пришел на ночь глядя.
— Поехали, — улыбнулась Инна.
«Уазик» неторопливо тронулся в путь, к дому. «По той же самой дороге едем, — отчего-то вдруг подумалось Инне. — По которой когда-то, в первый раз, вьюжным вечером, чуть меньше года назад привез меня сюда на своем лесовозе Вадим». Сидя тогда рядом с ним, она даже и не предполагала, как привяжется ко многим жителям поселка, из которого в тот момент мечтала сбежать, как много событий ждет ее впереди, как круто все в ее жизни изменится и что Вадим станет для нее…
Возглас участкового отвлек Инну от ее мыслей:
— Опля! Это что еще за… Инесс, ну-ка, выйдем, глянем. Похоже, там, под кустиком, наш клиент загорает.
Насчет загара Валерка, конечно, явно преувеличил, потому что в такой темноте это было невозможно в принципе. Но вот насчет клиента полицейский оказался прав, потому что теперь и Инна отчетливо видела белеющую в свете фар под кустом часть обнаженной человеческой руки.
— Пойдем, Инесс! — Зорин уже выпрыгнул из машины.
— Сходи ты первым, — попросила Инна, не торопясь следовать за ним. — Мне страшно…
— Скажи еще, что и перегар тебе нюхать противопоказано в твоем положении, — усмехнулся Валерий, открыл дверцу и встал перед ней, ожидая, когда Инна выйдет. — Идем! Я от тебя много не потребую, просто поможешь мне эту морду пьяную разбудить, чтоб я смог его довести до машины. Здесь ведь замерзнет до утра, если бросить, ночи уже вон какие холодные. А на себе его тащить мне что-то не улыбается.
— Ну… ладно.
Поскольку участковый так и стоял перед открытой дверью, не собираясь трогаться с места без нее, Инна все-таки решилась и выбралась наружу.
Вдвоем они сошли с дороги и по мокрой поникшей траве направились к кустам, под которыми неподвижно застыл человек.
— Эй, любезный! — за несколько шагов окликнул его Зорин. — Хватит спать! Посмотри, кто за тобой пришел! Это мы, белочки из страшной сказки всех алкоголиков… — Участковый замолк на середине фразы и замер, наконец-то полностью разглядев до того наполовину скрытую кустами «находку». После чего глухо произнес: — Да, Инесс, похоже, ты и впрямь напрасно сюда пошла. Или нет? Постой-ка, я гляну, может, еще не поздно.
— Что с ней? — дрогнувшим голосом спросила Инна, пока полицейский, склонившись над лежащей женщиной, рассматривал ее и трогал пальцами шею. — Валерка, это же Таня Мыдина!
— И уже не дышит, — выпрямляясь, сказал тот. — Все как обычно. Тот же почерк, те же синяки на шее.
— Нет! — Резко отпрянув и сделав шаг назад, Инна прижала руки ко рту. В голосе ее слышались слезы. — Нет!
— Очень хотелось бы с тобой согласиться, да не могу, — вздохнул Зорин, доставая из кармана служебный телефон. — Иди-ка ты обратно в машину, Инесс! Помочь здесь уже не сможешь, а вот наследить — запросто.
Сказав это, он отвернулся от фельдшера, заговорив с ответившим на вызов дежурным городского отдела полиции. А Инна все стояла, не в силах сдвинуться с места, и тихо шептала, судорожно сжимая руки:
— Нет… Нет… Нет…
Гибель Тани потрясла ее до глубины души. И казалось, уже ничего не может быть страшнее. Но таковое нашлось. Притянуло к себе Иннин взгляд тотчас же, как только она смогла отвести его от лица мертвой женщины. Лежало рядом с убитой почти на самой границе темноты и падающего на землю по касательной света автомобильных фар. Едва сдерживаясь, чтобы не закричать, Инна смотрела туда и отказывалась верить своим глазам. Смотрела на черные перчатки из тонкой кожи, которые сама этим утром держала в руках. Это были перчатки Вадима! Они почти сливались с потемневшей сырой травой, но Инна видела их так отчетливо, как будто перчатки пылали огнем. Вот оно, доказательство, начисто отметающее всякие сомнения и надежды. Смертный приговор ее счастью. И Вадиму.
Подумав об этом, Инна вздрогнула всем телом. Потом воровато оглянулась на заканчивающего разговор Валерия. С того места, где стоял участковый, когда осматривал Таню, он не должен был их заметить. И не дожидаясь, когда заметит, да и просто когда снова развернется лицом к покойнице, Инна метнулась вперед. За долю мгновения наклонилась и снова выпрямилась, отступив. Содрогнулась от сырого, холодного прикосновения перчаток к руке. От них словно веяло смертью! Но, почти не веря в то, что сейчас делает, Инна запихнула их в свой рукав. И тут же Зорин повернулся к ней:
— Ну вот, вызвал ребят, скоро подъедут. А ты, Инесс, уж не в обморок ли хлопнуться собираешься? Такая бледная, что как будто даже светишься в темноте! Нет уж, если собираешься, то только не здесь. Шагай-ка в машину, здесь тебе делать нечего. Посидишь там, а потом я тебя домой отвезу. Сейчас-то не могу, до приезда следственной группы нельзя оставлять место преступления.
Не чувствуя ни ударов своего сердца, ни тела вообще, а только ощущая казнящее, омертвляющее прикосновение перчаток к своей руке, Инна безропотно позволила Валерию взять себя под локоть и проводить к «уазику».
— Инесс, ты вообще жива? — Не дождавшись ответа, он слегка похлопал ее по щекам.
— Жива, — отворачиваясь от него и забираясь на сиденье, через силу прошептала Инна. — Иди.
— Да куда идти-то? — Участковый тоже сел в машину. — Чего я там не видел, в темноте-то? Вот сейчас следственная бригада подъедет, наладим освещение, тогда и будем работать. А пока просто покараулим место преступления. Не знаю, правда, что здесь теперь караулить, но так полагается.
Валерий принялся еще кому-то звонить. Инна не знала кому, потому что не слушала его. Шок не проходил. Больше всего ей хотелось бы сейчас остаться одной, меньше всего — именно в компании с полицейским. Валерка всегда подозревал Вадима… И оказался прав…
Где-то через полчаса за Инной приехал Петр Иваныч и наконец-то отвез ее домой. Хотел посидеть с ней до возвращения Вадима, позвать Марьвасильну, но Инна убедила его, что лучше ей побыть одной. Конечно, это была ложь. Но пока Инна как следует не рассмотрела перчатки, у нее еще оставалась крохотная надежда на то, что вкралась какая-то чудовищная ошибка. Рассматривать же находку при Петре Иваныче она не могла.
Едва только сосед ушел, Инна выхватила перчатки из рукава и кинулась с ними в большую комнату, под яркий свет люстры. Но как она ни вертела их, как ни искала доказательства того, что все-таки ошиблась, наоборот, все больше убеждалась в обратном. Вот очень знакомо стерта кожа на самом краю мизинца, а вот — едва заметный след от перочинного ножа на большом пальце левой руки… Да и не носил никто в поселке перчаток в это время года. Никто, кроме Вадима.
Опустившись на диван, Инна смотрела на перчатки, и кровь все громче стучала у нее в висках. Лишь этот звук напоминал о том, что она еще жива. Потому что сама себя чувствовала сейчас мертвой. И может, так было бы даже лучше. Лучше было умереть, чем узнать всю правду!
Звук отпираемой входной двери заставил Инну вздрогнуть. Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, она торопливо засунула перчатки под диванную подушку. В них и только в них заключалась теперь жизнь Вадима.
А тот уже бежал к ней от порога. Опустился перед женой, сидящей на диване, на колени, взял ее руки в свои: