— Точно! Оглянуться не успел…
— Бр-р-рымс, и здесь!
— Разве так бывает?
— Хо-хо! В червоточине? Еще как бывает!
Коллантарии галдели стаей галок. Живописали стремительность перехода и хитрые кунштюки подлого племени червоточин. Мар Фриш готовился прочесть лекцию о свойствах «кротовин». На «отрицательной плотности энергии» его перебивали, и «квантовая гравитация» терялась в общем шуме, сходя на нет. За подобный спектакль Луис Пераль-старший уволил бы всю труппу без выходного пособия. Нет, Якатля оставил бы: дикарь счастливо ухмылялся, любуясь долиной. Рой исчез, растворился в море листвы цвета винной бутылки, но маэстро сердцем чуял: там он, дружище, никуда не делся. Ждет, наблюдает, готов прикрыть в случае чего. Не это ли прикрытие имел в виду мар Яффе, большой знаток вероятностей?
— Диего! А ты что молчишь?
Бездарность из бездарностей, худший актер театра, маэстро изо всех сил старался не сфальшивить, но понимал, что фальшь неизбежна. Отвращение, вздохнул он. Вот что я чувствую: острое, до тошноты, отвращение к самому себе.
— Да я и сам…
— Что ты сам?!
— Ничего не понял. Кстати, где мы? Кто-нибудь в курсе?
Пробус только и ждал вопроса маэстро. Он привстал на стременах, картинно обозрел окрестности из-под козырька ладони:
— Друзья! Друзья мои!
— Ну? — подыграл рыжий.
— Провалиться мне на месте! Это же Хиззац!
— Ну да?!
— Точно! Вот ведь повезло!
Диего всерьез испугался, что земля — или что тут вместо нее? — и впрямь разверзнется и поглотит Пробуса без следа. На их счастье, Вселенная приняла ложь помпилианца с отменным безразличием. Зато из Карни вышел зритель на славу: доверчивый и простодушный. Она вытянула шею, глядя туда, куда указывал координатор:
— Хиззац? Где?
— Да вот же он! Видите, дорогуша?
— Но там пустошь! А за ней какой-то горб…
— Этот горб и есть Хиззац.
— Но ведь Хиззац — это планета!
— Мы с вами под шелухой, голубка моя. Помните?
— Галлюцинативный комплекс?
— Умница! Я горд знакомством с вами!
— А вот я как съезжу вас по физиономии! Будете знать, как насмехаться!
— Я? Над вами? И в мыслях не держал…
— А можно мне… Ой!
— Что с тобой?!
Повинуясь приказу бедер и коленей наездника, жеребец Диего прянул вперед. Оказавшись вплотную к замершей в седле Карни, маэстро схватил девушку за руку, словно опасаясь, что дочь маркиза де Кастельбро вот-вот исчезнет.
По правде сказать, именно этого он и страшился.
Перед Диего распахнулся космос. Центральная звезда системы истекала животворным теплом, ее лучи пронизывали коллант насквозь. Что-то задерживалось, копилось, наполняя волновое тело силой: упругой, бурлящей. Бело-голубой шар Сеченя обрел новые оттенки — золота и изумруда; планета, стыдливая танцовщица, куталась в кисею атмосферной дымки. Товарки Сеченя, кружась деликатным кордебалетом, походили на шары из прессованного угля с редкими блестками слюды. В системе закручивались, пересекались, накладывались друг на друга эфирные эманации, заполняя собой все видимое пространство без остатка. Маэстро смотрел, как зачарованный, пока с опозданием не осознал: Карни видит то же самое! Ей не потребовалось касаться спутников-коллантариев: она захотела — и увидела. Душа и плоть, всплыли в памяти слова профессора. В большом теле они едины. Значит ли это… Желание и воплощение, мысль и действие — неужели здесь они тоже одно целое? Не в этом ли суть жизни флуктуаций? В едином мыследействии? В блаженстве, к которому Диего Пераль лишь изредка приближался на пике куража, в острейшие моменты схватки, когда порыв, не успев оформиться в мысль, приводит в движение руку с клинком, когда исчезают дистанция и время, когда ты забываешь все и вся…
…что именно ты забыл сейчас?! Круазе, растерянно отвечает Диего, глядя, как шпага маэстро катится в знакомый угол. Я забыл круазе…
…и видит слезу на щеке дона Леона.
— Я научилась! Я умею! Сама!
Будь девушка не в седле, она бы запрыгала от восторга. Дон Леон, вспомнил маэстро. Слеза на щеке учителя. Влага на моей щеке. Давно и сейчас: единый миг. Он смахнул предательскую слезу, пока Карни не увидела. Непосредственность ребенка, переменчивость весенней погоды, восхищение, порыв… Это Карни, настоящая!
— Хиззац?
— Хиззац, — подтвердил Гиль Фриш.
— Какой красивый! Я не зря его выбрала!
— У вас прекрасный вкус, сеньорита.
— Чего же мы стоим?!
Карни тронула повод, намереваясь пустить кобылу обратно через плоскогорье.
— Не сюда, ласточка, — остановил ее Пробус.
— Почему?
— Лошадку пожалейте! Рытвины видите? Вы что, хотите, чтобы ваша красавица переломала ноги?
— Но нам ведь надо туда?
Карни указала на холм: фальшивый Хиззац.
— Туда, голубонька, туда. Но мы же с вами герои? Мы поедем по-геройски, в обход: дольше, зато надежней. И лошади нам спасибо скажут…
Пробус и мертвого уговорит, мрачно думал Диего, наблюдая, как девушка без возражений следует за помпилианцем. Мне бы его таланты! Проклятье! Язык мой — враг мой. Мне проще отрезать мерзкий язычишко ножом, чем трещать брехливой сорокой. А если не язык… Что тогда отрезать? Голову?!
Потеснив помпилианца, маэстро пристроился рядом с Карни. Испытывая смущение, для которого у Пераля не было ни одной внятной причины, опять взял девушку за руку. Коллант ехал по краю долины. Слабый ветерок нес ароматы цветов и влажной прели. Внизу, в хитросплетении зарослей, что-то двигалось, шевелилось. Я вижу, кивнул Диего. Рой, ты следуешь за нами. Оберегаешь, поддерживаешь, без слов намекаешь: все будет хорошо, у нас получится…
Хорошо, что без слов, отметил маэстро контрапунктом. Заговори рой — вдруг он окажется еще более скверным актером, чем я?
— На Хиззаце мы снимем дом…
— Бунгало.
— Почему бунгало?
— На дом у нас не хватит средств. То есть, может не хватить…
Планировать будущее, которое Диего звал прошлым — худшей пытки не изобрел бы и главный палач Эскалоны.
— Хорошо, бунгало! Ты найдешь работу…
— Охранником. Если повезет — помощником тренера…
— Почему не тренером? Ты же маэстро!
— Да, я маэстро…
— У тебя диплом!
— Диплом надо подтвердить…
— Ты подтвердишь! Я в тебя верю, мой ястреб!
Верю, вздрогнул Диего. Она верит. А я?!
— Ты подтвердишь диплом, и мы…
Ладонь Карни в его ладони начала таять. Стала бесплотной: туман под лучами солнца.
— Нет!
…а любовь
мелькает в небе,
Волну венчает
белым гребнем…
Сечень. Снег.
Девять человек, включая Пераля.
Энкарна де Кастельбро не вернулась с небес.
Гулкий удар в окно прервал нить размышлений Криспа, заставив молодого человека вздрогнуть. По стеклу, оставляя за собой влажный след, полз слизняк — лепешка мокрого снега.
— Ироды! Охламоны!
Крисп выглянул в окно.
— Ужо поймаю — ухи надеру!
К арке, ведущей со двора на улицу, с гиканьем и свистом неслась ватага сорванцов. Следом, обутый в монументальные валенки, грузно топал бородатый дворник. Внешностью дворник более всего напоминал гематрийский шагающий танк «Нефилим». Над плечом он занес орудие возмездия — совковую лопату на мощном древке. Не догонит, оценил Крисп. Не сильно и старается. Мальчишки скрылись в арке, дворник погрозил им вслед кулаком, произнес ряд слов, которые в письменном тексте обычно заменяются звездочками, и вернулся на исходную позицию, возобновив расчистку дорожки. Слизняк сполз на покатый карниз, замер в нерешительности — и соскользнул вниз, пропав из глаз.
Крисп прошелся из угла в угол. Пушистый ковер с узором из цветов и сказочных птиц гасил звук шагов. Теплый — никакого подогрева не надо! — ковер был приятным на ощупь. На съемной квартире Крисп быстро привык разгуливать по гостиной босиком. Квартиру они сняли вдвоем с Эрлией. Квартира есть, Эрлии больше нет. А гематры прекрасно осведомлены, где унтер-центурион Вибий остановился и чем занимается. Можно перебираться в имперское представительство — гостевых апартаментов там хватает.
Я остался, подумал Крисп. Почему?
Он и сам не знал.
Мысль, прерванная ударом снежка, мерзавка такая, сбежала с концами. Крисп вернулся к столу, навис над голосферой с застывшим «стоп-кадром». Отхлебнул холодного чаю из граненого стакана в серебряном подстаканнике — чудесное приспособление встречалось только здесь, на Сечене. Нет, мысль не возвращалась. Тогда Крисп рискнул восстановить цепочку рассуждений в надежде, что та приведет его к беглянке.
Итак, факты.
Коллант совершил новый рейс. На планете коллантарии отсутствовали тридцать четыре минуты — на семь минут дольше, чем во время предыдущего полета. Точка старта — прежняя, точка приземления — полтора километра на северо-запад. Судя по угрюмым лицам коллантариев, попавших в поле зрения камеры, вторая попытка закончилась не лучше первой. И еще — «Хиззац». Единственное слово, какое Крисп сумел разобрать. Планета, куда коллант, изначально стартовав с Террафимы, доставил объект «Маэстро».
Далее, Яффе и участники колланта минимум дважды встречались с профессором Штильнером, доктором теоретической космобестиологии и автором теории энерговолновых взаимодействий в колланте. Возможно, поэтому коллант до сих пор торчит на Сечене: здесь обретается научное светило, в чьих консультациях нуждается мар Яффе. Вытащить строптивого профессора на Таммуз или Элул — та еще задачка! С досье на профессора Крисп успел ознакомиться, а значит, имел представление о золотом характере светила.
И наконец, час назад у Криспа состоялась беседа с аламом Яффе.
— …услуга за услугу. Мы пошли вам навстречу, вернув Пробуса и его астланина. Теперь мы ожидаем от вас того же. У нас есть ряд вопросов к Диего Пералю в связи с известными вам обстоятельствами. Разумеется, под гарантии неприкосновенности. Если нужно, письменные. Господину Пералю не причинят вреда: ни ментального, ни физического…