Сейчас, воскрешая в памяти те дни и зная, кто является убийцей, Ларичев на многое смотрел иначе, запоздало испытывая страх. Ведь только теперь он начал осознавать, какому риску все это время подвергалась Инна, каким нездоровым был проявляемый к ней Зориным интерес.
Тот вальс… Вадим совершенно точно вспомнил, что именно после их первого с Инной танца и была убита баба Клава. Все тогда говорили, что на маньяка это совершенно не похоже, нападать на старушек совершенно не в его стиле. А он и не собирался! Скорее всего, убийца просто сорвался, набросился на первую попавшуюся женщину, в избытке эмоций гуляя по ночному поселку. Сорвался потому, что не мог в тот момент добраться до объекта своих вожделений. И Вадим надеялся, нечто подобное произойдет еще раз, только без такого печального финала: истосковавшийся по Инне маньяк не сможет остаться равнодушным, просмотрев предложенную ему запись, и снова выйдет на свою страшную охоту в ближайшее время здесь, в поселке. А уж ее исход будет зависеть от него, от Вадима.
Вечером Ларичев ожидал Валерку и потому сразу распахнул входную дверь в ответ на звонок. Однако на пороге оказались посетители, которых он уже давно и старательно избегал: Степка с Верой, Коля со своей женой Таней и еще пара шоферов из его бригады.
— Попался! — констатировал Степан, едва взглянув на уцепившегося за дверной косяк якобы нетрезвого Вадима. — Короче, мы к тебе. Разговаривать будем.
Вся компания, не дожидаясь приглашения, ввалилась в прихожую.
«Как же вы не вовремя, ребята…» — подумал Ларичев. Однако что-либо возражать было бесполезно, поэтому он, изображая пьяную покладистость, развел руками:
— Ну конечно! Заходи, честной народ! Сейчас все организуем!
— Вот как раз организовывать и не надо! — категорично заявил Коля и, демонстративно игнорируя кухню, прошел в большую комнату, а все остальные за ним. — Мы как раз, наоборот, по поводу, так сказать, реорганизации. Вадька! Пусть ты человек и нелюдимый, вроде как ни с кем в поселке горячую дружбу не водишь, но успел немало сделать людям хорошего. И Инночка твоя тоже. Вот мы и пришли сказать, что не можем спокойно смотреть на то, как ты катишься под откос.
— Я?! Ребята, да вы чего? — начал оправдываться Вадим. — Я только так, пока Инки дома нет. Просто расслабляюсь в законном отпуске.
— Ну, про расслабления твои отдельный разговор пойдет, — подхватил тему Степан. — Ты знаешь, что Петр Иваныч на тебя заявление участковому настрочил за испорченную машину? Он считает, что, кроме тебя, это сделать было некому. И, честно сказать, мы тоже так считаем. Но Петра Иваныча мы берем на себя — машину отремонтируем всей бригадой, а заявление уговорим забрать. Тебя же, так сказать, возьмем на поруки.
— Ребята, я ведь уже взрослый мальчик, если кто этого еще не заметил, справлюсь сам… — все же попытался возразить Ларичев. А про себя подумал: «Леший бы вас побрал! Хотя какие вы все хорошие… Вот уж не ожидал! Тронут до глубины души. Но как же вы не вовремя, ребята!»
— Мы видим, как ты справляешься. Стал похож на бомжа, шатаешься по городу с собакой, старух пугаешь, квартиру не узнать…
Что ж, Вадим именно такого эффекта и добивался. Но не предполагал, что его инсценировка принесет такой результат. Что именно успех постановки может вызвать помехи намеченному делу. Ему пришлось применить всю свою силу убеждения, чтобы заставить коллектив на время оставить его в покое. Не сообщать же правду про участкового! Одно дело — Петр Иваныч, старый разведчик, который дошел до открытия, то есть раскрытия личности местного маньяка, вместе с Вадимом. И совсем другое — эта компания, которая вряд ли сразу поверит в сообщение о том, кем на самом деле является обаяшка полицейский. К тому же слишком много народу, кто-нибудь точно не удержит язык за зубами. Спугнуть осторожного душителя очень легко.
А тот, легкий на помине, как раз появился. Вадим только-только успел худо-бедно договориться с неожиданными посетителями и теперь вел с ними мирную беседу, просматривая те самые видеозаписи, с Инной. Кстати, оказалось, что скучал по Инне не один ее муж, другим обитателям поселка тоже недоставало общения с доброй и отзывчивой фельдшерицей.
Увидев полную комнату гостей, Зорин вначале опешил, но быстро взял себя в руки. Разулся, повесил на вешалку подальше от входа пакет, в котором (кажется, лишь хозяин квартиры это и заметил) стеклянно звякнула, зацепившись за висящий там же зонтик, бутылка.
— Вот и участковый пришел! — приветствовала Валерия компания. — Заходи, тебя тут и не хватало, сразу проблему с заявлением обсудим.
— С каким заявлением? — Валерий не сразу понял, о чем идет речь, поскольку все его внимание, едва он переступил порог комнаты, приковалось к телевизионному экрану, на котором Инна кружилась по танцплощадке под музыку и громко выражаемое одобрение окружающих.
— Как какое? Да на Вадьку! — пояснил Коля.
— А, это… — Зорин, отмахнувшись, присел на диван между ним и Верой. — Вот уж не думаю, что ему вообще стоит значение придавать. Чем оно грозит-то? Денежным штрафом, не более. Да только не верю я, что Петр Иваныч так уж хочет Вадьке вредить. Попугает и сам свою писульку заберет. Для этого Вадиму вполне достаточно будет просто пойти к нему и извиниться. Только трезвому!
— Уверен? — уточнил Коля.
— Да о чем речь? Петр Иваныч всю жизнь относился к Вадьке как к родному сыну. И сейчас-то тоже не как по чужому беснуется.
— Кстати, по поселку ходили слухи, будто Вадим и в самом деле его сын, — заметила Таня.
— Байки! — не удержался Ларичев. Ему и самому доводилось слышать такие разговоры, но он всегда пресекал их на корню: было что у Петра Иваныча когда-то с его матерью или нет, это все уже осталось в прошлом. А в настоящем была Марья Васильна, которой сплетни об измене мужа, пусть даже и о давней, вряд ли доставят удовольствие. — А извиниться я, конечно, извинюсь. Вот только выхожусь немного.
— Давай-давай, — кивнул Коля. — И не откладывай надолго. А то вон сам говоришь, что Инночка может со дня на день приехать. И что она здесь застанет?
— А ей сейчас волноваться вообще нельзя, — поддакнул Степан. — Я, пока Верка беременная ходила, ни в чем ей не перечил. И боже упаси, чтобы чем побеспокоил. Зато у нас теперь и Настюшка спокойная.
— Сплюнь! — потребовала Вера. — А то кто его знает, как оно дальше будет.
— Ты ее как, все еще грудью кормишь? — как о само собой разумеющемся поинтересовалась Таня, мать троих детей, пока Степан символически выполнял Верино требование.
— Ну… да, — немного замявшись и слегка покраснев, ответила Вера.
— Вот оттого и спокойная, — констатировала Таня. — У меня уж это проверено.
«Наш вряд ли будет спокойный, — слушая их мирный разговор и украдкой наблюдая за участковым, с горечью подумал Вадим. — Эх, Иннулька, Иннулька, сколько тебе пришлось пережить за последнее время… Узнать бы, как ты там сейчас, хоть в два слова».
А он, кое-как поддерживая беседу, все не отрывал взгляда от экрана, на котором Инна то исполняла по просьбе публики вместе с Наташкой и Светкой свой «ирландский танец», выстукивая ритм изящными каблучками, то кружилась с людоедом в вальсе. Ах, если б он так умел! Тоже пригласил бы Инну на танец и не топтался бы с ней на пятачке танцпола, а кружил бы ее под волшебную музыку по всему залу, сжимая рукой гибкую талию…
Он провел ладонью по своему колену, представляя себе Иннино тело. Его снова отвлекли каким-то вопросом, и он ответил, даже не поворачивая головы в сторону собеседника. Потом, дабы его поведение не вызвало ни у кого недоумения, абсолютно откровенно заявил, что на такое искусство надо смотреть, не отвлекаясь. С ним согласились, потому что не согласиться было невозможно. И он снова приник к экрану. К Инне. К ее взметающимся в танце волосам и подрагивающей груди, к ее обтянутым брюками стройным бедрам, к загадочно мерцающим глазам, а главное — к ее губам, к которым его всегда так тянуло. Инна, прежняя, была сейчас перед ним, и это было непередаваемо!
Почему он, дурак, сам раньше не додумался о такой возможности? Для него бы многое тогда изменилось. Вполне вероятно, что, имей он диск с записью, Инна давно была бы ему уже не нужна. Давно бы осуществил задуманное и не дожидался бы этой ее безобразной беременности, да и свадьбы с людоедом тоже. Остались бы у него в памяти непередаваемые ощущения полной власти над ее телом, особенно ее прелестные губы, разжимающиеся в отказе бороться за последний вздох, а в настоящем была бы запись, которую можно прокручивать снова и снова. И Инна безотказно танцевала бы для него. Так же безотказно, как до этого повиновалось бы ему ее мертвое тело.
На Валерия никто не обращал внимания, не мешая ему по его же просьбе. Только Вадим, сидя в кресле в полутени дальнего угла комнаты, продолжал за ним наблюдать украдкой, из-под полуопущенных век, из-под успевшей изрядно отрасти за время «запоя» челки. Ларичев едва сдерживался, чтобы не вскочить и прямо тут же не схватить участкового за горло. Теперь он знал, что тот — убийца, и это знание позволяло ему видеть детали его поведения, которых раньше попросту бы не заметил: сладострастное движение рукой по колену, сбивающееся время от времени дыхание, алчные проблески в глазах, глумливое подрагивание губ. Несомненно, маньяк сейчас не только любовался Инной — он еще и думал о ней. И для Вадима ход его мыслей уже не был секретом. Но он подавил в себе закипающий гнев, словно окурок раздавил. Все, абсолютно все сейчас должно было быть подчинено лишь одной цели: поймать подонка, чтобы никогда больше эта сладострастно огладившая колено рука не сомкнулась на чьей-либо шее.
Он ушел вместе с прочими гостями, «забыв» принесенную бутылку на вешалке, дабы никто не заметил, что он ее сюда принес. Да и чтобы не таскать спиртное туда-сюда: не в его планах было позволить людоеду слишком протрезвляться в ближайшее время. Но уже оказавшись дома, пожалел об оставленной бутылке, чувствуя, что ему самому сейчас совсем не помешало бы опрокинуть стопку-другую. Сердце глухо колотилось в груди, не желая успокаиваться, и в низу живота тянуло, несмотря на полученную сразу по приходе домой физическую разрядку.