— Хотелось бы это послушать, — засмеялся он.
— Если вы еще раз позвоните, я обращусь в милицию!
Она все же бросила трубку.
После этого звонка Николай стал ей еще более отвратителен. Этот человек возомнил себя роковой личностью и теперь играет словами, как жонглер своими кольцами. Впрочем, мелкие люди всегда обожали манипулировать страхом других. Этим самым они возмещают свою ущербную малозначительность. Кто этот Николай на самом деле? Кто он такой, чтобы позволять себе говорить в таком тоне?
Галя этого пока не знала, но пообещала себе выяснить.
— Привет, подруга.
— Привет, — улыбнулась Галя, встретив у входа в госпиталь Оксану.
— Что-то ты в последнее время совсем про меня забыла.
— Дел полно, — пожала плечами Галя.
— Понятно. А я увольняться надумала.
— Как? — ужаснулась она.
— Обыкновенно. Ты что, не слышала, что женушка Беленького мне тут устроила?
— Слышала, конечно… Так ты из-за этого?
— А из-за чего же еще? Я хоть женщина без комплексов, но все эти разговорчики у меня за спиной ужасно выводят из себя. Сам Беленький и глаз уже поднять на меня не смеет. А вообще смешно все получилось.
— Странная ты, Ксанка, — вздохнула Галя. — И что ты будешь делать дальше?
— Устроюсь как-нибудь. Не пропаду. Работу найти не проблема.
— А как с Беленьким?
— Кончено. Окончательно и бесповоротно. Да и он сам будет этому рад.
— Быстро же у тебя все — вчера любила, сегодня разлюбила.
— Да и ты, подруга, тоже времени даром не теряла.
— О чем ты? — обернулась к ней Галя, удивленная ее язвительным тоном.
— Тут про тебя тоже кое-что говорят…
— Что говорят? — насторожилась она.
— Глупости, как всегда. Нашим кумушкам только дай повод, они такое наплетут, что не расхлебаешь потом.
— Да что наплетут-то?
— Ладно, это я так. Вырвалось. Успокойся.
— Ничего не успокоюсь, — покачала головой Галя. — Давай выкладывай.
— Да ничего особенного!
— Я от тебя не отстану, — пригрозила Галя. — Что про меня говорят и по поводу чего?
Подруга некоторое время помолчала.
— У вас… — Оксана запнулась, — с солдатиком этим взаимная симпатия или что?
На какое-то мгновение в душе Гали вспыхнул возмущенный протест. А потом пришло странное задорное удовлетворение.
— Или что, — ответила она. — Степан, по крайней мере, не зациклен на самом себе, как остальные. И с ним интересно.
— А, ну, понятно, — кивнула подруга. — Я так и подумала. Только вот что я тебе скажу, подруга. Не надо их жалеть. Нам эта жалость только боком выходит. Посмотри на этих мальчишечек. У них же у всех по тонне ненависти в сердце. Они войной этой исковерканы до самых печенок. У каждого второго с нервами не в порядке. А у каждого третьего к тому же и с головой беда.
— Ты, Ксаночка, извини, но мне кажется, это не твое дело.
— Да, не мое. Не мое. Но я тебе же, дурочке, добра желаю.
— Спасибо, Ксана. Приму это во внимание.
Галя рассталась с подругой перед административным корпусом, ощущая смятение из-за этого разговора. Оксанку можно было понять. В последнее время все на нее вдруг навалилось. И хотя она старалась показать всем, что по-прежнему держит хвост пистолетом, Галя видела, как больно подруге. И Оксанка никого не хотела посвящать в свою боль. Даже ее, Галю. Это было немножко обидно. Впрочем, Оксана всегда была такой. Скрытная и нарочито бодрая. Ну и пусть! В последнее время она вообще стала невыносимой. Поучает, ехидничает, злится, что называется, на ровном месте. А ведь сама потом прибежит прощения просить. В кино потянет, по магазинам…
Галя решила больше не думать об этом. У нее было дело. Очень важное дело.
Она нашла бывшего спецназовца ГРУ Виктора Пушкарева в столовой. Он завтракал в одиночестве. Рядом с ним никого не было. Виктор был небрит и угрюм. После того случая в парке с ним начали работать психологи, но все попытки врачей найти с ним контакт натыкались на его упорное молчание. Виктор походил на огромного злого медведя, готового наброситься на любого, кто ему не понравится. В последнее время он даже жену не хотел видеть. Виктор погибал. Через пару дней его должны были выписать, и что с ним будет потом, трудно было представить.
Галя взяла на раздаче стакан чая и подсела к нему. Он посмотрел на нее искоса, но не прервал трапезу.
— Привет, Витя. Как дела?
— Нормально, — буркнул бывший спецназовец, тупо жуя госпитальную кашу, неловко держа вилку левой рукой.
— А мне, Витенька, помощь твоя нужна.
— Что? — повернулся он к ней и взглянул тяжело, исподлобья.
— Помощь, говорю, нужна.
— Какая?
— Сугубо конфиденциальная.
— Чего? — прищурился Витя.
— Ну, значит, лично для меня, — пояснила Галя, чувствуя себя не очень-то уютно под его взглядом. — Я бы тебя не попросила, если бы знала, к кому еще можно обратиться. Очень надо… понимаешь?
— Пока ничего не понимаю, — покачал головой Виктор. — Говори толком. Что ты крутишь вокруг да около?
— Тут свидетелей много, а дело личное.
— Личное? — усмехнулся он, и Галя вдруг подумала, что на его лице впервые за несколько недель видит улыбку, пусть даже снисходительно-презрительную, но все же улыбку.
— Сильно личное? — спросил он снова все тем же ироничным тоном.
— Очень.
— Ну, пойдем, выйдем.
— Ты так это сказал, что я испугалась, — шепнула ему Галя, когда они вышли в коридор.
— Не боись. Я женщин и детей не ем.
— А остальных?
— По большим праздникам. Ладно, хватит трепаться. Чего надо?
Она отвела его подальше, к окну, вздохнула и произнесла, словно решилась сделать что-то страшно героическое:
— Витенька, дело в том, что меня преследует один мудак.
— И что?
— Мне он надоел.
— Пошли его подальше, — посоветовал Виктор с равнодушной улыбкой.
— Посылала.
— Матом? — уже с некоторым интересом спросил он.
— До мата не дошло, но морально я уже к этому готова.
— Сильно достает?
— Выражение о банном листе слышал?
— Ну.
— Так вот представь, что этот лист еще и суперклеем намазали.
— А чего ему надо?
— По намекам поняла, что жениться на мне хочет. Витя хрюкнул в кулак и отвернулся.
— Не вижу в этом ничего смешного, — обиделась она.
— Ладно, не буду больше. Только причем тут я? Разбирайся со своим… женихом сама.
— Да не могу я! Я ему уж и так и этак, а он: «Ты такая редкая женщина».
— Ну, я бы мог позвонить своим ребятам. Они его на место аккуратненько поставят.
— Тут еще кое-что… Он говорит, что из ФСБ.
— Чего-чего? — совсем уж развеселился спецназовец Витя.
— Сказал, что служит в ФСБ. Вот я и хочу узнать, можно ли это проверить… через твое ведомство? А, Витенька? Сил моих больше нет. Звонит постоянно. Даже следит, наверное. Во всяком случае, я так поняла. Шагу ступить не могу без того, чтобы не оглянуться.
Спецназовец задумчиво смотрел в окно.
— Ну что, Витя, поможешь?
Он пожал плечами и сказал:
— Ладно, что-нибудь придумаем. Ты знаешь его полное имя, возраст, местожительство?
— Вот, — Галя протянула ему бумажку с выведанными у бабушки сведениями. Все утро Галя украдкой, чтобы не вызвать подозрений, ее допрашивала. Зоя Даниловна, сбитая с толку таким интересом внучки к изгнанному гостю, выложила все, что ей было известно. А известно ей было многое благодаря ее вечным посиделкам с подругами и приятельницами.
Витя посмотрел бумажку и спрятал в карман.
— Как только что-то узнаю, позвоню. Я ведь на днях выписываюсь.
— Ой, спасибо, Витенька! — воскликнула Галя. — Ты настоящий мужчина!
Он снова метнул на нее жесткий пронзительный взгляд, но потом лицо его осветилось снисходительной улыбкой.
— Ответишь на один вопрос?
— Да, Витенька.
— А за меня ты бы вышла?
— Если бы ты не был женат?
— Если бы я не был женат, — подтвердил он.
— Ни минуты не задумалась бы.
— Врешь! — качнул он головой. — Кому нужен калека?
— Дурак ты, Витенька. У тебя же не половину души или мозгов отняли, а всего лишь руку. Ты не стал от этого глупее или безумнее. Ты и сам это понимаешь. Только тебе приятнее сейчас самому себе делать плохо, истязать себя мыслями о том, что ты никому не нужен. Вот потому я и говорю, что ты дурак. Хуже самим себе делают только дураки. Умные делают себе хорошо. А если ты себе делаешь хорошо, то делаешь хорошо тем, кто рядом с тобой. Это же э-ле-мен-тар-но, Ватсон! Так что делай себе хорошо и перестань ваньку валять, Витенька. Ты же здоровый мужичище! Ты просто не представляешь себе, сколько на свете есть напастей, от которых впору руки на себя наложить. Некоторые до самой смерти к инсулину привязаны, некоторые годами на диализ ложатся каждую неделю, потому что нет донорского органа. У кого-то врожденные патологии, и все деньги на лекарства уходят. Язвы, аллергии, вирусные инфекции, параличи, воспаления, пороки, камни, слепота, глухота, рак, не говоря уж о СПИДе! И все живут! Цепляются за жизнь, как только могут. Потому что жизнь у каждого одна, и каждый хочет прожить ее, несмотря ни на что.
Виктор смотрел на нее с удивлением, потом улыбнулся хитро и сказал:
— Все же прочла лекцию, да? «Подумай о том, что кому-то хуже, и тебе станет лучше» — что-то вроде этого?
— Точно!
— Глупо.
— Но эффективно, — возразила Галя. — Можно порезать палец и вообразить себя зараженным смертельным вирусом. Ах, как тогда становится себя жалко! А можно просто слизнуть кровь и заниматься своими делами дальше. Понятно? Ты меня слушай. Тетя Галя тебя плохому не научит. Все, мой хороший, мне пора. Заболталась я тут с тобой, а у меня дел полно.
Виктор долго смотрел ей вслед, а потом с улыбкой покачал головой.
Степан заканчивал писать письмо матери, когда его подозвали к телефону. Звонила Галя.
— Привет, Галюня! — обрадовался он, как мальчишка. — Как дела?