– Завянь, мусорка! – ответила Карина. – Мне к начальнику нужно.
– К какому начальнику? – не поняла прапорщица.
С такой просьбой склонная к неповиновению арестантка обращалась впервые.
– К гражданину начальнику режимной части, – ответила Карина.
– Ладно, только сперва доложу, – чуть подумав, смилостивилась охранница и захлопнула кормушку.
«Крымшамхалова Карина Александровна, 24 года. Дважды судима за разбойные нападения, погоняло – Крымчанка. Склонна к неповиновению и физическому сопротивлению. Физическая подготовка выше среднего уровня. При конвоировании использовать наручники…» Гражданин начальник режимной части красным фломастером вычеркнул наручники. Как-нибудь совладают господа цырики с Кариной Александровной.
– Веди, – вздохнув, кивнул режимник, вызвав для конвоя еще одну прапорщицу и молодого рослого парня-сержанта.
Усиленный конвой был вооружен резиновыми дубинками, баллончиками с газом «черемуха» и увесистыми рациями.
«Бойтесь, бляди! Крышу клинит!» – так гласила татуировка на оголенном плече Светы-Княжны, соратницы и товарки Крымшамхаловой. Она находилась под следствием по делу об очередном грабеже, но имела шансы на снисхождение, так как была беременной на шестом месяце. «Крышу» у Княжны клинило редко, но если уж клинило, то капитально. Час назад через «решку» (оконную решетку) она получила «коня» (записку) от Карины. Затея предлагалась дерзкая, но Крымчанка никогда ничего пустого и задаром не предлагала. И ко всему прочему, не прощала подельницам отказов. Даже тем, у которых пузо до колен.
Карина лютой ненавистью ненавидела вертухаек, цыричек, мусорок и прочих баб, работающих в милиции. Грудастые, толстожопые, с маленькими глазками, мусорки и цырички в свою очередь ненавидели ее, Карину. Сколько раз она расцарапывала им в кровь лица и вырывала волосы, ровно столько же те лупцевали ее резиновыми дубинками, травили слезоточивым газом, выкручивали руки до хруста костей. Сейчас ее конвоировали в кабинет режимника именно такие прапорщицы, плюс здоровенный сержант. Проходя мимо камеры, в которой находилась Света-Княжна, Карина вдруг остановилась, вскрикнула, сделав вид, что подвернула ногу.
– Ну-ка встать! – скомандовала одна из прапорщиц.
Спрятав в кулак чувство собственного достоинства, Карина в буквальном смысле опустилась перед цыричкой на колени.
– Больно, – простонала Карина, схватившись за живот.
И тут же привалилась к запертым дверям камеры, сильно ударившись затылком.
– Отравили меня, – стонала Карина, закатывая глаза.
Прапорщицы переглянулись с сержантом. Получалось, что Крымчанка что-то хотела сообщить начальнику режимной части, но ее кто-то успел отравить? Что теперь делать? Медчасть на другом этаже, далеко. На руках ее туда тащить?!
– Больно! – вскрикнула Карина, держась за живот, и руки ее задрожали, точно в конвульсиях.
Прапорщица вспомнила, что в камере, около дверей которой корчилась Крымшамхалова, есть женщина-врач, арестованная за взятки, и, кажется, бывшая медсестра. Ко всему прочему, заключенных можно было заставить оттащить Крымчанку в медчасть.
– Медработники есть? – распахнув оконце-кормушку, нервным голосом спросила цыричка.
– Есть, – ответила Княжна.
Она-то и была той самой бывшей медсестрой. И никаких опасений беременная заключенная у охранниц не вызвала. Как только прапорщица распахнула дверь камеры, на нее тут же набросилось несколько арестанток. Не ожидавшая нападения цыричка тут же лишилась дубинки, рации, а также двух прядей волос. Одновременно с атакой на первую прапорщицу моментально ожившая Крымчанка одним рывком поднялась с пола и тут же ударила сержанта ногой в солнечное сплетение. Резкость и сила удара бывшей балерины были на уровне мастера тхеквондо, охранник согнулся и потерял равновесие. Вторая прапорщица сумела достать Карину дубинкой, но Крымчанка, в отличие от сержанта, устояла на ногах и в свою очередь ударила цыричку по колену. Та по-поросячьи взвизгнула, на ногах устояла, но отступила назад, а Карина одним рывком вырвала у охранницы палку и тут же ударила ею прапорщицу по уху. Подобный удар всегда несет за собой мгновенную отключку.
– Лихо, Крымчанка! – только и произнесла Княжна.
В схватке она не участвовала, но зато сумела все четко организовать. В самом деле – все оказалось рассчитано точно. Кабинет режимника рядом, медчасть далеко.
– Что дальше? – спросила Княжна.
– Дальше – свобода, – решительно ответила Карина.
Перед ней, помимо Княжны, стояли еще три откровенно уголовного вида девицы с многочисленными наколками. Лица туповатые, злые. Одна, как и Света-Княжна, с большим животом. «Ох, как это здорово!» – еще больше воодушевилась Карина. Стрелять в беременных женщин устав МВД запрещал.
– Двигаться можешь? – спросила Карина у пришедшего в себя сержанта.
Тот кивнул, ошалело глянув по сторонам. К шее одной из его сослуживиц была приставлена ложка-заточка, вторая сидела на тюремном полу, вяло мотая головой.
– Ступай к режимнику, скажи все как есть, – подвела итог Крымчанка.
Сержанту не оставалось ничего иного, как повиноваться. Тем более до кабинета начальника режима был какой-то десяток шагов. Не прошло и минуты, как в коридоре появился сам капитан в сопровождении сержанта. С верхнего этажа спустились двое вызванных капитаном охранников со старшинскими лычками.
– Что за дурь, Крымшамхалова? – сохраняя спокойствие, спросил капитан.
Карина лишь усмехнулась. Капитан же выхватил из-за пояса пистолет и направил его на Крымчанку. Обычно сотрудники изолятора не имеют при себе огнестрельного оружия, но у капитана-режимника имелся в кабинете потайной сейф, в котором находился пистолет Макарова с боекомплектом. Как раз на случай подобных нештатных ситуаций. Карина молча взяла из рук одной из уголовниц дубинку и тут же мгновенно укрылась за спиной столь вовремя поднявшейся с пола прапорщицы. Она перехватила толстую шею прапорщицы резиновой палкой, сдавила так, что охранница захрипела.
– Это захват заложников! – крикнула Карина, закрыв себя телом здоровенной хрипящей прапорщицы. – Назад, мусора! Оружие бросить! И мобильник, если есть, сюда!
Капитан сделал шаг назад и отбросил пистолет. Но не к ногам Карины, а за собственную спину. Мобильник он бросил Крымчанке, и она исхитрилась поймать его на лету.
– В корпусе захват заложников! – по рации сообщил начальству стоявший за спиной капитана дежурный помощник.
«Крышу» и в самом деле переклинило.
– Освобождай кабинет, дятел режимный. Нам отдохнуть после таких дел треба, – рявкнула беременная Княжна. – В картишки перекинуться можно, с мусорками, на раздев.
При этих словах Княжна достала из кармана своего арестантского одеяния самодельную колоду карт. Это окончательно добило капитана: режим, за который он отвечал, запрещал карты строжайшим образом.
Николай Водорезов помнил, что бандит и уголовник Кизил знает его в лицо. И скорее всего при встрече попытается немедленно убить. Водорезов находился всего в нескольких шагах от входа в злосчастный коттедж. Максим был совсем рядом. Где-то поблизости должна была быть и Люба, да и милицейский полковник спать не должен. Расчет Николая был сейчас таким – любым способом нейтрализовать Кизила. Первым же ударом, первым же выстрелом. Дальше гвардейцы-десантники сами между собой разберутся. Николай извлек из рюкзака короткий арбалет, зарядил его и выстрелил во флюгер – средневекового рыцаря. Из арбалета вылетел якорь-кошка, весьма удачно зацепившийся за шток флюгера. К якорю был примотан специальный канат, используемый в промышленном альпинизме. Взобраться на крышу с помощью этого каната для Водорезова было уже не проблемой. На все про все ушло менее минуты.
– Что-то за окном! – кивнул на занавешенные шторы Кизилов. – Ты слышал?
– Нет, – ответил Максим.
Он и в самом деле ничего не слышал. Руслан осторожно заглянул за шторы.
– Вроде никого, – сказал он, оглядев окрестности.
В этот самый момент Водорезов уже смотал канат и теперь прикидывал, как лучше с крыши попасть в дом, не производя лишнего шума. На последнем этаже никого не было, свет, по крайней мере, не горел. С помощью все того же каната Николай немного спустился вниз, вплотную приблизился к окну. Затем достал специальный стеклорез, предназначенный именно для таких операций. Аккуратно вырезанную часть стекла Николай положил на подоконник, сам же благодаря субтильной комплекции удачно проник внутрь. В разведке иной раз малорослый боец стоит десятка амбалов, в этом Водорезов убеждался уже не первый раз. Привыкнув к темноте, осмотревшись и прислушавшись, Николай достал из кобуры пистолет с глушителем, тихонько открыл дверь и ступил на лестницу, ведущую вниз. Подполковник двигался бесшумно, школа вьетнамских разведчиков, инструкторов спецдисциплин не прошла для него даром. Спустившись на один этаж, Водорезов замер, так как услышал голоса.
– Что, Максимчик? Тянет взорвать всю эту халабуду к чертям собачьим? – спросил незнакомый Водорезову голос.
Ответа не последовало.
– Вместе с этими бабами, с Туберкулезом… Со мной? – продолжил задавать вопросы незнакомый голос.
– Руслан, я не для того сорвался с тобой в побег, чтобы убивать людей.
Голос ответившего, вне всяких сомнений, принадлежал Максиму Богданову. Теперь дело было за малым. Николай без труда мог отворить ногой дверь комнаты, из которой раздавались голоса, и дважды выстрелить. Именно этого хотел от Водорезова генерал Каляев и именно это сейчас было сделать проще всего.
– Мы рискуем, Максим, но мы знаем за что! Наш шанс на победу ничтожен, но он есть. Вспомни, поначалу ни ты, ни я не очень-то верили, что нам удастся сбежать из тюрьмы.
Говоривший был, разумеется, Русланом Кизиловым.
– Я помню, – ответил Богданов. – Но…
– Без «но», Максим! Без всяких «но». Или мы окажемся наверху, свалим Угря и будем жить счастливо и богато, или…
– Тогда давай без «или», – в свою очередь оборвал Кизила Максим.