Лишь когда поезд тронулся, набирая скорость, Инна перестала высматривать среди снующих по перрону людей Вадима, в страхе и одновременно в надежде увидеть его в последний раз. А потом, когда вокзал скрылся из вида, замерла, прижавшись лицом к окну.
И года не прошло, как она приехала в Боровое, кляня себя за то, что согласилась это сделать. А теперь все на свете отдала бы, чтобы вернуться туда и продолжить там жить. В ставшей родной квартире, с самым любимым человеком на свете. И видеться каждый день на работе со своими пациентками-бабульками, и отвечать на Валеркины шуточки, и… И чтобы было еще много чего, ставшего родным и привычным. Глядя в окно, Инна думала не только о Вадиме, но и о всех тех, кого оставляла в Боровом. О Вере с Настюшкой и о Степане, о Зиночке Зеленцовой с ее соседкой Катей, и о Ваське Морозове с его злостью на женщин, по Инниному мнению, больше напускной, чем настоящей, и о Коле с его детьми, и о дедке Котовом с его озорными внуками, и о Петриваныче с Марьвасильной, и о странноватом Захарушке с его собаками…
Список далеко не безразличных ей людей можно было продолжать и продолжать. И всех их Инна оставляла теперь, даже не надеясь, что в Боровом скоро появится новый фельдшер. А значит, опять люди останутся без первой помощи, и ФАП будет медленно разрушаться, его здание будет печально глядеть на случайных прохожих пустыми темными окнами. Думая об этом, Инна не могла сдержать слез. Единственным утешением в череде ее грустных мыслей была лишь та искорка новой жизни, что зародилась в ней, тот человечек, которого она увозила в себе.
Маме, к счастью, ничего объяснять не пришлось. Едва увидев дочь, та сразу поняла: что-то случилось, и от греха подальше лучше об этом пока не спрашивать.
— Ты моя девочка… моя хорошая… — обнимая рыдающую Инну, бормотала мама. — Вот умница, что приехала. Что бы ни произошло, а здесь твой дом. И конечно же, я тебя не оставлю. Выберемся, проживем. Все будет хорошо.
— Мам, я ненадолго… — прошептала Инна. — Мне необходимо уехать как можно дальше отсюда. Может, поговоришь с тетей Наташей? Надеюсь, она согласится, чтобы я пожила у нее хоть пару месяцев?
Тетя Наташа была родной маминой сестрой и жила аж за Полярным кругом. И хотя Инна очень сомневалась, что даже там призрак «резинового душителя» позволит ей жить спокойно, страх гнал ее прочь. Но пока мама медлила с решающим звонком, уговаривая дочку остаться (не знала ведь, почему та рвется прочь), выяснилось, что уехать Инна никуда не сможет: через день после своего приезда она на долгий срок угодила в больницу. К счастью, ребенка удалось сохранить, но после выписки ни о каких поездках не могло быть и речи.
Вернувшийся в тот вечер с работы Вадим вначале передвигался по дому на цыпочках, думая, что Инна спит, и боясь потревожить ее сон. Но потом зачем-то зашел в свою комнату и увидел на столе злополучные перчатки. Найденную под ними записку ему пришлось перечитать несколько раз. Не потому, что с первого раза остался непонятен ее смысл — с этим как раз проблем не возникло, хоть Инна и не называла вещи прямо, своими именами, — а просто потому, что содержание не укладывалось у него в голове. Когда осознавший, что Инна уехала от него, Вадим начал приходить в себя, первым его побуждением было набрать номер ее телефона. Но, как и следовало ожидать, абонент оказался вне зоны доступа. И, учитывая обстоятельства, Ларичев очень сомневался в том, что еще хоть когда-нибудь окажется иначе. Скорее всего, Инна избавилась от этого номера с тем, чтобы он исчез навсегда. Что же ему остается? Бросить все и поехать за ней? Но Инна умоляла не делать этого. Снова и снова Вадим перечитывал строки ее пронизанного любовью и отчаянием письма. И понимал, что ехать нельзя. Нельзя ни в коем случае.
Почти бесстрастно — не время было сейчас предаваться эмоциям! — Ларичев прошел на кухню. Закурил и надолго задумался, невидящими глазами глядя в окно. Да, ехать было нельзя. И не только потому, что так просила Инна. Не только потому, что она могла сейчас не выдержать вызванного их встречей потрясения. Имелась и другая причина. Вадиму был известен адрес ее фактического проживания, она же, естественно, поехала к маме. А в паспорте местом предыдущей прописки Инны значился адрес ее бывшего мужа, к которому она не имела уже никакого отношения. Возможно, еще кто-то видел этот штамп, и если Вадим сейчас кинется к Инне, то сам, лично, выведет на нее заинтересовавшегося ею убийцу. Ведь в том, что «резиновый душитель» всерьез интересуется Инной, Ларичев ни минуты не сомневался. Иначе к чему был устроен им спектакль с перчатками?
Уж кто-кто, а Вадим-то точно знал, что никак не мог оставить их возле покойницы. Просто потому, что его в тот вечер и в помине на месте гибели женщины не было. Значит, оставить их там мог только убийца, не поленившийся проехать за Вадимом на вокзал, подкараулить момент и вытащить перчатки из кабины лесовоза. А ради чего? Ответ напрашивался сам собой. Уж конечно, не для того, чтобы, подставив Вадима, самому избежать разоблачения — разоблачением неуловимого насильника по сей день даже не пахнет. И не для того, чтобы, поставив жирную точку на череде своих преступлений, взять да и «завязать» — с каждым новым убийством подобные маньяки все меньше способны остановиться. А вот ради того, чтобы убрать Вадима подальше от Инны, вполне может быть.
По логике Ларичева после обнаружения его перчаток рядом с телом жертвы должны были бы арестовать. Надолго или нет, отдельный вопрос, но убийце времени наверняка бы хватило: разве трудно втереться в доверие к сломленной горем женщине и выманить ее на улицу в поздний час? Инна, одурманенная своими переживаниями, скорее всего, даже и не вспомнила бы о том, насколько это опасно. Тем более что «убийца» уже схвачен, вышла бы, ни о чем не задумываясь, ничего не подозревая, и… Вадима как током ударило, едва он представил себе дальнейшее — его бы рядом не оказалось, он не смог бы ее защитить, и подонок в очередной раз натешился бы. К счастью, Инна вместе с Валерием первой оказалась на месте преступления. И, первой заметив злополучные перчатки, поторопилась их спрятать, думая, что таким образом спасает его, Вадима. На самом же деле сорвала убийце все его планы.
Но успокаиваться никак нельзя. Нет никакой гарантии, что одержимый жаждой убийства маньяк не решится теперь последовать за Инной по ее новому месту жительства. Вадим знал, на что могут оказаться способны такие вот одержимые, ему доводилось сталкиваться с подобными в годы своего боевого прошлого. Эти нелюди со временем теряли и голову, и всякий страх, у них оставалась только цель, которой нужно было достичь любой ценой. И они стремились к ней с тем бо́льшим маниакальным упорством, чем труднее было до нее добраться. Душитель из Борового, возможно, тоже ни перед чем не остановится. Легко поймет, куда направляется Вадим, и тенью двинется за ним. И если сам он вряд ли бы смог найти Инну в городе с многомиллионным населением, то, когда пойдет по следам Вадима, шансы отыскать намеченную жертву заметно вырастут. А там уж дело случая.
В первую очередь именно поэтому ехать к Инне сейчас нельзя. Напротив, надо убедить убийцу в том, что не стоит дергаться понапрасну, потому что Инна вскоре вернется. Да, да, необходимо удержать его здесь, в Боровом. И, выиграв время, вычислить маньяка. Потому что только от его разоблачения зависят теперь и судьбы, и жизни всех троих: как Инны с нерожденным пока малышом, так и Вадима. Потому что, случись с беременной женой беда, он без нее…
Трель дверного звонка прервала мысли Ларичева. Раздавив в пепельнице уже и без того потухший окурок, Вадим прошел в прихожую и открыл дверь. На пороге стоял Зорин.
— Привет, людоед! — кивнул Валерий, делая шаг вперед. — Где Инесс?
— А что опять стряслось? — поинтересовался хозяин квартиры, не торопясь пропускать незваного гостя дальше. С позавчерашнего вечера Вадим был очень зол на участкового за Инну.
— Да ничего. Просто нужна. Где она?
— «Просто нужна» — не ответ. После того, как ты втравил ее в эту историю…
— Ты что, псих? Как я мог ее втравить? Все получилось случайно, по пути домой!
— Мог бы для начала сам сходить и взглянуть, что там тебе под кустами мерещится, а не тащить ее сразу с собой, — жестко ответил Вадим. — Знаешь, что с ней потом было? А теперь ты заявляешься и говоришь, что она тебе «просто нужна»… Вот я и спрашиваю: зачем? Уж не для того ли, чтобы еще добавить впечатлений своими вопросами?
— А если бы и так? — вспыхнул Зорин. — Задавать вопросы, знаешь ли, моя работа. Я участковый.
— А я муж Инны. И имею право быть в курсе всего, что с ней связано.
— Вот уж чего я тебе не гарантирую. А вот ей могу и повестку вручить, вызвать в город, к следователю. Ты этого будешь добиваться? Или все-таки позовешь ее сюда, чтоб мы могли все тихо-мирно уладить?
— А совести на повестку хватит? — усмехнулся Ларичев.
— Но у тебя же хватает гонора! — не остался в долгу Валерий.
Они стояли друг против друга, лицом к лицу. Будь Инна дома, Вадим, скорее всего, спустил бы сейчас «гостя» с лестницы. Но ее не было, и в данный момент (по крайней мере, с Валеркиной стороны) ей ничего не угрожало. Поэтому Вадим справился с собой и ответил:
— Уехала она.
— Как?! Куда?! — Зорин изменился в лице.
— Домой, куда же еще, — пожал плечами Вадим. Ему хватило одного беглого взгляда, и он сразу отвел глаза, не желая показывать, как удивлен реакцией Валерия, слишком уж эмоциональной для пришедшего провести опрос участкового. Разве что в Инну влюблен, так же как в свое время в Ларку? — Там у нее возникли проблемы.
— Какие еще проблемы?!
— Семейные. Которые не имеют никакого отношения к твоему следствию. Так что, если хочешь ее расспросить, придется подождать недели две или даже три. — Никого, даже полицейского, Вадим не собирался посвящать в свои планы.
— Так… — Валерий потупился, что-то обдумывая. Потом спросил: — А телефон у нее почему не отвечает?