[7]. И все же поисковикам иногда везет: люди, боясь остаться неопознанными после смерти, писали свои имена на расческе, ложке или котелке или делали себе медальоны сами из пустой гильзы.
От гитары остались щепки. Ее хозяйка Оля Короткевич, слава богу, уцелела под обстрелом, но была ранена, и, видимо, тяжело. Оля была веселая и громкая, «любительница попеть и потанцевать», лучше всех пела во взводе. Из дома учиться на снайпера она поехала с гитарой и на фронте с ней тоже не расставалась. Теперь, с искаженным от боли лицом, она не переставая спрашивала: «Где же моя гитара?» — «Не беспокойся, Оля, гитара будет!» — успокаивала Олю ее снайперская пара Катя Передера, неумело и поспешно перевязывая рану: Олю надо поскорее унести отсюда[8]. Вокруг шел бой. На этот раз Голубая линия будет прорвана.
В наступлении, которое Северо-Кавказский фронт начал 10 сентября, 19-й курсантской бригаде крепко досталось. Понес потери и женский взвод снайперов, которые в наступлении стали простыми пехотинцами: за несколько дней под Темрюком он потерял, кроме Оли Короткевич, еще девять человек: было 33, осталось 23[9], Катя Передера оказалась права: Оля выжила и купила себе другую гитару, но на фронт уже не вернулась, на всю жизнь оставшись инвалидом.
Новой снайперской парой Кати Передеры стала Женя Макеева — высокая красивая девушка, черноглазая и смуглая, острая на язык, общительная, смелая. Стала не только парой, но и самой близкой подругой. Катя и Женя ни на день не разлучались до 7 мая 1944 года: в тот день Женя Макеева погибла и Катя не смогла ее похоронить.
Большинство девушек Катиного снайперского взвода призвали из Краснодара, но Катя и Женя были из Кропоткина. Они жили в разных концах этого небольшого кубанского города, так что знакомы до снайперской школы не были. Как и остальных девушек взвода, их призвали в армию сразу после освобождения Краснодарского края в феврале 1943 года.
Немцы вошли в Кропоткин 4 августа 1942-го. С бугра — город стоял на возвышенности — Катя с родными смотрели в долину, на Кавказ, и видели, как двигались к городу немецкие части. Когда они прорвались к городу, Катя, хоть и не робкого была десятка, со страху прыгнула в погреб, обойдясь без лестницы. К ней присоединились мама и сестры. А немцы между тем въехали в город на своих машинах и мотоциклах, и, когда девушки вылезли посмотреть, что происходит, они уже вовсю шуровали по улицам: забирали у хозяек яйца и молоко, стреляли кур[10].
Оккупация запомнилась голодом и страхом, однако особых зверств Катя не видела. Единственное страшное, что произошло сразу после появления немцев, были расстрелы отступающих советских солдат, чьи подводы немцы успели перехватить. После этого, как казалось Кате, все успокоилось. Вокруг многие помогали немцам: появились отряды казаков и крымских татар. Те, кто до войны не был доволен советской властью, начали работать в полиции или администрации. «Самое страшное другое, — вспоминала жительница Краснодара. — Помню, въезжает фура, брезентом покрытая. И из этой машины вываливаются человек тридцать-сорок в фашистской форме. И все разговаривают по-русски»[11]. Рабочие, если было где работать, при немцах так и ходили на свою работу: есть-то семье надо[12]. Немцы ловили подпольщиков, что-то жуткое происходило поблизости, но до Катиной семьи доходили лишь слухи. Немцы требовали от населения молоко и яйца и совершали мотоциклетные рейды в отдаленные деревни и хутора, где еще осталось много птицы. Уток и гусей они живыми увозили на мотоциклах. Мальчишки быстро наловчились: услышав шум мотоциклов, сразу вооружались длинными хворостинами и гнали птицу к реке, озеру или ручью, где пережидали визит незваных гостей. В остальном немцы местных не обижали, просто не считали за людей. Случалось, что не отбирали продукты, а меняли их на свой эрзац. Многие местные говорили — кто открыто, кто тихонько, — что, если бы немцы дали им земли, жизнь при них была бы лучше, чем при Советах.
Город советские войска освободили с тяжелыми боями спустя полгода, и вскоре Кате и многим ее ровесницам пришли повестки (ребят-ровесников забрали еще до оккупации города в 1942-м). Нашлось немало девчонок, кто на фронт идти не захотел: попрятались у родных, у бабушек. Катя пошла, не позволила совесть прятаться — ведь многие из ребят-одноклассников, она знала, уже погибли[13].
Группу девушек — около ста человек, чтобы сформировать одну роту, — посадили в открытые товарные вагоны, наполненные солью, и так, на соли, привезли в Краснодар. Старинный город, красивая столица Кубани, стоящая на месте древнего Боспорского царства, сильно пострадала. Промышленные предприятия были подорваны НКВД еще до прихода немцев[14], и еще худшие разрушения вызвали обстрелы, бомбежки и пожар, устроенный немцами перед уходом.
Из Краснодара будущих снайперов повезли в станицу Медведовскую, спокойное местечко у слияния двух рек, с белыми домиками в садах и огромными огородами. Здесь им предстояло учиться. Поселили в свинарнике — не нашлось другого места, но девушки понимали, что капризничать не время: идет война, только что прогнали немцев. Свинарник они быстренько вычистили и сделали себе матрасы из камыша, которого было вокруг лимана более чем достаточно. Матрасы положили на землю вдоль стен, поставили в середине несколько деревянных скамеек и повесили на стену листок с распорядком дня — вот и все обустройство[15]. Женскую военную форму для Красной армии тогда массово не выпускали, так что им, как и сотням тысяч призванных в тот год женщин, выдали мужскую, огромную, и мужские сапоги. Гимнастерки доходили невысоким девушкам до колена, сапоги сваливались с ног. Хоть смейся, хоть плачь. Как и других девушек на фронте, всех остригли под мальчика. Уложенная традиционно вокруг головы коса испокон веков считалась красой и гордостью казачек. Большинство из этих будущих снайперов никогда в жизни не стриглись, и расставаться с косами оказалось очень тяжело. Многие плакали и просили старшину сделать исключение. Но хромой старшина-фронтовик, сославшись на приказ сверху, приказал стричься всем[16]. Непривычные мальчишечьи прически расстраивали их до окончания курсов, а там они сделали в Краснодаре химическую завивку — первую и последнюю за всю войну.
Проведя несколько теоретических занятий, с будущими снайперами начали строевую подготовку и стрельбы в овражке: поставили мишени, и успевший понюхать пороху старшина учил их целиться и справляться с отдачей. Учил и маскироваться и даже загонял в лиман, где они должны были сидеть под водой и дышать через трубочку![17] Словом, всему тому, что, на его взгляд, могло потребоваться им на войне. Где взять силы для таких изнуряющих тренировок? Кормили отвратительно, часто одной перловой кашей — на стрельбище она попадала уже холодная и «посиневшая», и Катя вспоминала причитания своей мамы, когда та провожала дочь на фронт: «Моя ж ты дочечка, как же ты там будешь без борща?»[18] Кубань по культуре и традициям ближе к Украине, чем к России, и без борща Катя ни до ни после войны жизни не представляла. Мама нашла способ скрасить ей существование, приехав в Медведовскую — добралась, то пешком, то на колесах, просясь на грузовики, за целых 150 километров! С ней приехала мама Жени Макеевой — как они познакомились и от кого узнали, что дочери в Медведовской, неизвестно. Но Катя и Женя знали, что матери к ним едут, — кто-то сказал — и готовились: попросившись в дом к местным женщинам, постирали гимнастерки, перепачканные грязью во время учений, подшили чистые подворотнички. Мамы привезли какие-то продукты, но мало: с едой уже стало плохо даже на Кубани. Женин старший брат воевал (он тоже с войны не вернулся). Забрали, сказала мать, и Катину старшую сестру Нину — медсестрой, и она находится сейчас где-то недалеко от Кати[19].
В мае стало тепло, появились цветы. Девушки собирали букеты, и в казарме запахло совсем не по-солдатски[20]. В конце мая им выдали холостые патроны и учебные гранаты и провели учения: снайперы должны были разгромить прорвавшийся к железной дороге десант противника и освободить вокзал. После учений объявили, что принимать экзамены (теория, строевая подготовка и стрельба) будет фронтовая приемная комиссия и в ее составе женщина-снайпер Людмила Павличенко, которая до своего ранения тоже воевала на Северо-Кавказском фронте. О Павличенко они много слышали и читали в листовках, она «истребила более трехсот фашистов». Поэтому, когда знаменитость не приехала, девушки и их наставник-старшина были страшно разочарованы[21].
Глава 2«Какая выдающаяся женщина — лейтенант Красной армии Л. Павличенко!»
В конце августа 1942 г. чуть ли на каждое советское и многие западные периодические издания освещали небывалый визит. Советские фронтовики приехали с официальной делегацией комсомола в США, на Международную студенческую ассамблею. Программа визита, однако, была намного шире, чем просто участие в конгрессе: планировалось, что делегация пробудет в США несколько недель, выступая по всей стране перед самыми разными аудиториями с целью привлечь внимание к Восточному фронту.
Такого интереса и такой симпатии к СССР, как осенью 1942-го, раньше никогда не было и вряд ли будет. Россия — еще совсем недавно страна-изгой, закрытый, отсталый и воинственный колосс, заключивший пакт с нацистами, нападавший на соседние страны с целью захвата территорий, — теперь предстала перед Западом в новом качестве: страны, отчаянно, изо всех своих сил борющейся с безжалостным и очень сильным агрессором, стянувшей на себя огромные немецкие силы. Коммунисты и профсоюзные активисты в США и европейских странах требовали от своих правительств большей помощи России. Немцы, захватив огромную часть советской территории, дрались за Сталинград. Каков будет исход этой битвы? Если не в пользу русских, всем придется плохо. Люди жадно следили за новостями с Восточного фронта, слово «Россия» было у всех на устах, успехи Советской армии ощущались во многих семьях как свои собственные.