— Это ложь самого Лютера. Она осквернила твой разум, и разум всех прочих, кто пошел против братьев, — категорически возразил Борей, и его лицо застыло.
— Несмотря на все своё пламенное красноречие и страстную убедительность, Лютер не был космодесантником и не мог стать им, — возразил Астелян. — Мало кто слушал его, почти все они были из нового легиона. Мои же космодесантники, глубоко уважая Лютера и его великие заслуги, служили лишь Императору и только ему одному были обязаны верностью.
— И как же так вышло, что якобы лояльные Темные Ангелы пошли против примарха, если их не трогало красноречие Лютера? — спросил Борей, подавшись вперед.
— Потому что я встал рядом с ним и предложил свою поддержку, — ответил приглушенным шепотом Астелян и на мгновение его одолели сомнения.
Не поступи он подобным образом, вдруг все остальное сложилось бы иначе? Он отогнал тревожную мысль, будущее Темных Ангелов определилось задолго до тех событий.
— Зачем ты это сделал? — голос Борея прервал его размышления.
— Чтобы мы могли совершить желаемое — сразиться с врагами Императора и повернуть вспять силы тьмы, которые обступили человечество.
— Объяснись.
— Эль-Джонсон был далеко и продолжал Великий Крестовый Поход, когда нас настигла страшная весть. Хорус, величайший из примархов, Воитель Императора, превратился в предателя. Сообщения были разрозненными и редкими, но мы, хоть и медленно, разобрались во всем, что произошло. Мы узнали про вирусную бомбардировку и кровавую бойню на Истваане. Примархи и их легионы восстали против Императора и воевали между собой. Невозможно стало отличить друга от врага. Мы слышали, и не раз, будто Темные Ангелы обратились против Императора и Лев Эль-Джонсон убит. Ходили слухи, что космические волки сражаются против тысячи сынов, и боевой брат убивает брата по всей галактике.
— Стало быть, ты решил, что есть возможность сделаться предателем и перейти на сторону Хоруса, — голос Борея прозвучал обвинением.
— Мы собирались отправиться на борьбу против Хоруса! — слабо возразил Астелян, его тело, в отличие от духа, утратило силу. — Не было уверенности ни в чем, лишь в своих сердцах мы были уверены. Это Лютер первым предложил оставить Калибан и вступить в бой, чтобы защитить Императора.
— Лютер привел бы вас к Хорусу! — отрезал Борей. — А как же приказы Льва? Неужели правитель Калибана ничего не значил ни для Лютера, ни для тебя?
— Для Лютера он имел большое значение, для меня — меньшее. Но откуда нам было знать, чего хочет примарх? Связь была прервана, намерения Льва скрыты, нас разъединяли противоречивые выдумки и расстояние в сотни световых лет. Примарх мог готовиться к сражению на далекой планете, мог перейти на сторону Хоруса или оборонять Императора — мы ничего не знали. Поэтому мы сделали единственно возможное, взяли на себя ответственность и сами выбрали свой путь.
— Что же произошло потом? Что послужило причиной сражения? — Борей снова приблизился, его одежда и кожа купались в красноватом свете жаровни, это придавало капеллану полудемонический вид.
— Были у нас и такие братья, в основном вновь принятые, которым немного не хватало веры и усердия старого легиона, вот они и выступили против ухода, — ответил Астелян.
— Поэтому вы напали на них и уничтожили несогласных.
Лицо Борея исказилось от накатившего гнева.
— Нет, именно они напали первыми и выдали свои предательские намерения, причинив сотни смертей, — поправил его Астелян. — Мы были готовы уйти, погрузились на транспорты, чтобы отправиться на орбиту, где нас ждали боевые баржи и ударные крейсера ордена. Когда корабли уже уходили, предатели нанесли удар. Их орбитальные суда обстреляли наши суда, батареи планетарной обороны были захвачены штурмом, из этих батарей открыли огонь по транспортам, сожгли их в небе, и обломки рухнули нам на головы. Некоторые корабли продолжили выход на орбиту и оказались уничтоженными, другие попытались приземлиться и их разнесли на части. Удар был стремительным, однако, мы контратаковали. Их корабли сбежали, а предатели, засевшие на батареях, были изгнаны или убиты.
— Они поступили так, чтобы пресечь неповиновение примарху, — подсказал Борей.
— Они не имели на это права! — прохрипел Астелян. — Я же сказал, что никто не знал, чего желает примарх, положение дел на войне с Хорусом тоже оставалось неизвестным. Выступив против нас, они совершили грех.
— Но вы не ушли с планеты?
— Мы не могли, — Астелян с печалью покачал головой. — Мы боялись оставить Калибан в руках братьев-предателей. Надо было удостовериться, что он в безопасности.
— И как вы надеялись этого добиться? — требовательно спросил Борей.
— Мы охотились на них, конечно, — ответил Астелян. — Они прятались в лесах и вели оттуда партизанскую войну, но в конце концов наш численный перевес сделал своё дело, и мы решили, что уничтожили их. В течение трех месяцев наши пушки молчали, и это был, вероятно, единственный совершенный нами грех — грех благодушия. Враги замыслили использовать такую беспечность и уничтожить нас, когда мы снова попытаемся покинуть планету. Они прятались гораздо тщательнее, чем нам казалось, и скрывались в самых негостеприимных уголках Калибана. Потом они собрали все свои силы, внезапно напали на космопорт и захватили некоторые транспорты. Ошеломленные, мы промедлили и не активировали лазеры вовремя, противники успели догнать наш флот, а мы не могли их обстреливать, опасаясь ударить по своим кораблям. Они сконцентрировали свои атаки на самом большом корабле флота, на моей боевой барже "Гнев Терры", штурмовали и захватили её, а потом навели пушки и торпеды на остальной флот. Бой был недолгим, ибо "Гнев Терры" превосходил любое другое судно, и вскоре флот ордена превратился в дымящиеся обломки.
— Итак, вы застряли на Калибане, верные примарху Темные Ангелы не дали вам присоединиться к Воителю, — сказал Борей, в какой-то мере гордый, потому что поступок был отчаянным.
— Это не последнее их деяние, — с горечью сказал Астелян, — Они направили "Гнев Терры" в атмосферу Калибана, там корабль сгорел, распался на огненные фрагменты, которые рухнули на поверхность. Кормовые плазменные реакторы взорвались в лесу, оставив там километровые в поперечнике кратеры, пыль от разбитого камня поднялась в небо и закрыла солнце. Некоторые части корабля врезались в замки и города, уничтожили их, а наибольшая часть погрузилась в Южный океан, создав приливную волну такой силы, что та смыла все на двадцать километров вглубь побережья. Мало того, что враги оставили нас на Калибане в безвыходном положении, так ещё и сотворили неописуемые разрушения на самой планете, которая сделалась нашей тюрьмой.
— Если ты говоришь правду, то как получилось, что вы обстреляли вернувшегося примарха? — спросил Борей с осуждением.
— Калибан был разорен и обезлюдел, — продолжил Астелян, и его голос упал до еле слышного шепота. — Леса умерли, потому что живительную энергию солнца скрыли облака пыли и пепла, которые повисли в воздухе. Мир медленно уничтожал сам себя, потому что мы не сумели защитить его от наших же боевых братьев. Деревья были сожжены, свет звезд у нас отняли, ты рассуждаешь о позоре, но он ничто по сравнению с виной, которую мы тогда ощущали…
— Но почему напали на Льва?
— Лютер поселился в Ангеликасте, в Башне Ангелов, самой большой цитадели Калибана и величайшей крепости Темных Ангелов. Я лично взял на себя командование внешней обороной планеты и лазерными батареями, и управлял ими из командного центра, удаленного на сотни километров. Получив сигнал о приближении кораблей к орбите, мы поначалу решили, что вернулись суда предателей, те самые, которые сбежали в первом бою.
— И поэтому вы открыли огонь? — спросил Борей.
— Нет, не поэтому, — ответил Астелян с вызовом. — Спустя небольшое время выяснилось, что наш примарх вернулся. Лютер обратился ко мне и попросил совета. Он встревожился, потому что перехватил сообщение о том, что Эль-Джонсон сам ведет корабли. После того, что произошло на Калибане, Лютер не знал, что делать, и опасался гнева Льва.
— И что ты ему сказал?
— Ничего, — мрачно ответил Астелян. — Я приказал батареям открыть огонь по прибывающим кораблям.
— Ты отдал команду?! — Борей выплюнул эти слова и схватил Астеляна за горло, снова прижимая его к плите. — Это ты ускорил уничтожение мира, который был нашим домом? И после этого отказываешься каяться в грехах?!
— Я остаюсь при своём решении, — хрипло ответил Астелян, тщетно пытаясь вывернуться из сдавившей его хватки капеллана. — Мне ничего другого не оставалось. Эль-Джонсон бы попросту нас размазал, потому что корабли предателей, как я подозревал, уже встретились с его флотом. Их версия событий обрекала нас на проклятье. Наш милосердный примарх кого угодно прикончил бы за то, что случилось с его родной планетой. К тому же я боялся, что наш примарх уже не лоялен Императору. Мы немного слышали о подвигах Темных Ангелов во время ереси, не следовало сбрасывать со счетов всякие возможности, Эль-Джонсон мог сражаться на стороне Хоруса.
— Значит, ты стрелял, потому что боялся возмездия? — прорычал Борей, приподнимая голову Астеляна и ударяя его затылком о каменную плиту.
— Я стрелял, потому что хотел убить Эль-Джонсона! — выплюнул Астелян, слабо пытаясь оттолкнуть Борея и освободиться. — Моя лояльность принадлежала в первую очередь Императору, а Эль-Джонсон был на втором месте, к тому же сильно отставал. Это был долг по отношению к Императору — защитить космодесантников под моей командой, тех самых, которых Император сам отобрал и вырастил, и которым угрожал примарх. Ты понимаешь?
— Вовсе нет, я не могу понять, как могло в тебе биться такое предательское сердце, — ответил Борей, отпуская Астеляна и с отвращением отстраняясь.
Продолжая говорить, он больше не смотрел на пленника.
— Выступить против примарха, пожелать ему смерти — самый тяжкий грех, который можно совершить.
— Этот был из примархов, которые пошли против Императора. До их появления не было никакого инакомыслия, не было гражданской войны, — заявил Астелян, отталкиваясь от плиты, чтобы сесть. — Это примархи повернули легионы против истинного хозяина, который потакал амбициям этих же самых примархов и тысячи космодесантников отдал под их начало. Примархи почти разрушили Империум, а Эль-Джонсон своими поступками обрек на гибель Калибан.